Тем не менее японцам удалось создать вполне самобытную культуру, которую легко отличить от китайской и трудно с последней спутать. Можно сказать, что на новом витке японская культура, за счёт количественного роста, преодолела качественный барьер и стала уже не подражанием, но антитезой китайской.
Впрочем, в военном деле японцы всегда отличались от своих китайских учителей. Будучи знакомы со всеми китайскими трудами по военно-стратегическим проблемам, японцы выработали свою оригинальную манеру ведения войны, которая коренным образом противоречила китайским рекомендациям. Это объясняется коренным отличием в принципах построения китайского и японского государств.
Китайская империя (за редким исключением первых десятилетий династии Тан) базировалась на мощи бюрократического аппарата. Армия была вторична. Китай не раз проигрывал войны и подвергался завоеваниям, но в конечном итоге навязывал завоевателям свою управленческую систему и выигрывал у них мир, ассимилируя и превращая в китайцев детей и внуков непобедимых степных богатырей.
Вмешательства армии в политику в Поднебесной справедливо боялись больше, чем военного поражения. Топить нашествия в Китайском море имперская бюрократия научилась профессионально. Собственная же армия, в качестве ведущей политической силы, грозила в любой момент разрушить империю, потратив её ресурс на бессмысленные, никому не нужные победы (завоевания, которые невозможно удержать), приносящие славу и власть генералам, но разоряющие податное сословие и уничтожающие имперскую экономику.
В общем, в Китае бюрократия господствовала над военными.
В Японии всё было с точностью до наоборот. Японская империя не вырастала на землях, изначально заселённых японцами, но постепенно завоёвывалась у айнов (северных варваров по японской терминологии). Это был мощный и опасный противник, войны шли с переменным успехом, и роль военных в государственной жизни Японии изначально была существенной. В конце концов после создания родом Минамото Сёгуната Камакура военные на семьсот лет приобрели в Японии абсолютную власть.
При этом надо иметь в виду, что постепенное принятие сословием воинов (буси) особого кодекса чести (бусидо), который мы сегодня называем самурайским, делало японских военных в некоторых своих негативных чертах похожими на современных им европейских рыцарей. Личная храбрость и готовность погибнуть (пусть и самой глупой, но героической смертью) ценилась больше, чем победа, одержанная при помощи китайских хитростей. В результате, несмотря на последовательное существование общеяпонских военных правительств в виде сёгунатов Камакура и Асикага, гражданская война, идущая с переменным успехом, почти не прекращалась в стране. Редкие периоды затишья, связанные с концентрацией власти в руках отдельных талантливых и харизматичных полководцев, сменялись переделом поделённого японского мира сразу же после их смерти.
Так продолжалось до тех пор, пока в конце XVI века на японском горизонте не взошла звезда Токугава Иэясу. Созданный им Сёгунат Токугава просуществовал больше двух с половиной столетий и пал исключительно по причине внешней расконсервации японской политики, замороженной Иэясу на более чем 250 лет.
Токугава Иэясу появился на политической арене Японии в момент, когда за позицию гегемона боролись выдающиеся полководцы: Такэда Сингэн, Уэсуги Кэнсин и Имагава Ёсимото. Казалось, что у мелкого даймё из знатного, но слабого рода Мацудайра (каковым и был Иэясу), владевшего лишь частью провинции Микава, нет никаких шансов побороться с такими монстрами не только на равных, но даже просто за независимое существование.
Семья Иэясу вынуждена была принести независимость своих владений в жертву их безопасности и признать свой вассалитет про отношению к Имагаве Ёсимото — сильнейшему даймё Японии и выдающемуся полководцу своего времени. Через некоторое время Ёсимото, по японским правилам, дипломатически обеспечив себе надёжный тыл, двинул армию на Киото, чтобы получить из рук императора статус всеяпонского гегемона (это не сделало бы его главой Японии, но облегчило бы дальнейшие завоевания). По пути необходимо было завоевать небольшую провинцию Овари, которой владел Ода Нобунага.
Армия Ёсимото в десять раз превосходила противника численно (японцы того времени предпочитали брать числом, а не умением). Но в битве при Окэхадзима, в результате совершённого Нобунагой хитрого манёвра в тыл армии Есимото, армия клана Имагава была разгромлена, а сам Ёсимото погиб.
После этого клан Мацудайра, главой которого был Иэясу, стал союзником Нобунаги, сам же Иэясу Токугава получил первый урок того, что предсказуемая японская стратегия легко опровергается простейшим манёвром. Второй урок он получил от следующего великого японского полководца и очередного кандидата в гегемоны Такэда Сингэна. В битве при Микатагахара Иэясу сам решил применить против Сингэна простейшую военную хитрость (выйти в тыл по примеру Нобунаги), но попался в расставленную ему (также весьма несложную) ловушку и едва не погиб, потеряв не меньше половины армии.
В следующие 25 лет с японской политической сцены сошли великие даймё Такэда Синген, Уэсуги Кэнсин, Ода Нобунага и даже выскочка из низов, сумевший практически объединить Японию под своей военной властью, Тоётоми Хидэёси. Иэясу в это время гораздо меньше воевал (исключительно со слабыми, заранее обречёнными противниками) и всё больше укреплял свои позиции за счёт политических комбинаций. В конечном итоге в 1603 году император назначил его сёгуном, а к своей смерти в 1616 году Токугава Иэясу создал мощнейшую государственную конструкцию, обеспечившую его роду 250 лет спокойного правления, а Японии — самый долгий в её истории период абсолютного мира.
Российское руководство часто критикуют за то, что оно стремится как можно реже прибегать к силе как во внутриполитических, так и во внешнеполитических вопросах. Критики выступают с тех самых псевдоблагородных рыцарско-самурайских позиций. Надо, мол, на лихом скакуне, с открытым забралом и поднятым мечом бросаться в бой и побеждать, ибо с нами Бог. А так, мол, люди страдают, а Россия ничего не делает.
Я ещё могу понять, когда эти инвективы раздаются по поводу страданий русских людей в Донбассе, воюющих, чтобы отстоять свою русскость. Но когда Россию упрекают в том, что она не кладёт жизни своих солдат в интересах сербов или армян, киргизов или таджиков, одновременно возмущаясь дешёвой и почти бескровной операцией в Сирии, которая резко улучшила общее геополитическое и военно-стратегическое положение России, я начинаю теряться в догадках: это у людей с головой совсем плохо или они желают, чтобы Россия надорвалась от непосильного геополитического груза и лопнула, как лопнул СССР и как сейчас прямо на наших глазах взрываются США, грозя забрызгать весь мир.
Токугава Иэясу был японцем и самураем до мозга костей. Он чтил кодекс бусидо и традиции своей страны. Но он на практике познал великую мудрость Сунь Цзы, гласящую, что лучшая война — та, которая не началась. Его конкуренты истощали друг друга, а он накапливал силы и в конце концов победил всех, почти не воюя.
Подчёркиваю, почти, ибо самая мирная политика никогда не зависит от одной страны. Как бы мы ни хотели победить без войны, нас могут принудить воевать оппоненты, ибо когда на вас нападают, маневрировать поздно, надо защищаться.
Но как судьбы конкурентов Токугавы Иэясу, так и его собственная судьба показывают, что все случайности и превратности войны нельзя просчитать. Самая подготовленная победа иногда оборачивается поражением (как у Имагавы Ёсимото при Окэхадзима). Свою последнюю битву (при Сэкигахара) Токугава Иэясу вынужден был дать Западной коалиции Исиды Мицунари, ибо враг не хотел сдаваться без боя. В ней Иэясу стоял на грани поражения, а его победу определила случайность. Даже заранее подготовленное Иэясу предательство Кобаякавы Хидэаки, ударившего в тыл своему союзнику Исиде, не окончательно склонило чашу весов в пользу Токугавы. И только спонтанное предательство Симадзу Ёсихиро, чья армия так и не вступила в бой на стороне Западной коалиции, позволила Токугаве победить.
Как видим, воевать он был вынужден, войну и даже битву прекрасно подготовил. Но судьбу сражения (а значит, и следующих 250 лет японской истории) решила случайность.
Именно поэтому, пока динамика и вектор развития событий благоприятствуют России, пока победа даётся в перспективе без войны, надо бороться за мир, такой мир, чтобы от врага камня на камне не осталось, а мы бы на это не потратили ни одного рубля денег, ни одной человеческой жизни. И только в крайнем случае, если иного выхода нет, приходится прибегать к силе как к «последнему доводу королей» (именно к последнему, после того как остальные уже исчерпаны).
Ну а рыцарские доблести хороши в книгах и фильмах. На деле же пока хоть рыцари, хоть самураи упражняются в благородной храбрости, ведя бесконечные войны — единственное достойное их занятие, народы (хоть европейские, хоть японский, хоть любые другие) страдают от несущих разорение перманентных междоусобиц. Когда же рачительная бюрократия загоняет рыцарей в стойло организованной и послушной регулярной армии, для которой война также не развлечение, а бедствие (ибо её солдаты не мечтают красиво умереть, а предпочитают дожить до глубокой старости), восстанавливается нормальный баланс между интересами всего народа и военного сословия, позволяющий стране процветать и развиваться в безопасности, понемногу, не спеша, приобретая необходимое, но не гонясь за лишним.
Успешные страны, как и успешные люди, часто умирают от несварения желудка, пытаясь проглотить больше, чем в состоянии переварить. Кстати, по одной из версий, именно так умер 73-летний Токугава Иэясу, любивший обильно поесть. По другой — от венерической болезни (тоже от излишеств в удовольствии).
