Судьба текста и авторов гимна Советского Союза: от Коца в Донбассе до Михалкова в Москве

Сначала был Коц

75 лет назад умер человек, с которого в некотором смысле и началась вся история. Звали его Аркадий (Арон) Коц, он окончил Горловское училище штейгеров, работал на многих шахтах Донбасса. И как-то так вышло, что он стал коммунистом. Многие евреи Донбасса того времени становились анархистами, а он пошел в большевики. И да — детство Аркадия Коца прошло в такой ужасающей нищете, что ему просто сам бог велел написать строчку: «Кто был ничем — тот станет всем».

В 1900 году в Париже при помощи центрального аппарата РСДРП(б) он окончил курс горных наук в политехническом институте, вернулся в Донбасс дипломированным инженером, поработал на американцев на металлургическом заводе товарищества «Унион» в Мариуполе и сделал судьбоносный шаг — перевел на русский язык французскую революционную песню «Интернационал», написанную видным анархистом и членом Парижской коммуны Эженом Потье.

О том, какое значение эта песня имела для всех левых сил в мире, говорят слова Владимира Ленина. Он писал в свое время: ««Эта песня переведена на все европейские, и не только европейские языки… В какую бы страну ни попал сознательный рабочий, куда бы ни забросила его судьба, каким бы чужаком ни чувствовал он себя, без языка, без знакомых, вдали от родины, он может найти себе товарищей и друзей по знакомому напеву «Интернационала».

То есть Аркадий Коц, по сути, «попал в десятку» своим переводом. С 1922 по 1943 год «Интернационал» в его версии был гимном Советского Союза.

 

Время «Интернационала»

В той стране к гимну относились серьезно. Особенно в первые тридцать лет существования первого в мире государства рабочих и крестьян. Это потом, начиная с хрущевских времен, на партийных собраниях коммунисты будут разевать по-рыбьи рты, изображая пение главных песен страны. В 1920—40-х люди берегли личное чувство к государственному гимну. Как к государственному флагу. Собственно, гимн как символ заменял собой и флаг при его отсутствии.

А еще гимн был музыкально-поэтическим воплощением идеи, в которую верили или, по крайней мере, старались верить. С «Интернационалом» на губах коммунисты шли на лед Кронштадта, покоряли пространства на лучших в мире самолетах, мерзли в палатках на Северном полюсе, сражались с фашистами в Испании, рвали жилы на стройках первых пятилеток, бросались в атаку в Великой Отечественной. «Интернационал» был находкой для советского агитпропа, что ни говори.

Правда, авторство перевода Коца старались если не скрыть, то затушевать. Обычно писали: слова Э. Потье, и все. Дело в том, что в биографии Коца был эпизод, крайне неприятный для блюстителей партийной чистоты. В 1907 году он неожиданно для всех покинул ряды большевиков и переметнулся к меньшевикам. Понять его несложно — в дореволюционном Донбассе поклонников Мартова и Аксельрода было больше, чем сторонников Ленина и Сталина.

Бывший донецкий штейгер всю жизнь работал над совершенствованием перевода. Вначале он перевел только часть всей песни Потье, три из шести строф — первую, третью и шестую. После Гражданской войны времени на творчество у него не было — десять лет отпахал на «расстрельной» должности инспектора «Главугля», в основном по Донбассу. И это во времена упадка угольной промышленности и «Шахтинского дела». Полный перевод Коц сделал в 1931 году, а увидел свет текст только в 1937 году.

Время Александрова

Новый гимн понадобился в 1943 году. Срочно. Вряд ли власти нашли, к чему придраться в «Интернационале», но можно смело сказать, что создание нового гимна шло в одном пакете с возвращением большинства старорежимных воинских званий, погон, введением новых, патриотических орденов, съемкой не менее патриотических фильмов и возрождением Русской православной церкви, которая в канун войны практически исчезла с лица советской земли (в Луганской области, например, остался один действующий храм, а в Сталинской — ни одного). Чтобы понять размах, с которым были проведены все эти реформы, заметим, что Архиерейский собор РПЦ, выбравший нового патриарха, впервые в ее истории был собран за 7 дней, служители культа свозились в Москву самолетами.

Масштабно подошло государство и к конкурсу на новый гимн, необходимость создания которого была объяснена переходом от несколько устаревших норм немедленной всемирной революции к патриотической идее построения социализма, а за ним и коммунизма на отдельно взятой одной шестой суши. Председательствовал в комиссии первый маршал СССР, бывший луганский слесарь Климент Ворошилов, в конкурсе приняли участие более 100 композиторов, сочинивших 263 варианта гимна.

Согласитесь, было из чего выбирать. А поскольку в таком деле не обойтись без вкусовщины, то вполне можно представить себе, что гимном СССР и, соответственно, в наши дни — гимном РФ, стала бы музыка не Александра Александрова, а Арама Хачатуряна, Дмитрия Шостаковича или Ионы Туския. Все они вышли в финал, но победил Александров, в чем можно усмотреть просто руку Божию: ведь маститый композитор половину жизни, еще до революции был регентом виднейших церковных хоров, композитором соответствующих сочинений и вообще крупнейшим специалистом и педагогом в церковной музыке.

Суть своего сочинения, при звуках которого хоть в советские, хоть в нынешние времена немедленно встают по стойке «смирно» миллионы, автор объяснял так: «Мне хотелось соединить жанры победного марша, чеканной народной песни, широкого эпического русского былинного распева. Хотелось, чтобы гимн был другом и вдохновителем человека-гражданина». Что ж, нормальный, узнаваемый советский подход.

Время Михалкова и Эль-Регистана

Но главной интригой был текст. К слову в той стране, которой уже почти тридцать лет нет с нами, относились трепетно. Оно было предметом страсти — в идейном и буквальном смыслах. За слово могли посадить, а в пиковом случае и просто «шлепнуть». Поэтому поэты, пришедшие на конкурс, были раскованны, но очень волновались. Кстати, а кто пришел? Да 17 мастеров слова, среди которых были по сей день звучащие имена — Василий Лебедев-Кумач, Виктор Гусев, Николай Тихонов, Михаил Исаковский, Павел Антокольский, Самед Вургун, Евгений Долматовский. Каждый — классик, каждый — фигура. Но победил детский писатель, автор культового «Дяди Степы».

А помог случай, который на войне свел в редакции армейской газеты Сергея Михалкова и известного всему довоенному Союзу журналиста Габриэля Уреклянца, писавшего под псевдонимом Эль-Регистан. Осенью сорок третьего Михалков рассказал приятелю, что участвует в конкурсе на текст нового гимна. Легенда утверждает, что в ночь с 11 на 12 ноября 1943 года Эль-Регистана осенило. Он записал наскоро: «Союз благородный республик свободных сплотила навеки великая Русь…» и т.д. С утра он побежал к Михалкову, и вместе они уже добили весь текст. Так у гимна СССР появилось сразу два автора. Но был и еще один — тов. Сталин. Именно он вычеркнул слово «благородный» в первой строчке, заменив на «нерушимый».

И в новогоднюю ночь 1944 года вся страна услышала из радиоточек (где они были, конечно) торжественные строки «Союз нерушимый республик свободных».

Гимн живет

После смерти Сталина гимн до 1977 года исполнялся без слов, а в 1977-м все тот же Михалков написал новую версию его текста. Впрочем, ему пришлось уже в 87-летнем возрасте еще раз вернуться к знакомой теме — переписать старый текст для создания гимна РФ, музыку к которому взяли старую, советскую, все равно ведь лучше не придумать.
Эль-Регистан скончался от инфаркта в 1945 году. Соавтор пережил его на 64 года. Гимн, надеемся, еще долго послужит стране и народам, в ней живущим.