Пришлось когда-то поработать в Штатах. Еще в «святые девяностые», когда дома ни работы не было, ни жилья, ни перспектив. По утрам мы встречались в офисе с моим наставником и партнером Ником. Он обзванивал возможных клиентов. Обычно американский друг начинал звонок с фразы: «Сэр, вы машина или персона?» Слушал напряженно ответ. Если собеседник реагировал на вопрос и становилось ясным, что он не автоответчик, начинался диалог.
И вот сейчас, мониторя по утрам американские телеканалы, я по старой привычке пытаюсь применить этот прием, когда у меня возникают сильные сомнения по поводу гуманоидной сущности героев сюжета. Уже столько раз, глядя, например, на бездушно-механическое поведение той же Нуланд, я кричал в экран: «Мэм, вы машина или человек?» Не отвечает. Не отвечает силиконовая наставница Госдепа. Виктория Сикрет. По крайней мере здесь все ясно. Хотя проблема шире. Намного шире…
В конце упомянутых девяностых, посчастливилось познакомиться с Уильямом Джонсоном — президентом Нью-Йоркской фондовой бирже. Мы пили кофе в его кабинете на Уолл-Стрит. Смотрели во внутреннее окно, выходившее в операционный зал. Дикое зрелище! Сотни брокеров с воплями носились по громадному помещению. У всех в руках были обычные старомодные телефоны с немыслимо длинными шнурами. Эти зеленые шнуры кольцам извивались по всему залу, душили его обитателей. Финансовый Лаокоон воочию!
Я спросил у президента почему брокеры не используют хотя бы радиотелефоны и уже входившие в моду сотовые. Тот задумчиво ответил: «Наверное это последнее, что связывает их с миром людей. Дальше начинается уже мир машин и резиновых кукол».
Сейчас, вроде, уже машины, то есть компьютерные программы управляют алгоритмами биржи. Люди здесь проиграли все свои позиции. Наверное, похожее произошло и в политике. Машины, притворяющиеся людьми, явно пошли в решительное наступление.
Соответственно, очень полезно было бы найти надежные способы, тесты, критерии определяющие, кто «машина», а кто «персона», кто человек со всем своим человеческим багажом, а кто — набор программ, протоколов и гигабайтов.
Нет. Не чувствую. Не ощущаю. Хотя и вижу всю консолидированную силу их армады. Хотя и осознаю, что политика бывшего мирового «гегемона» становится все более искусственной, механической, бездушной, «беспилотной».
Скопище западных политиков, которые прилетали в Москву за последние пару недель, больше всего напоминала именно рой беспилотников. Юркие, подвижные, настойчивые, серийные… Одинаковые слова, аргументы, жесты. Одинаковое неумение слушать собеседника и хоть как-то реагировать на его вопросы и реплики. «Сэр, (мэм), вы машина…». Было ясно, что у всех у них единый оператор управления, единая программа поведения, записанная на жестком диске. Очень жестком. Это многое объясняет. Вы же не спорите с банкоматом, который «сжевал» вашу карточку? Значит программа такая. И смешно спорить с министром обороны Остином, который заявляет, что не НАТО расширяется до границ с Россией, а «Россия расширяется до границ с Альянсом». С точки зрения человека — бред. Но с тоски зрения машины — можно трактовать и так.
Это, кстати, проясняет и вопрос о возможности компромиссов между машинами и людьми. То что для человека является чувством, для механизма — инструмент. Какой к… демонам компромисс. Тут всегда — или-или…
Правда, внешне некоторые из них очень похожи на людей. Я сам чуть не «купился» на канцлере Шольце. Думал, что его еще не успели «машинизировать» во время недавнего визита в Штаты. Да и немцы, боящиеся в силу исторической памяти, унификации и ходьбы строем, внушали надежды. Но когда он, вдруг, заговорил о геноциде в Сербии, не признавая геноцид на Донбассе, понял, что и он на «дистанционке». Хотя, чего удивляться. Если ты механический «конь педальный», то рано или поздно кроме «невидимой руки рынка» на своем руле, еще и ощутишь чужую осязаемую ногу на педале. Заокеанский оператор следит за каждым словом своих «коней непоседливых» и тут же купирует любое их ржание.
Мда, если уж сам великий мечтатель и сибарит Обломов не смог привить своему рациональному другу Штольцу вкус к свободному полету мысли, что уж говорить об покладистом Шольце…
В общем, есть задачка. Мир уже очевидно разделился на людей и их механические копии и нужен своего рода ПЦР-тест, позволяющий выявлять степень механистичности ключевых персон. Ну, чтоб хотя бы не тратить нервы, глядя на их бездушную реакцию на те мировые события от которых даже у толстокожих людей трещит сознание и замирает сердце.
Сначала я сделал ставку на внешние признаки. Вспомнил сорванца Тим Талера (из знаменитой притчи Джеймса Крюса), неосмотрительно продавшего свой задорный смех дьяволу. Помните, оказалось, что существо, которое не умеет смеяться, не воспринимается окружающими как человек. Стал искать кадры, на которых смеялся хотя бы какой-нибудь их министр из главных ньюсмейкеров: Салливан, Блинкин, Уоллес, Трасс… Нет, хмурятся как Псаки.
Протестировал самих лидеров. Сначала гипотеза подтверждалась: даже смешливый Макрон, не говоря уже про того же Шольца вроде лишены этого дара. Ухмылки выдел. Но вот задорного смеха как у Лаврова с Шойгу, когда они услышали про «вторжение России» не зафиксировал. Подумал было, что нашел надежный критерий. Но, блин, споткнулся о дикий хохот Джонсона на его антиковидной вечеринке. Тут же и утробное хихиканье Хиллари припомнил, когда ей показали в айфоне убийство Муаммара Каддафи. Не любят искусственные блондинки природных мудрецов. Не получается отличить органический смех от механической подделки. Значит надо искать другое.
Упс! Нашел! Чего явно нет у машин и «нежити», аватаров и «нелюдей» так это стыда и совести. Помните как раньше принято было характеризовать бездушных особей? «Ни стыда, ни совести!» Классика не подводит не только в сексе, но и в политике. Она объясняет, что «двойных стандартов» нет. Есть просто совершенно различные стандарты для тех у кого есть совесть и тех, у кого ее по определению и быть не должно.
Конечно, живое не сдается без боя даже в американской фабрике терминаторов. Но там, чтобы не окуклиться, не стать политическим бройлером, необходимо обладать одним из двух редких качеств. Быть, например, дерзким рыжим с хорошей электоральной базой. И как все рыжие уметь маскировать свои вызывающие человеческие качества под приемлемые истеблишменту. Ну там, совесть камуфлировать нарочитой алчностью, а стыд — бессовестностью.
Либо, требуется иметь послужной список и славу как у журналиста Мэтью Ли. Хотя и его вроде уже загнобили за «кремлевские нарративы». В Штатах ведь малейшее проявление человечности рассматривается как «русский след». У них и любая водка — «русская».
Но сейчас не об этом.
Нарастает, нарастает борьба натурального с искусственным, живого и «мертвого». Нам тут деваться некуда. Даже наша базовая религия — православие требует обустроить мир «по-человечески». Отступать, собственно, не куда — за нами храмы, кресты и купола. В случае поражения, не землю придется отдать. Душу! Те, у которых она есть, вряд ли согласятся…
Впрочем, во мне, наверное, говорит территориальный и концессионный шовинизм. Не только люди нашей веры и нашего пространства человечны. Это можно сказать о всех простых и нормальных людях любых частей и верований мира.
Вспомнилось как бродили когда-то по ночному Риму с одним чрезвычайным послом. Причалили к бару на стене которого была надпись, что именно в нем великий Гоголь написал свое «главное произведение». Заглянули. Заказали. Я спросил у заспанного бармена: «Так это здесь Николай Васильевич сотворил «Мертвые души»?» Бармен удивленно взглянул на меня и назидательно ответил: «Сеньор, душа человека бессмертна.»
