Этот человек, имевший никем не подвергаемые сомнению заслуги перед Российской империей и родной своей Украиной, все эти заслуги спустил за короткий, весьма короткий срок.
Баловень судьбы
Последний самостоятельный гетман войска Запорожского Иван Скоропадский прямых наследников мужского рода не имел. Булаву он получил после предательства Мазепы, привел оставшихся верными царю казаков на поле Полтавской битвы и скончался в 1722 г., по возвращении из Москвы, где ему было объявлено о создании нового контролирующего органа — Малороссийской коллегии.
Его младший брат Василий уже после смерти Ивана Скоропадского дослужился до одной из высших должностей в войске — генерального бунчужного. Вот его-то прямым потомком и был Павел Петрович Скоропадский.
Забавно, что судьба определила Павлу Петровичу и родиться, и умереть на чужбине — в Германии. На свет он появился на курорте Висбаден, где его матушка предпочитала жить подолгу.
Принадлежа к одной из самой богатых дворянских семей Юга России (от отца ему достались огромные земельные латифундии, от матери — фарфоровые заводы своего деда Миклашевского), он с детства был погружен в ту среду былой казацкой старшины, которая придумала и плач по былой воле, и славу запорожскую, и некое коренное отличие украинцев от русских.
Эта среда питает молодые умы призраком особости, уверенности в необходимости уединиться в рамках своей национальности.
Когда сегодня читаешь мысли Петра Скоропадского, то не можешь отделаться от впечатления, что ты слушаешь кого-нибудь из вождей сегодняшнего «мягкого», то есть слабого, украинского национализма:
«Благодаря моему деду и отцу, семейным традициям, несмотря на свою службу в Петрограде, я постоянно занимался историей Малороссии, всегда страстно любил Украину не только как страну с тучными полями, с прекрасным климатом, по и со славным историческим прошлым, с людьми, вся идеология которых разнится от московской; но тут разница между мною и украинскими кругами та, что последние, любя Украину, ненавидят Россию; у меня этой ненависти нет.
Во всем этом гнете, который был так резко проявлен Россией по отношению ко всему украинскому, нельзя обвинять русский народ; это была система правления».
В общем, уже в отроческие годы Петр Скоропадский был знаком со всем бытом малороссийского помещика, находящегося в скрытой, но безусловной фронде к центральному российскому правительству.
Фронды такого типа всегда носят характер неразорвавшейся бомбы — она может проржаветь насквозь и остаться безвредной, а может при благоприятных условиях рвануть, не разбирая ни правых, ни виноватых. Обычно эти взрывы и есть суть гражданских войн.
Но это будет впереди. А сперва Павел Скоропадский пошел по привычному для отпрыска некогда воинственной фамилии пути — в военную службу.
Подозрительное отрочество
Но для начала ему пришлось пройти через годы обучения в Пажеском корпусе. Это было закрытое элитарное учебное заведения для детей придворных столпов империи.
Но нравы там царили даже для современного общественного сознания преотвратные. Одной из примет Пажеского корпуса было то, что в его стенах процветал гомосексуализм. Об этом оставлены были многие мемуары, самый мягкий из которых принадлежал перу одного из самых известных его выпускников, князю Петру Кропоткину, «отцу» русских анархистов:
«Камер-пажи делали всё что хотели. Всего лишь за год до моего поступления в корпус любимая игра их заключалась в том, что они собирали ночью новичков в одну комнату и гоняли их в ночных сорочках по кругу, как лошадей в цирке.
«Цирк» обыкновенно заканчивался отвратительной оргией на восточный лад. Нравственные понятия, господствовавшие в то время, и разговоры, которые велись в корпусе по поводу «цирка», таковы, что, чем меньше о них говорить, тем лучше».
Второй приметой было масонство. Элитарный статус камер-пажей подчёркивался во всем. В том числе и принадлежностью к ложам. На манер масонских колец были изготовлены даже кольца выпускников этого учебного заведения. Внешняя сторона кольца изготавливалась из стали, внутри был золотой слой. По ободу размещались непременный мальтийский крест и старинная рыцарская надпись на французском — "MON DIEU MON ROI MA DAME" («Мой Бог, мой король, моя дама»).
Храбрый русский офицер
В общем, нетрудно представить, какой компот мог сложиться в голове молодого офицера Скоропадского — терпимость к однополым связям, масонству прилагались к потомственной малороссийской фронде. Какой уж там «мой король»…
Но мало ли, что там в голове? Служи императорской власти, и все будет замечательно. И служили швед из Финляндии Кард Маннергейм, малоросс Петр Скоропадский, Селид Алим-хан, эмир Бухарский, а весь российский императорский флот держался на обрусевших немцах. И воевали-то отменно, служили на совесть.
Петр Скоропадский вышел из Пажеского корпуса, разумеется, в гвардию корнетом. Несколько лет гарнизонной службы принесли обычные чины по выслуге. А затем началась Русско-японская война, с началом которой появилась возможность показать себя.
На войне с Японией потомок гетмана сражался в рядах казаков. Петр Скоропадский перевелся есаулом в 3-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска, а затем командовал 5-й сотней во 2-м Читинском казачьем полку. В мае 1905 года он был назначен адъютантом к главнокомандующему сухопутными и морскими вооружёнными силами, действующими против Японии, генералу Н.П. Линевичу.
За боевые отличия был награждён шестью орденами, в том числе орденом св. Анны 4-й степени и Золотым оружием «За храбрость».
С такими наградами и послужным списком можно было надеяться на раннее завершение службы и уход в жизнь гражданскую, где по примеру отца и деда можно было стать предводителем дворянства, благотворителем и покровителем искусств и народного образования. Обычный жизненный путь малороссийского помещика и русского офицера.
Но снова началась война, на сей раз Первая мировая, в которую наш герой вступил уже генерал-майором и свитским генералом. Начальник дивизии, командир корпуса. В этой должности Скоропадский встретил и Февральскую революцию, и последнее, провальное наступление русской армии в июле 1917 года, и общий развал фронтов и армии.
Попавший под украинизатора Корнилова
Позже, отвечая на вопросы знакомых и друзей, как же это он, чуждый политики, решился возглавить украинское движение и квази-государство, стать гетманом, Павел Петрович отвечал: «Сам не знаю». В его дневниковых записях того времени сквозит растерянность и неуверенность. А в том, что он по этому поводу написал, вообще просто шизофрения, сиречь раздвоение личности наблюдается.
Сначала он, как и всякий приличный высший русский офицер, категорически не принимал украинства, несмотря на свое «казачье» воспитание, он не мог понять, для чего украинизировать армию. То есть кадровый военный боролся в нем с наследием предков.
И неизвестно, как бы все обернулось для него лично, он с его состоянием вполне мог уехать в Европу и жить припеваючи (что и было сделано в январе 1919-го), но на его пути встретились два украинизатора былой императорской армии — уважаемые им генералы Николай Духонин и Лавр Корнилов. Собственно, последний и решил судьбу Скоропадского в пользу Украины.
7 июля 1917 года генерал-лейтенант Скоропадский побывал в Ставке главнокомандующего. Встретился с Корниловым. Вот как об этой встрече Павел Петрович написал в воспоминаниях:
«Корнилов встретил меня любезно и принял со словами:
"Я от Вас требую украинизации Вашего корпуса. Я видел Вашу 56-ю дивизию, которую в 81-ой армии частью украинизировал, она прекрасно дралась в последнем наступлении. Вы украинизируйте Ваши остальные дивизии, я Вам верну 56-ю, и у Вас будет прекрасный корпус".
Эта 56-я дивизия была временно от меня оторвана и придана 8-ой армии Корнилова, я же был с двумя дивизиями в 7-ой армии.
Корнилову я ответил, что только что был в Киеве, где наблюдал украинских деятелей, и на меня они произвели впечатление скорее неблагоприятное, что корпус впоследствии может стать серьезной данной (sic. — прим. ред.) для развития украинства в нежелательном для России смысле и т.д. На это мне Корнилов сказал, прекрасно помню его слова, они меня поразили:
"Все это пустяки, главное война. Все, что в такую критическую минуту может усилить нашу мощь, мы должны брать. Что же касается Украинской Рады, впоследствии мы ее выясним. Украинизируйте корпус"».
Так что из песни слов не выбросить, именно Корнилов (а вместе с ним и поддержавший его Духонин) стал крестным отцом будущих вооруженных сил гетмана Украины Скоропадского. На основе украинизированного корпуса формировались и другие части, из которых изымались русские солдаты и офицеры и заменялись этническими украинцами или уроженцами центральных и западных украинских губерний.
Все эти Мышлаевские, Шервинские, Студзинские и Болботуны из «Дней Турбиных» не случайно собрались все вместе под знаменами гетмана. Их судьбу решили за них, а самих их убеждали, как и много позже их потомков в 1991 году, что они будут служить практически все в той же русской армии, поскольку украинства никто всерьез в обоих случаях не воспринимал.
Шизофрения, как и было обещано
Вот как свое мировоззрение той поры описывал человек, который был воспитан на малороссийских байках, который встал во главе национального государства Украина. Говоря о своем опыте общения с радикальными украинскими деятелями вроде Петлюры, Винниченко, Грушевского, он писал:
«Я люблю русский язык, украинцы его терпеть не могут; по крайней мере, делают вид, что не любят его; я люблю среднюю Россию, Московщину — они находят, что эта страна отвратительна; я верю в великое будущее России, если только она переустроится на новых началах, где все бы части ее в решении вопросов имели одинаковый голос и где бы не было того, как теперь, например, когда в Москве в известных кругах смотрят на Украину, как хозяин смотрит на работника; украинцы этому будущему не верят и т. д. и т. д. Нет ни одного пункта, в котором я бы в этих вопросах с ними сходился».
Но шизофрения, сидевшая в его голове, обстоятельства, которые своим ходом его, царского генерала, ставили у стенки, начальственный голос Корнилова, сладкие голоса уговаривателей с немецкой стороны, да и шкурный интерес (не бросать же имения голытьбе) и честолюбие в мазепинском духе и стиле привели храброго офицера в стан врагов и хулителей России — как белой «неделимой», так и красной «интернациональной».
Немецкое наступление и оккупация Украины в марте-апреле 1918 года, ссора с украинскими военными деятелями привели «атамана вольного украинского казачества Скоропадского (избран казачьим съездом 6 октября 1917-го) в кресло гетмана Украинской Державы.
Революция в Германии и поражение ее в мировой войне повернули мозги гетмана в сторону белого движения — 14 ноября 1918 года, через несколько дней после известия о Компьенском перемирии, гетман Скоропадский подписал «Грамоту» — манифест, в котором он заявил, что будет отстаивать «давнее могущество и силу Всероссийской державы», и призвал к строительству Всероссийской федерации как первому шагу к воссозданию великой России.
Манифест означал крах всех усилий украинского национального движения по созданию самостоятельной украинской государственности.
Этим немедленно воспользовался Симон Петлюра и другие радикальные националисты, для которых Скоропадский всегда был чужим. Через два месяца гетман был свергнут, его войска почти без боя сдались петлюровцам.
В качестве доступной иллюстрации тех событий могут служить булгаковские «Белая гвардия» и особенно «Дни Турбиных. «Думоваю, що так», как сказал бы поручик Шервинский.
В Германию — на пенсию!
14 декабря 1918 г. Скоропадский подписал манифест об отречении и бежал из Киева. К 20 декабря на всей территории гетманской Украины, за исключением района Одессы и части Екатеринославской губернии, была восстановлена власть Украинской народной республики (УНР).
Оно и правильно — Украина Скоропадского была германским проектом, а УНР тяготела к победившей Антанте, которая, впрочем, взаимностью украинцам не отвечала, считая их экзотической разновидностью большевиков.
Павел Скоропадский поселился в Берлине. Чувствовал себя он отлично, но, поскольку жизнь вел широкую, семейство было большое, а всех богатств с Украины вывести он не смог, германское правительство платило ему пенсию в 10 000 марок и оплатило часть его долгов на сумму в 45 000 марок.
Факт стал широко известен, и бывший русский генерал и украинский гетман стал мишенью для совсем уж презрительных фраз и небрежительного к нему отношения.
Последний раз престарелый Скоропадский получил возможность вернуть себе хотя бы часть доброго имени в 1941 году, когда категорически отказался от службы гитлеровской Германии в ее войне с его родиной. Смерть его, как и многое в его судьбе, тоже была неожиданной — попал под американскую бомбежку и умер от последствий серьезной контузии.
