Начало жизни первопечатника Ивана Фёдорова окутано туманом. Был ли он родовитым или «из простых», происходил он из Москвы или родился в Великом княжестве Литовском — или даже в Польше — доподлинно не известно. На закате жизни он использовал при запечатывании корреспонденции польский дворянский герб «Шренява» — но это право могло быть приобретённым. В подписях и послесловиях к своим книгам Фёдоров подписывался как «Иван Фёдоров (Фёдорович) Московский (печатник с Москвы)».
О детстве Ивана Фёдорова и о том, кем были его родители, ничего не известно. Что касается юности — в Ягеллонской библиотеке польского города Кракова в промоционной Книге Краковского университета в прошлом веке был обнаружен целый ряд записей, в которых фигурирует «Иоанн Фёдоров Москвитянин». Запись, датируемая 1532 годом, сообщает о том, что ему присвоена степень бакалавра свободных искусств, а записи 1533-34 годов — что он жил в бурсе «Иерусалим» и имел денежные дела с каким-то студентом Альбертом из Быдгощи. В бурсе было 59 комнат, библиотечный зал и кухня. Студенты могли здесь жить и питаться и посещать университетские лекции — это подразумевает, что они как минимум владели латынью, древнегреческим, польским и ивритом. Впоследствии Фёдоров для редактуры книг использовал также немецкие и чешские тексты. Ректором университета в этот период времени был очень демократично настроенный профессор Станислав Биль, по происхождению русин. В Кракове тогда работали как минимум три типографии, и, судя по схожести некоторых арабесок из созданных ими книг с последующими изданиями Ивана Фёдорова, он был хорошо с ними знаком.
Следующие тридцать лет упоминаний о Фёдорове нет. Однако имя его прочно связывают с открытием в Москве первой типографии. В 1552 году царь Иоанн Васильевич Грозный, посоветовавшись с митрополитом Макарием, решил начать на Москве книгопечатание и приступил к сбору нужной техники и специалистов. По его просьбе датский король Кристиан III прислал в Москву датчанина Ганса Миссингейма по прозвищу Бокбиндер (в переводе с датского — переплётчик). Русский мастер-печатник Маруша Нефедьев привёз в столицу из Новгорода мастера-резчика Васюка Никифорова, который, скорее всего, стал основным гравёром типографии. Печатный станок и литеры прибыли из Польши.
Типографию эту принято называть «анонимной», так как изданные ею книги не датировались и не подписывались. Их известно как минимум семь, в том числе узкошрифтное «Четвероевангелие» (предположительно, 1553 год), «Триодь постная» (1556) и другие. Нигде однозначных утверждений, что Иван Фёдоров и его товарищ Пётр Мстиславец работали в этой типографии — нет. Но её влияние, которое явно прослеживается в изданных ими позже книгах, позволяет с высокой долей вероятности считать это наиболее вероятным.
В 1563 году по указу Ивана Грозного в Москве был создан Печатный двор, возглавили который дьякон церкви Николы Гостунского Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец. Помещение построили на казённые деньги в Китай-городе по соседству с Николо-Греческим монастырём. 19 (29) апреля 1563 года тут приступили к созданию первой русской книги, имеющей точную датировку — «Апостола». Её печать была закончена 1 (11) марта 1564 года. Послесловие к книге является ценным историческим источником, описывающим причины и историю открытия первых русских типографий. Иван Фёдоров создал 48 рисунков «Апостола», в том числе помещённую на фронтисписе гравюру с изображением апостола Луки. Итальянец Рафаэль Барберини, посетивший Москву в 1565 году, с восхищением заметил: «В прошлом году они ввели у себя печатание… И я сам видел, с какой ловкостью и искусством уже печатались книги в Москве».
В следующем году вышла вторая книга — «Часослов». Иван Грозный не ограничивал печатников в ресурсах, но у них возникла другая проблема — завистники и недоброжелатели. Английский дипломат Джильс Флетчер спустя четверть века после произошедших событий, сообщал в личной переписке о действиях невежественных священников из низших и средних слоёв духовенства: «Будучи сами невеждами во всём, они стараются всеми средствами воспрепятствовать распространению просвещения, как бы опасаясь, чтобы не обнаружилось их собственное невежество и нечестие… Несколько лет тому назад, ещё при покойном царе, привезли из Польши в Москву типографский станок и буквы, и здесь была основана типография с позволения самого царя и к величайшему его удовольствию. Но вскоре дом ночью подожгли, и станок с буквами совершенно сгорел, о чём, как полагают, постаралось духовенство».
Некоторые исследователи считают, что создание типографии вызвало раздражение среди многих переписчиков церковных книг, так как она отбирала у них кусок хлеба. Кроме того, царь и высшие церковные деятели ратовали за книгопечатание, чтобы провести исправление богослужебных текстов. Однако у этого были ярые противники среди русского духовенства. Известного церковного деятеля Максима Грека за попытки сверки имеющихся вариантов церковных книг с более старыми текстами на древнегреческом языке обвинили в ереси и заточили в монастырь, где морили голодом и холодом. Не избежал подобных обвинений и русский первопечатник. Вместе со своим другом Петром Мстиславцем в 1566 году ему пришлось бежать в Литву. Сам Иван Фёдоров об этом писал так: «…Вследствие великих бед, часто случавшихся с нами не из-за самого русского государя, но из-за многих начальников, и церковных начальников, и учителей, которые нас по причине зависти во многих ересях обвиняли, желая благо во зло превратить и Божие дело окончательно погубить, как это свойственно злонравным, и невежественным, и несведущим в науках людям, которые и в искусстве грамматики не умудрены, и духовного разума лишены, но втуне и всуе слова злые изрекают. Таково свойство зависти и ненависти, которая без нужды клевещет, не знает, как ходит и на чем утверждается. Эта ненависть нас и погнала с земли, и с родины, и от родичей наших и в другие страны неведомые переселила».
После пожара восстанавливать типографию и заново организовывать работу пришлось ученику Фёдорова — Андронику Тимофееву по прозвищу Невежа. За 20 лет после бегства из столицы его учителя ему удалось издать всего две Псалтыри. Только с 1589 года началась полноценная работа московского Печатного двора, которым Тимофеев руководил до 1602 года.
Тем временем Ивана Фёдорова и Петра Мстиславца радушно приняли король польский Сигизмунд Август и гетман Великого княжества Литовского магнат Григорий Александрович Ходкевич. Последний в своём имении в местечке Заблудове выделил опытным печатникам помещение, денежные ресурсы (Фёдорова он даже одарил сельцом с крепостными) и они вскоре создали здесь типографию. Первым её изданием стало «Учительное Евангелие» 1569 года — сборник бесед и поучений из византийской, болгарской и древнерусской литературы. После его выхода Пётр оставил своего друга и учителя и отправился в Вильно (современный Вильнюс) где при поддержке богатых горожан Ивана и Зиновия Зарецких, а также православных купцов Кузьмы и Луки Мамоничей создал новую типографию.
Иван Фёдоров успел напечатать в 1570 году в Заблудове ещё одну книгу — «Псалтырь с Часословцем», но затем состарившийся гетман Ходкевич заболел, тронулся умом и стал требовать от Фёдорова не маяться дурью, а осесть на земле и заняться сельским хозяйством. Русский первопечатник считал тяжким грехом при дарованных ему Господом талантах отказаться от просвещения людей — и, бросив и типографию, и магната, и дарованное им село, осенью 1572 года вместе с инструментами и шрифтами он отправился во Львов.
Здесь Федоров долго не мог найти мецената или инвестора, готового профинансировать создание русской типографии, хотя православное русское население города тогда составляло тогда около 4000 тысяч человек — от половины до трети населения. Ни литовские дворяне, ни церковная верхушка города не хотели ему помочь. Зато помогли львовские мастеровые люди: седельный мастер Семён Каленикович одолжил огромную по тем временам сумму — 700 золотых. Бондарный мастер Адам Торек предоставил в своём доме на Краковской улице помещение. В феврале 1573 года Иван Фёдоров начал, и через год закончил печать «Апостола» — точной копии московского издания. Единственное, количество иллюстраций увеличилось и на некоторых из них появились гербы города Львова, гетмана Ходкевича и типографский знак самого печатника, который через десять лет воспроизведут на его могильной плите, а ещё через три с лишним столетия спустя — на памятнике в Москве.
Напечатали «Апостол» значительным тиражом, который может потягаться со многими современными изданиями — 3000 экземпляров (по чтению книг и тиражам, к сожалению, современная Украина стремительно приближается к средневековым показателям). Одновременно с книгопечатанием в 1574-75 годах Иван Фёдоров занимал должность управителя Дерманской Свято-Троицкой обители — православного женского монастыря Ровенской и Острожской епархии в селе Дермань на Волыни. В конце XVI века это был в Литве один из очагов антиуниатской борьбы, развязанной католиками после прихода к власти короля Сигизмунда II Август и появления в Великом княжестве иезуитов. С восшествием на трон в 1576 году ярого католика и покровителя иезуитов Стефана Батория, ситуация ещё более ухудшилась.
Предприниматель из Фёдорова получился плохой. Книги тяжело продавались, и в 1579 году его типография вместе со 140 книгами была заложена за 411 польских золотых львовскому еврею Израилю Якубовичу. Сын Иван остался во Львове, торговать книгами и печатать листовки — ходовую печатную продукцию того времени, а самого русского первопечатника пригласил к себе в Острог литовский магнат Константин Константинович Острожский — главный радетель православия в Речи Посполитой.
Здесь в 1581 году Иван Фёдоров создал ещё один свой печатный шедевр — «Острожскую Библию», первую полную Библию на церковнославянском языке. Было напечатано, по разным оценкам, от 1000 до 1500 экземпляров. Одновременно годом ранее он издал «Новый Завет и Псалтырь». Третьей напечатанной книгой стала «Книжка собрание вещей нужнейших вкратце скорого ради обретения в книге Нового Завета». Это был первый в истории восточнославянской библиографии и документалистики алфавитно-предметный указатель.
В 1582 году Иван Фёдоров вернулся во Львов к своей типографии, взяв с собой 400 экземпляров «Острожской Библии». Некоторые исследователи утверждают, что причиной тому послужила ссора с князем Острожским, однако никаких исторических свидетельств, которые позволили бы это однозначно утверждать, нет.
О пребывании Фёдорова во Львове свидетельствуют расписка краковского купца Бартоломея Шембека, который ссудил на один месяц 102 золотых и 10 грошей «Ивану русскому типографу, жителю Острога», проживавшему на львовском Подзамчье, и Миколе Дашковичу. Постоянный поверенный Шембека во Львове Валентин Газа 5 марта 1582 года удостоверил в городской Раде, что данные лица полученную месяцем ранее задолженность погасили. Жил всё это время Иван Фёдоров в доме своего друга, седельщика Семёна Калениковича, который умер в 1580 году.
19 марта 1582 года Иван Фёдоров вместе со своим другом Лаврентием Пилиповичем Пухалой, известным львовским художником, явился в Совет города Львова, где заявил, что от него «без какой-либо видимой причины тайно убежал и покинул его» ученик Гринь Иванович. Лаврентий же показал, что он за средства, заплаченные ему Фёдоровым «…на протяжении двух лет подготовлял и учил живописному мастерству юношу Гринька Ивановича с подляского города Заблудова…». Фёдоров потребовал право, преследовать Гриня и стребовать с него потраченные на его учёбу средства. Есть веские основания, подозревать, что этого человека князь Острожский послал в Рим.
Образ Константина Константиновича, как ярого защитника православия, не такой уж однозначный. Этот амбициозный человек активно переписывался с высокопоставленным иезуитом и послом Папы Антонио Поссевино, и содействовал ему в подготовке почвы для проведения будущей Брестской церковной Унии, против которой сам же потом и выступил. Для сверки шрифтов кириллицы, отлитых в Риме, и шрифтов общепринятых в Речи Посполитой и Московском Царстве, князь отправил к Папе анонимного специалиста-печатника и рисовальщика шрифтов, которым с большой долей вероятности и был ученик Фёдорова Гринь Иванович. В Риме полным ходом шла подготовка к изготовлению будущих греко-католических церковных текстов. Однако, вполне может быть, что этим специалистом был и сам Фёдоров.
Дела во Львове у русского первопечатника с издательским бизнесом шли всё хуже. Созданные его учениками типографии в Вильно (православных купцов Мамоничей и Василия Михайловича Гарабурды) создавали нешуточную конкуренцию. Первая типография, в которой трудился сын печатника, оставалась заложенной Якубовичу. Ещё две созданные им во Львове типографии «…одна со всеми инструментами и литерами, другая же — без всяких принадлежностей», а также 200 «русских Библий без начальных листов» были заложены краковскому купцу Фольтыну Бертольдо.
Иван Фёдоров вспомнил прочие свои таланты. В январе-феврале 1583 года он отлил для нужд войска Стефана Батория малую пушку; летом — демонстрировал в Вене орудие собственной конструкции императору Рудольфу Второму.
23 июля 1583 года мастер написал саксонскому курфюрсту Августу письмо с предложением создать новую суперпушку: «Моё изобретение позволяет из отдельных частей составлять пушки, кои разрушают и уничтожают самые большие крепости и хорошо укреплённые поселения, меньшие же объекты взрывают в воздух, разносят на все стороны и сравнивают с землёй, я уже тогда на собственные деньги изготовил одну такого рода сложенную из частей пушку. Вес ее составляет три гири, которые называют центнерами… Её можно разбирать на отдельные, строго определенные составные части, а именно: на 50, 100 и даже, если потребуется, на 200 частей, в зависимости от установленной величины и калибра каждой пушки». Речь, скорее всего, шла о многоствольной мортире с взаимозаменяемыми частями. Также Фёдоров предложил изготовить ручные бомбарды собственной конструкции, которые, по заверениям мастера, превосходили существующие в четыре раза. К сожалению, ответил курфюрст мастеру или нет, неизвестно.
Также до сих пор неизвестно, где находился Иван Фёдоров в период с начала августа по конец ноября 1583 года: ездил он в Рим или же отказал князю Острожскому в этой поездке. В начале декабря он уже находился во Львове и умер в доме «пана Антоха» — Антона Абрагамовича, львовского портного и члена Успенского братства.
Вокруг точной даты смерти Ивана Фёдорова ещё в позапрошлом и прошлом веках развернулась небольшая историческая дискуссия. Дело в том, что его могильная плита, сделанная из песчаника (не самого прочного камня), местами истёрлась. Дату одни исследователи (в основном более ранние) читали как 5 декабря (15-е по новому стилю) 1510 года. Другие, в основном жившие в прошлом веке — 6 декабря (соответственно — 16-е).
Похоронили первопечатника в монастыре святого Онуфрия. В XVIII веке эту православную обитель и храм при ней захватили униатские монахи-базилиане. В рукописной хронике монастыря, от 1771 года, составленной Гавриилом Попелем, на третьем листе под 1583 годом содержится следующая запись, сделанная по-польски: «5 декабря погребен при церкви св. Онуфрия Львовского какой-то друкарь, названный Москвитином, о чем свидетельствует его каменное надгробие…»
Львовский исследователь и поэт Яков Фёдорович Головацкий составил описание местонахождения могилы: «Он лежит по правой стороне от входа в церковь св. Онуфрия под лавками на нем стоящими, вставленными в каменный пол. Состоит из четыреутольной плиты песчанника полтретья аршина долгой, a 1 1/5 аршина широкой, на которой з лицевой стороны во двох паралельных обводках выкована врезная круговая надпись. Сторона от Запада совсем истерта, что неможно отчитати ничего».
Надпись на этом надгробии, расшифрованная исследователями в XIX веке, гласила: «Iоанъ Θеодоровичь друкарь Москвитинъ, которьи своимъ тщаниемь друкованiе занедбалое ωбновилъ, преставися въ Лвове АФПГ декамвріа Є. Друкарь книгъ предтымъ невиданыхъ». Учёные обращались к греко-католическим настоятелям монастыря с просьбой, замуровать плиту для пущей сохранности, но они игнорировали все просьбы, а после 1883 года в бытность игумена Климента Сарницкого, плита и вовсе исчезла, а могила первопечатника была утеряна. Все последующие попытки её обнаружить, закончились безрезультатно.
С приходом советской власти храм и монастырь у греко-католиков отобрали. После реставрации 1972-1974 годов в 1976-м здесь был открыт музей Музей искусства старинной украинской книги им. Ивана Федорова. В этот же период времени в междверном пространстве средневековой монастырской стены обнаружили две плотно закрытые коробки: в одной лежали кости, принадлежавшие 70-летнему мужчине; во второй — останки 25-летнего молодого человека. Исследования, проведённые уже в нашем веке, показали, что костные ткани пожилого человека содержат большие дозы тяжёлых металлов. Это с большей долей вероятности позволяет утверждать, что останки принадлежат русскому первопечатнику Ивану Фёдорову. Во дворе храма в 1977 году по сохранившейся фотографии была установлена надгробная плита с могилы Ивана Фёдорова, а рядом с ней памятник — трёхфигурная композиция, изображающая Ивана Фёдорова с учениками: Петром Мстиславцем и Андроником Невежей.
В 1990 году при полном содействии украинских властей монахи-базилиане вновь захватили монастырь и церковь святого Онуфрия. Музей вышвырнули в картинную галерею, где даже не было места для экспозиции. Коробки с костями заперли в сейф. После этого в среде музейных работников начали распространяться слухи, что кости начали периодически тарабанить в сейфе… а также вздыхать и кашлять. Слышались чьи-то шаги, сами по себе печатали печатные машинки (жаль, никто не догадался вставить в них бумагу). Наконец, в 1998 году музей получил новое здание, куда перевезли и экспонаты, и найденные ранее коробки с костями. Туда же, по настоянию греко-католических монахов, пришлось перенести и посвящённую первопечатнику и его ученикам скульптурную композицию.
5 декабря 2003 года на Онуфриевском храме близ прежнего места погребения Ивана Фёдорова открыли посвящённую ему мемориальную доску. В этот же день на пол музея рухнул древний требник и открылся на странице «Погребение». Разнервничавшиеся сотрудницы музея перенесли останки в расположенную неподалеку Святодуховскую колокольню. И музейные работники, и многие деятели православной церкви задумались о новом погребении побеспокоенных костей. 18 декабря 2014 года останки первопечатника наконец перезахоронили на месте, где, по описаниям исследователей XIX века, они покоились изначально.
Сто десять лет назад, 13 октября 1909 года, к открытому накануне памятнику первопечатнику Ивану Фёдорову неизвестные возложили венок с надписью «Первому мученику русской печати». Вряд ли можно согласиться, что русский первопечатник был мучеником — он прожил жизнь, полную испытаний и треволнений, однако едва ли испытывал мученические страдания.
Зато однозначно можно утверждать, что он был тем человеком, кто сытой, безбедной и спокойной старости в подаренном ему селе предпочёл полную волнений и хлопот жизнь русского печатника-первопроходца. Он сам сказал это в послесловии к своему львовскому «Апостолу», и лучшие слова, чтобы описать весь смысл его бытия, сложно придумать: «…Не пристало мне — плугом или посевом семян жизнь свою коротать, ибо есть у меня вместо плуга искусство, орудия для работы, а вместо хлебных семян я должен духовные семена по вселенной сеять и всем по порядку раздавать духовную эту пищу… И в уединении, когда я к себе возвращался, много раз я слезами постель мою орошал, всё это обдумывая в сердце своём, как бы не сокрыть в земле таланта, от Бога дарованного мне».
