Среди бела дня, на Николаевской улице, как раз там, где стояли лихачи, убили не кого иного, как главнокомандующего германской армией на Украине, фельдмаршала Эйхгорна, неприкосновенного и гордого генерала, страшного в своем могуществе, заместителя самого императора Вильгельма! — Булгаков, «Белая гвардия»
Для поздней Российской империи революционный терроризм был почти обыденным явлением. В разное время жертвами радикалов становились великие князья, министры, высокопоставленные чиновники, император Александр II…
Фактически, до последних дней империи угрозу террора так и не удалось снять.
Территория нынешней Украины, разумеется, не осталась в стороне от явлений, общих для всей России. В Харькове, к примеру, в 1879 году народник убил генерал-губернатора Кропоткина — по иронии судьбы, погибший был родственником знаменитого анархиста. В Одессе народники застрелили прокурора Василия Стрельникова. Наконец, в киевской опере произошел один из крупнейших терактов начала ХХ века — был смертельно ранен террористом премьер-реформатор Петр Столыпин.
Словом, террористическое подполье для России постоянно оставалось частью реальности. Вскоре это обстоятельство сыграло довольно неожиданным образом.
В 1917 году русский фронт Первой мировой войны практически развалился, монархия в Петрограде пала, а к власти в Киеве явочным порядком пришла Центральная Рада. Рада провозгласила Украинскую народную республику — УНР — а вскоре, не в силах противостоять другим участникам разгорающейся Гражданской войны, пригласила на Украину немецких и австрийских интервентов, предложив им расплатиться продовольствием.
В начале 1918 года на Украину хлынули германские дивизии. Красные, на тот момент занимавшие большую часть территории республики, пытались оказать сопротивление, но старая императорская армия прекратила существование, а возможности большевиков на тот момент были мизерными. Несмотря на отчаянные попытки отбиться, войска Центральных держав быстро и с небольшими потерями прошли Украину насквозь и начали делать то, зачем, собственно, явились. А именно — грабить.
Больше всего немцев интересовали продукты. В самой Германии уже чувствовался продовольственный кризис, и разрешить его можно было, отобрав вожделенное зерно и мясо у кого-нибудь еще. Как ни странно, Рада по факту показала полную недееспособность, а ее неспособность обеспечить доставку продовольствия в закрома Германии раздражала немцев. В итоге немецкий взвод разогнал Раду, а во главе Украины встал бывший генерал Павел Скоропадский, которого по такому случаю провозгласили гетманом.
Между тем действительным правителем Украины, который мог поддержать свои распоряжения силой, оставался немецкий фельдмаршал Эйхгорн.
Он был уже далеко не юношей, и назначение на Украину в любом случае, скорее всего, стало бы вершиной его карьеры. В 1914 году Эйхгорн уже было вышел в отставку, когда началась Первая мировая война. Эйхгорн долго воевал на Восточном фронте, участвовал в злополучном для русских сражении на Мазурских болотах, а фельдмаршалом стал лишь в конце 1917 года. Теперь он возглавлял группу армий «Киев» и управлял оккупированными районами. Эйхгорн фактически подменил собой правительство, распоряжался посевной кампанией и вдобавок передал население оккупированной зоны под юрисдикцию немецких полевых судов.
Вот тут-то на него и обратили внимание радикалы.
Партия эсеров — социалистов-революционеров некогда была способна потрясти всю страну. Долгое время именно эсеры, а не большевики были самой влиятельной из революционных партий. Именно они устраивали самые громкие теракты времен Российской империи. Партия «СР» вовсю участвовала в деятельности Временного правительства. Но теперь, после событий Октября, пик возможностей эсеров был уже позади. Зато они вернулись к подпольной деятельности.
Эсеры объявили о возвращении к терактам против «агентов империализма». Более того, индивидуальным террором они собирались спровоцировать восстания и в других странах. «Интернациональный террор» был для них свежей идеей. Эсеры вообще систематически переоценивали влияние взрывчатых веществ на исторический процесс, но, решившись, намеревались довести дело до конца. Мишенью для новых акций выбрали Эйхгорна. Обсуждалась даже «кандидатура» кайзера Вильгельма (а еще — глав Франции, Британии и США), но по понятным причинам подорвать монарха в Германии было труднее, а немецкие левые радикалы, с которыми обсудили идею, на такое дело не пошли. А вот Эйхгорн был близок и мало кем любим, учитывая, чем он занимался на Украине. Акцию собирались провести совместно местные и московские эсеровские активисты.
Хотя эсеры давно не брали в руки бомбы, к делу убийства фельдмаршала они подошли ответственно. В мае 1918 года боевики с оружием и бомбами прибыли в Киев. С опытными террористами у эсеров к тому моменту были трудности, зато уровень подпольной работы был отличный. Например, Ирина Каховская впервые ушла в подполье еще во времена первой революции. В городе эсеры сняли конспиративные квартиры (основную базу устроили в домике в Святошино), обзавелись лошадью с телегой и начали наблюдение.
Эйхгорн не был совсем уж легкой мишенью. Липки, где предстояло взрывать фельдмаршала, тщательно охранялись, по улицам ходили патрули, магазины не работали. В общем, легкой жизни подрывникам никто не обещал. Однако под видом обывателей эсеры довольно спокойно перемещались по центру Киева. Борис Донской, революционный матрос, некогда агитировавший в Кронштадте, вел разведку в качестве «извозчика», Каховская «прогуливалась» по улицам. В конце концов выяснилось, что Эйхгорн ежедневно ходит в собственный штаб из дома, где он жил и обедал, в одно и то же время в середине дня одним и тем же маршрутом по Екатерининской улице (нынешняя Липская), вместе с адъютантом.
Убивать Эйхгорна должен был Донской, причем отхода не предусматривалось: эсеры собирались сделать свою акцию еще и пропагандистской.
30 июля Донской вышел навстречу Эйхгорну, как всегда, идущему в штаб. Как раз очень удачно шел дождь, так что эсер, не вызывая подозрений, надел плащ. Неподалеку шла Каховская, киевские эсеры подстраховывали Донского. Эйхгорн о чем-то непринужденно беседовал с адъютантом, когда навстречу шагнул неизвестный в плаще. Один из немецких солдат, охранявших квартал, успел что-то заподозрить, но прежде чем он окликнул незнакомца, тот выпростал из-под плаща руку с бомбой и метнул ее в фельдмаршала.
Адъютант Эйхгорна погиб практически сразу, сам фельдмаршал получил тяжелейшее ранение, ему изувечило ногу. Донской начал было убегать, но, видимо, вспомнил о своем намерении, остановился и поднял руки.
Эйхгорн умер на следующий день. А вот для террористов ничего еще не закончилось. Эсеры собирались взорвать еще и Скоропадского, но Донской уже был арестован, а через считаные часы были перехвачены Каховская и еще один террорист по фамилии Бондарчук. Суд длился недолго. Донской только назвал следователям свое имя и происхождение и объяснил мотивы убийства. Через 10 дней Бориса Донского публично повесили, причем этот матрос не выказывал ни малейшего ужаса по поводу своей судьбы. Бомбиста казнили на обычном столбе на площади. Вешал некий Линник из числа арестантов киевской же Лукьяновской тюрьмы.
Интереснее обстояли дела с Каховской. Для смертной казни женщины требовалось утверждение со стороны кайзера, но пока суд да дело, в Германии произошла революция, кайзера свергли, Германия проиграла мировую войну, и немцы покинули оккупированные территории. Гетман потерял власть еще раньше.
В январе 1919 года Каховскую освободили, а палача, повесившего Донского, Линника, казнили самого. Но будущее Каховской трудно назвать светлым: ее несколько раз сажали под арест, а в 1937 году приговорили по сфабрикованному обвинению к 10 годам лишения свободы, которые она отсидела до конца. Еще хуже сложилась судьба ее уцелевших товарищей по покушению: киевских участников покушения на Эйхгорна в 1937-38 годах казнили.
Позднее история убийства Эйхгорна стала предметом «войны названий». Липский переулок до 1944 года назывался в честь Донского, а Крещатик во время оккупации носил имя Эйхгорна. Ну а сам покойный фельдмаршал нашел смерть, которой едва ли мог ожидать, — в качестве одной из последних жертв революционного эсеровского терроризма.