Это в наше время всеобщей исторической амнезии этого человека уже почти никто не помнит. Назови кому-нибудь из молодых поколений его имя, в лучшем случае пошутят про деда Мазая и зайцев. А перед войной его знал весь СССР. Он был героем многочисленных публикаций и киножурналов, о его трудовых подвигах рассказывали дикторы по радио и учителя на уроках. Страна стремительно индустриализировалась, и ей нужны были такие личности — герои созидательного труда.
Макар Никитович родился вне пределов современной Украины, но в местности, населённом потомками запорожских казаков — на территории Кубанского казачьего войска в станице Ольгинской. С 8 лет он батрачил на местного «кулака» Данилу Черныша. В 1919 году стал сиротой, его отец Никита Мазай — красный конник, погиб от рук белогвардейцев.
В 1930 году в родную станицу Макара прибыли агитаторы с Мариупольского металлургического завод имени Ильича. Соблазнившись их рассказами на Украину поехали сразу пятеро станичников. Мазай потом вспоминал о своих первых рабочих сменах:
«Работать в цехе, где все дышит огнем, непривычному человеку трудно. А тут как на грех стояла жара, и даже старожилы цеха работали с большим напряжением. Четверо из нашей пятерки на второй день не вышли на работу. Я остался один. Не скажу, что работа в горячем цехе мне сразу понравилась… После первого дня работы у меня кружилась голова. Сразу пришла мысль уйти из цеха, но я ей не поддался».
Из-за того, что детство его пришлось на годы Гражданской войны и послевоенной разрухи, Макар был практически неграмотным. Он едва умел подписываться, с трудом прочитывал заказ на плавку, поэтому, как комсомолец-активист, без отрыва от производства в 1932 году отправился на профсоюзные курсы техминимума, а в 1933 году закончил курсы сталеваров при Днепропетровском горном институте. Тогда же он стал подручным у опытного сталевара Максима Васильевича Махортова.
В 1935 году Макар перешёл в мартеновский цех. Этот год для советской промышленности (и для украинской в особенности) стал знаковым — в ночь с 30 на 31 августа благодаря своим рационализаторским решениям донецкий шахтёр Алексей Стаханов при норме в 7 тонн угля выдал за смену на-гора 102 тонны. Впоследствии он поставил новый рекорд — 227 тонн. Было положено начало такому уникальному советскому явлению, как стахановское движение.
Не обошло оно стороной и металлургов.
Фактически на различных сталеплавильных предприятиях Советского Союза началась своеобразная гонка по внедрению рационализаторских решений, которые позволили бы увеличить главный показатель — суточную выплавку металла с квадратного метра пода мартена. Включились в неё и мариупольские металлурги.
Директор завода им. Ильича Николай Викторович Радин и технический директор Пётр Яковлевич Кравцов провели целый ряд технических усовершенствований: 75-тонные сталеразливочные ковши заменили 100-тонными, 45-тонные чугуновозные ковши — 60-тонными. Модернизированный печи получили углублённые с 650 до 800 мм ванны, своды их поднялись на 250 мм, сечения вертикальных каналов увеличились с 1,8 до 2,4 м2. Почти в два раза было поднято давление и температура использующегося при сжигании мазута пара. Было увеличено складское хозяйство — увеличены мощности кранов, вагонеток и площади под хранение готовой стали.
Благодаря этим новшествам вместо намеченных отраслевой конференцией 6.7 тонн с квадратного метра пода завод стал давать в среднем 7.33 тонн, а передовики-мартеновцы: Шашкин, Пузырёв, Несмачный — все 8. И тут 28 октября 1936 года в мартеновском цеху №2 бригада Макара Мазая за рекордные 6 часов 50 минут выдала съём жидкой стали в размере 13.4 тонны. Инженеры завода объяснили успех Макара Мазая в журнале «Сталь» №№ 4-5 за 1937 год:
«… Он полностью овладел техникой работы с большими завалками и первый достиг блестящих результатов на этом пути: большая нагрузка на под, определенный порядок завалки, обеспечение максимальной быстроты её, энергичное проведение процесса кипения и сохранение во все периоды плавки высокого температурного режима печи — это основные факторы, осуществлением которых тов. Мазай и его товарищи добились своих рекордов».
Через газету «Правда» Мазай обратился к остальным сталеварам-мартеновцам со стахановским вызовом:
«За 20 дней октября я имею в среднем объём стали 9,7 т с 1 м2 пода при обязательстве 7,5 т. А в последние дни давал выше 13 т и не опускался ниже 11 т. Из 20 сталеваров нашего цеха нет ни одного, не выполняющего плана. Я, сталевар Мазай, и мои товарищи вызываем всех сталеваров советской страны соревноваться с нами…».
Почин мариупольских металлургов подхватили по всей стране. На выучку к Макару стали приезжать коллеги из Магнитогорска, Новокузнецка, Днепропетровска, Макеевки и Таганрога. Благодаря этому советская металлургия вскоре заняла в Европе по выплавке стали1-е место. Это позволило Советскому Союзу к 1941 году стать страной с самыми крупными бронетанковыми войсками в мире.
В 1937 году по ложному доносу директора завода им. Ильича и его главного инженера, благодаря которым и стали возможны рекордные плавки стахановцев-металлургов, репрессировали.
Писать в прессе об их заслугах стало невозможно, и тогда борзописцы присвоили все найденные ими технические решения Макару Мазаю. В перестроечные и постсоветские времена новые поколения всё тех же борзописцев стали с упоением указывать на этот факт пальцем, дескать: «Вот возвели в «икону» полуграмотного работягу, а об истинных героях забыли». Но уж кто-кто, а Макар Мазай в этом не виноват.
И да, он действительно находил рационализаторские решения, благодаря которым его бригада и стала передовой, только не в вопросах модернизации техники, а в организации своей работы, которую Мазай хорошо знал и понимал.
За трудовой подвиг Мазая наградили орденом Трудового Красного Знамени. Нарком тяжёлой промышленности старый большевик Серго Орджоникидзе лично вручил ему ключи от невиданного по тем временам подарка — легкового автомобиля ГАЗ-М1, более известного как «эмка».
Известность и успех вскружили молодому кубанскому казаку голову. Его дочь Ида Макаровна вспоминала, что отец мог зайти в ресторан и по широте своей души заявить заведующему: «Закрывай заведение, а всех, кто тут есть, я угощаю».
Вскоре, однако, Мазая отправили учиться в Москву в Промышленную академию. Перед отъездом он сдал заводу недавно полученную квартиру и машину — как истинный большевик, он считал, что они нужнее здесь, в Мариуполе. Для него же важнее было исполнить свою давнюю мечту — стать инженером.
Помешала война. Как только она началась, Макар бросил учёбу и вернулся на завод к мартену. В своём публичном обращении к сталеварам страны, он призвал их самоотверженно увеличивать плавки, чтобы приблизить неизбежную Победу.
Однако ему самому увидеть её было не суждено.
В начале сентября 1941-го стало ясно, что Мариуполь находится под угрозой захвата противником, и началась эвакуация его предприятий. Партийное руководство тянуло время до последнего, приказ о начале демонтажа и эвакуации был подписан только 13 сентября. Противник же захватил город всего через 25 дней. Это и объясняет, почему полностью вывезти всё оборудование не удалось, и немцы довольно быстро запустили почти все мариупольские предприятия.
Косвенно, это же стало причиной гибели Мазая.
Какую-то часть станков и агрегатов всё же вывезли. Первый этап эвакуации завода им. Ильича должен был закончиться к 10 октября. Планировалось, что его оборудование пополнит мощности эвакуированного в Нижний Тагил из Харькова танкового завода № 183 — впоследствии крупнейшего производителя легендарных «тридцатьчетвёрок».
Этот замысел был реализован почти полностью, туда уехал крупнейших в СССР прокатный стан немецкой фирмы «Демаг» и 15.000-тонный гидравлический пресс фирмы «Шлеман». Только для вывоза первого агрегата потребовалось около 800 вагонов. Для эвакуации отдельных составных частей «Шлемана» на некоторые вагоны пришлось устанавливать дополнительные колёсные пары. Также на Урал успели увезти ещё два прокатных стана меньшей мощности и несколько станков. Сколько всего из 6.200 запланированных вагонов с грузами отправились на восток, неизвестно.
7 октября последовало паническое распоряжение властей, отправлять срочно всё, что только можно быстро погрузить. Но было уже поздно.
Последние вагоны ушли с завода 8 октября и в этот же день в Мариуполь ворвались 1-я и 2-я мотоциклетно-стрелковые роты, бронетранспортеры и танки разведывательного батальона дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» во главе с его командиром штурмбаннфюрером Куртом Мейером.
Власти города понимали, что они не успевают полностью эвакуировать всю промышленность.
Сын учителя Мазая — Максима Махортова — Иван, к тому времени работал в райкоме и готовился остаться в подполье. Он вызвал Макара к себе и поставил ему задачу, вывести все заводские печи из строя. Мазай эту задачу выполнил, «козлов» — застывшую расплавленную массу содержимого доменных печей — засадили прямо в день захвата города врагом.
Однако сам заслуженный сталевар уехать из Мариуполя не успел, и остался в подполье. Скорее всего он просто вызвался это сделать, но точно неизвестно — свидетелей не осталось.
Вскоре в Мариуполе появились представители «Акционерного общества сталеплавильных заводов Фридрих Крупп и К°». Заводы им. Ильича и им. Куйбышева стали номерным заводом общества №2. На первом из захваченных предприятий немецкие инженеры довольно быстро смогли восстановить электростанцию, мартеновский и броневой цеха, прокатный стан 750. Козлы они каким-то образом успешно расплавили, что позволило не разбирать домны. Кроме оборудования враги смогли захватить на складах приличные запасы готовой стали.
Оставшиеся в городе подпольщики поставили себе задачу работу восстановленных немцами мощностей прекратить или хотя бы затруднить. К реализации этого плана на заводе им. Ильича приступила группа бывшего передовика-стахановца депутата Верховного Совета УССР Никиты Пузырёва. В его диверсионную группу вошёл и Мазай.
Однако подпольщики из сталеваров получились плохие.
Благодаря их неопытности, немцы довольно быстро выяснили, кто пытается саботировать работу мартенов. Пузырёва арестовали прямо в цеху и вскоре расстреляли, случилось это почти в самом начале оккупации. Приблизительно в это же время погибли выданные предателями Иван Махортов и ещё несколько работников завода.
Мазай продержался немногим дольше.
По некоторым свидетельствам, ему несколько раз удавалось проникнуть на завод с диверсионными и разведывательными целями, но в конце концов его тоже арестовали. Немцы пытали героя, требовали выдать своих товарищей, но он ничего своим мучителям не сказал, и его расстреляли.
При освобождении города в 1944 году материалы мариупольского гестапо попали в руки НКВД. Виновника гибели знаменитого стахановца-металлурга ликвидировали. Говорят, его потомки до сих пор живут в Мариуполе, а сын потом приходил к дочери Мазая — Иде Макаровне, и стоя на коленях долго просил прощение за своего предателя-отца.
После войны начался процесс увековечивания памяти героя-металлурга: в 1948 году в переименованном в Жданов Мариуполе Макару Мазаю установили памятник, здесь же — в Жданове, в Сталино (будущем Донецке), Туле и на родине сталевара в станице Ольгинской появились улицы его имени.
В 1951 году поэт Семён Кирсанов получил Сталинскую премию за написанную накануне стихотворную повесть «Макар Мазай», а на Украине до сих пор проводится ежегодный международный турнир по боксу «Мемориал Макара Мазая», последний состоялся в конце июля этого года.
Таким уж был замечательным и ничем незапятнанным этот человек, что несмотря ни на какие политические перипетии, никто не покушается на его светлую память. Поэтому по-прежнему на Украине и в России сохраняются улицы его имени, по-прежнему в его честь боксируют талантливые молодые спортсмены со всех уголков мира. Вот только вспоминают о нём всё реже, и реже.
Но как знать, может завтра люди труда снова станут популярнее каких-то певичек или актрисулек, и славное имя Мариупольского сталевара громко прогремит от Карпат и до самого Тихого океана.
