Он родился 21 мая 1920 года в селе Великий Бурлук Харьковской губернии, став десятым ребёнком в семье. Ему было девять, когда умерла мать, а ещё через три года Слобожанщину и соседнее российское Черноземье, а также ещё целый ряд регионов СССР поразил страшный город, который сейчас на Украине принято называть Голодомором и считать исключительно украинской бедой. Уже в постсоветское время Иван Афанасьевич признавался, что после пережитого голода скудное пенсионное украинское бытие не казалось ему чем-то таким уж невыносимым.
Пропасть ему тогда не дали старшие братья Елисей и Пётр и сёстры Клавдия, Анастасия и Мария. В 1939 году он закончил десятилетку, и перед ним ребром встал вопрос: куда дальше? Стране для её быстро растущей армии сотнями тысяч требовались командиры, поэтому Иван решил делать военную карьеру и отправился в Ленинград, где в декабре поступил в военно-инженерное училище им. А. Жданова.
Он родился с украинской фамилией Келеберда, которую в СССР было принято писать в двух вариантах. Получилось так, что, начиная с училища, Иван во всех документах и наградных листах проходил под русским — Калиберда, а когда вернулся на Украину, то и украинский вариант своей фамилии стал писать так же. Таким вот образом из Келеберды он и превратился в Калиберду.
День 22 июня 1941 года застал его там же, в Ленинграде.
Уже через несколько недель училище перевели в Кострому — слишком близко находился город на Неве от линии фронта. На новом месте Иван доучивался ещё почти год, пока однажды весной его курс не подняли по тревоге. Он и его товарищи готовились к выпуску, к присвоению первых командирских званий, но вместо этого их без объявления приказа, без экзаменов погрузили на пароход и отправили «вниз по матушке по Волге», в Камышин, куда они прибыли через девять дней своего размеренного плавания.
Сухпай курсантам выдали всего на два дня (никто не ожидал, что их будут везти так долго), так что несколько дней они практически проголодали. Когда прибыли в Куйбышев (современную Самару), сопровождавшие их командиры обратились в местную комендатуру, и курсантов снабдили всем необходимым на оставшийся отрезок пути.
В Камышине курсантам вручили лейтенантские кубари и направили на формирование сапёрных батальонов. Ивану дали под начало роту. Почти сразу батальоны приступили к строительству укреплений на берегу реки Хопёр, как вдруг поступил приказ прекратить работы.
Батальон Ивана расформировали, командиров отправили в Сталинград. Получилось так, что как раз перед отправкой его товарищ пожаловался ему, что натёр ногу. Иван предложил, как тогда говорили, «махнуться» сапогами: свои менее жёсткие хромовые он был готов поменять на яловые. Но когда они переобули по первому сапогу, объявили построение, после чего тут же было приказано грузиться и отправляться, причём товарищ его поехал в другое место. Так и получилось, что попал Иван на фронт обутым не по уставу.
Он прибыл в Сталинград 23 августа. Это был день беспрецедентной бомбардировки города, когда вражеская авиация практически стёрла его с лица земли, совершив за один день более 2000 боевых вылетов. Калиберда видел, как горели дома, заводы, как пылали нефтяные хранилища… От разлившейся нефти полыхнула Волга.
Брат — боец рабочего батальона, с которым он виделся в Камышине перед самой отправкой, потом признавался ему, что первое время думал, будто Иван погиб, ведь в тот день сложили голову около 40 тысяч защитников и жителей города.
В Сталинграде Калиберду назначили командовать взводом понтонеров 6-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона (омпмб).
Начальству не понравилось, что прибывший лейтенант одет не по форме. Спросили: «Почему партизанская форма одежды?», тут же последовал приказ старшине: «Переодеть».
Первую переправу взвод Ивана обеспечивал через небольшую речушку — приток Дона. Понтонёры переправляли десанты, те вступали в бой, а они гребли обратно, чтобы в очередной рейс доставить им боеприпасы и подкрепления.
Затем было строительство низководного моста через Дон чуть севернее Калача-на-Дону в районе станицы Трёхостровской. Вскоре их перевели на 4-5 километра выше по течению наводить новую переправу. Не успел взвод достроить её до конца, как приступил приказ минировать: немцы прорвались, и начальство потребовало, в случае их выхода к реке, переправу уничтожить.
Заминировали, стали ждать приказа на подрыв. Но тут налетели «мессершмиты» и разбомбили ту часть моста, которая была у советского восточного берега, а у западного — вражеского — переправа (15-17 пролётов) осталась целой.
Приказ комиссара батальона был категоричен — подорвать. А как, если нарушены ведущие к взрывчатке провода и сапёрам даже не на чем доплыть до взрывчатки? Течение у Дона в низовьях быстрое — вплавь, чтобы не снесло, не так просто добраться. Стал Иван ходить по берегу со своим подчинённым — сержантом Поповым, чесать затылок: «Как же выполнить приказ комиссара?»
Вскоре их заметили немецкие корректировщики, и возле переправы стали рваться снаряды. По счастливой случайности, один из немецких «гостинцев» угодил прямо в деревянный настил и прошил его, сдетонировала взрывчатка, вверх полетели брёвна и балки. Отряхнувшись от песка и щепок, Калиберда и Попов поймали пасшуюся неподалёку бесхозную лошадь, взгромоздились на неё вдвоём и поехали в тыл к комиссару докладывать, что задание выполнено.
Затем в октябре батальон построил возле Камышина наплавной понтонный мост через Волгу, часть которого буквально на следующий день после завершения работ унесло ураганом и штормом. После этой неудачи взвод опять отправили в район Калача-на-Дону, обслуживать налаженную здесь возле станицы Трёхостровской переправу.
Ранним утром 19 ноября 1942 года понтонёры Калиберды переправляли через Дон танки, которые через несколько дней замкнули вокруг 6-й армии Паулюса кольцо окружения. Уже с вечера того же дня в обратном направлении пришлось переправлять оборванных и грязных пленных немцев, румын, венгров… Так вот у Трёхостровской и закончилась для Ивана эта битва.
В Сталинграде среди разного вражеского имущества понтонёрам «перепали» трофейные самоходные понтоны грузоподъёмностью 16 тонн. На них даже приезжал смотреть маршал СССР Георгий Жуков. Командованию батальона он тогда сказал: «Ребята, берите, понадобится!» — и действительно, понтоны эти сыграли в жизни лейтенанта Ивана Калиберды огромную роль.
Летом 1943 года шло сражение на Курской дуге. 6-му омпмб приказали чуть южнее Белгорода сначала обеспечить брод, а затем — навести переправу через Северский Донец. Ширина реки тут небольшая — метров 50, но работать надо было прямо под носом у противника, в виду его артиллерийских корректировщиков. Решили за основу использовать мощные стальные рамы трофейных понтонов, в результате чего получился мост грузоподъёмностью до 30 тонн.
Возводя его, батальон за одну ночь потерял сразу целую роту своих бойцов. Потом вражеского корректировщика вычислили, подошедший танк утром несколькими снарядами сшиб в селе Топлинка колокольню, и переправу закончили. Позже оказалось, что она предназначалась для отвлечения противника — войска форсировали реку в другом месте, но за проявленный героизм бойцов и командиров батальона наградили. Среди отмеченных командованием оказался и Иван. В его наградном листе на орден Красной Звезды было указано:
«2.8.43 при выполнении боевого задания по устройству брода через р. Северский Донец в районе с. Топлинка тов. Калиберда, под сильным ружейно-пулеметным и минометным огнем, производил работу взводом по подноске и укладке лесоматериала на дно реки. Находясь в воде в течение четырех часов, лейтенант Калиберда лично руководил каждым отделением, и не ушел оттуда, до полного завершения работы. Задание было выполнено в срок.
7.8.43 во время строительства моста, под ураганным огнем противника, презирая смерть, находясь все время в воде, тов. Калиберда со своим взводом устанавливал и укреплял рамные опоры, руководил укладкой прогонов и настила. Благодаря самоотверженной и героической работе л-та Калиберда, задание по постройке моста было выполнено в срок».
Затем было стремительное продвижение по знакомым местам — перед Иваном лежала родная Харьковщина. Но ностальгировать времени не было: дни проходили в постоянных минированиях, разминированиях, в наведении понтонных и мостовых переправ, оборудовании бродов.
Перед частями Красной армии командованием была поставлена задача — преследовать противника и постараться на его «плечах» форсировать Днепр, тем самым сорвав замысел Гитлера, превратить его в непреодолимый рубеж.
К самой главной украинской реке батальон Ивана вышел чуть южнее Кременчуга, возле сёл Переволочна и Солошино. Поступил приказ — взводу лейтенанта Калиберды переправить первый десант и установить связь. Причём приказали делать это днём: ни дымовых завес, ни тумана, ничего. Ширина Днепра в этом месте — 800-900 метров. Их отправляли на верную смерть.
Но делать нечего. 29 сентября 1943 года около 16:00 понтонёры и солдаты передовой роты погрузились на всё те же трофейные понтоны и направились к вражескому берегу. Иван встал за установленный на носу понтона пулемёт: он был нужен, чтобы подавлять огнём расположенные на самом краю речного обрыва вражеские огневые точки. Сначала было тихо, а затем, ближе к середине реки, сначала разорвался первый снаряд, а затем весь правый берег Днепра словно ожил. От разрывов мин и снарядов понтоны швыряло из стороны в сторону. Вокруг свистели осколки и пули. Вода буквально кипела от разрывов.
Казалось, прорваться через огненную завесу не удастся, но им удалось… одному понтону из четырёх: именно тому, на котором шёл Калиберда. Последнее, что он помнил, это как ему крикнул его заместитель сержант Алексей Фадеев: «Товарищ лейтенант, я ранен!» В ответ Иван только успел ему крикнуть: «Я тоже!» — и рухнул без сознания, сражённый вражеской пулей.
В газете 2-го Украинского фронта «Суворовский натиск» № 257 за 1943 год в заметке «Под ливнем огня» потом написали:
«Командир вызвал лейтенанта Ивана Калиберда и приказал: «Вы — командир первого десанта! Вам надо первыми переправиться на правый берег!» Лейтенант коротко ответил: «Есть, будет выполнено!» Ливень огня обрушивался на первый паром, но он шёл по намеченному курсу. И достиг берега. Только не довелось ступить на правый берег командиру десанта. Его боевые друзья, вступив на правобережье, похоронили тело своего командира на заветном берегу. Героя нет в живых…».
К счастью, фронтовой борзописец ошибся.
Сержант Фадеев, несмотря на ранение, заменил своего командира, а его самого, когда стемнело, эвакуировал на левый берег первым же обратным рейсом того самого понтона. Ивану страшно хотелось пить, он просил воды, но услышавший это врач страшным ором кричал на солдат: «Не давать ему воды! Не давать!» В палатке полевого госпиталя выяснилось, что пуля навылет прошила грудь, вырвав из спины у Ивана кусок живой плоти. Хирургического вмешательства не требовалось, поэтому раны просто зашили, вкололи антибиотик и отправили выздоравливать в стационарный харьковский госпиталь.
Отсюда Калиберду хотели отправить на восстановление сил куда-то в Россию, но, когда санитарный поезд остановился в Купянске — всего в 50 километрах от его родных мест, он попросил начальника поезда разрешить ему сойти, чтобы долечиться дома. На удивление, тот пошёл навстречу: выдал историю болезни и отправил с Богом.
В Великом Бурлуке Калиберда и узнал, что стал Героем Советского Союза. К нему домой пришёл председатель колхоза — двоюродный брат, который был в два раза старше, и принёс газету с Указом Верховного Совета СССР от 26 октября 1943 года, в котором его фамилия стояла под №59, а сержанта Алексея Фадеева — под №164.
В батальон Иван вернулся через несколько месяцев после ранения, уже в 44-м году, но его назначили не на «передок», а командовать техническим взводом, отвечавшим за исправность различных машин и механизмов.
Вскоре ему вручили Звезду Героя и орден Ленина, причём вручал их начальник инженерных войск 2-го Украинского фронта, генерал-майор Александр Цирлин. До войны он командовал тем самым ленинградским училищем, которое заканчивал Иван.
После техвзвода Калиберду назначили помощником командира мостовой роты, которая перевозила понтонные парки.
Казалось бы — тыловая должность, но даже тыловики батальона, вступив на Западную Украину, несли потери. Уже в Карпатах 1 октября 1944 года командир 6-го омпмб майор Пётр Павлович Маркарян и его заместитель майор Иван Васильевич Белоглазов выехали в штаб округа и пропали без вести. Так их больше никогда и не нашли: «бандеровцы» хорошо умели прятать тела своих жертв.
Война ещё не закончилась, когда дослужившегося до звания старшего лейтенанта Калиберду отправили в Высшую инженерную школу в Нахабино. Тут его и настигло известие о капитуляции Германии. Школа никаких преимуществ не давала — после неё всё равно надо было заканчивать академию, а потому Иван написал рапорт, чтобы из школы его отпустили.
Командование прислушалось к пожеланиям героя и отправило его в Сталинград, где он два года преподавал военно-инженерное дело в местном танкотехническом училище. Затем вернулся на Украину, в Прикарпатский военный округ, на различных военных должностях дослужился до звания майора.
В 1951 году Калиберда всё-таки поступил в академию, но не инженерную, а юридическую, которую закончил в 1954 году, после чего год проработал в Житомирской области. Ещё через год, в апреле 55-го, пришла телеграмма с приказом откомандировать его в штаб Прикарпатского военного округа. Так Иван Афанасьевич очутился во Львове, где и прожил до конца своих дней.
Так совпало, что как раз в этот период времени состоялся противоречивый ХХ партсъезд КПСС, развенчавший «культ личности», после которого прокуратуры, в том числе и военные, приступили к массовому пересмотру дел 30—50-х годов. Не избежал работ по реабилитации и Калиберда. Реабилитации подлежали и многие несправедливо осужденные, после чего прокуратура инициировала дела против тех, кто их репрессировал.
Кроме этого Иван Афанасьевич, занимавший должность помощника военного прокурора Прикарпатского ВО по спецделам, рассматривал и дела бойцов и подпольщиков ОУН-УПА*. Однако получилось так, что при СССР ему освещать эти дела ещё было нельзя, а после его распада — уже опасно, поэтому о подробностях той работы он предпочитал не распространяться.
Единственное, рассказывал о том, как ему довелось реабилитировать многих бандеровцев, к которым советское правосудие отнеслось чересчур строго. Например — молодых юношей и девушек, которых под угрозой смерти заставляли носить «грипсы». Так назывались сделанные карандашом на папиросной бумаге миниатюрные записки. Они закатывались, прошивалась ниткой и запечатывалась свечным парафином, после чего их нужно было доставить и положить в тайник.
В запас Калиберда ушёл в июле 1969 года в звании полковника. Долго работал начальником Музея истории войск Прикарпатского ВО, преподавателем начальной военной подготовки в СШ № 34 г. Львова, начальником отдела кадров Научной библиотеки им. В. Стефаника Академии наук Украины.
Как человек, занимавший активную жизненную позицию, Иван Афанасьевич постоянно встречался с львовскими школьниками, рассказывал им о войне. 5 мая 2008 года ему, как почетному работнику Прокуратуры Украины, присвоили звание генерал-майора юстиции Украины. К советским орденам и медалям добавились украинские ордена Богдана Хмельницкого 2-й и 3-й степени. В 2010 году он стал одним из двух Героев Советского Союза, представлявших украинскую делегацию на параде в честь 65-летия Победы над нацистской Германией.
Но вот прошло 10 лет. Отметив 75-летие Победы и свой 100-летний юбилей, герой ушёл в небытие вслед за своим взводом понтонёров, и представлять Украину на новых юбилеях Парада Победы стало некому… А с учётом новой политической идеологии современной «независимой» Украины — и незачем.
* Деятельность организации с таким названием запрещена в РФ
