И не только на Украине. Украина не первое, а, скорее, последнее постсоветское государство, где русские оказались угнетаемым меньшинством. До неё в той или иной степени успели отметиться все, кроме, пожалуй, Белоруссии и Армении. Но два последних случая лишь подтверждают правило. Белоруссия много лет стремилась к максимальной политической интеграции с Россией (даже Единое государство России и Белоруссии, пусть формально, но было создано и до сих пор существует). Что касается Армении, последние тридцать лет само выживание армянского государства зависит от российской поддержки.
Остальные случаи не тождественны: где-то русских убивали, а бегущих грабили, где-то просто вытесняли с руководящих должностей и политически маргинализировали, где-то пытались ассимилировать. Тем не менее Россия полна русских, вынужденно покинувших за время, прошедшее после распада СССР, бывшие союзные республики и даже некоторые новые частично признанные государства. До 1 июля 2002 года они получали гражданство России по одному законодательству, после оно изменилось. Так или иначе, они всегда сталкивались с определёнными трудностями, и вопрос, почему Россия не даёт русским своё гражданство автоматически (по праву крови), как это делают другие государства, всегда стоял на повестке дня.
Проблема катализировалась, когда очередной внутренний кризис выталкивал из очередного постсоветского государства очередную солидную волну беженцев. И вновь выпадала из фокуса общественного внимания, когда эта волна рассасывалась. Сейчас проблема вновь обострена из-за украинского кризиса, породившего, пожалуй, самую большую и самую сложную волну русских политических беженцев. Возможно, это не последняя и не самая большая волна. Вот именно эти эвентуальные волны заставляют разобрать проблему подробнее.
Почему я назвал волну миграции с Украины самой сложной?
Дело не только в её величине (летом 2014 года количество пересекших российскую границу беженцев, спасавшихся от переворота и гражданской войны, превысило полтора миллиона и уверенно подбиралось к двум). Последние четыре года выходцы с Украины лидируют среди получателей российских паспортов, составляя примерно половину (более 40%) таковых ежегодно.
Но главная сложность заключается не в этом. Ни политическая власть России, ни общество пока не определились: живёт в России и на Украине единый народ, братские народы или просто случайные соседи? При этом и отличить русского от украинца невозможно. В России живут миллионы людей с типично украинскими фамилиями, у которых деды-прадеды родились в Сибири, Поморье или на Дальнем Востоке. В то же время в рядах украинских нацистских боевиков полно людей с русскими фамилиями, родившихся и выросших на Украине.
Для массы граждан Украины, несмотря на все усилия местных властей, родными являются русский язык и культура. Украинский даже сейчас многие не знают, а когда я работал в МИД Украины, то в 1993-1994 годах мне приходилось работать с грифованными письмами из СБУ, подписанными тогдашним руководителем спецслужбы генералом Марчуком (впоследствии премьер, секретарь Совбеза Украины и неудачный кандидат в президенты, выступающий с умеренно националистических позиций), написанными на русском языке, поскольку в СБУ большая часть сотрудников тогда не владела государственным украинским. И не только там. При этом не все, для кого русский язык родной, считают себя русскими, даже если их родители, а то и они сами прибыли на Украину из Рязани, Твери или Ярославля. Многие не хуже Авакова или Саакашвили доказывают свою украинскость.
То есть непонятно, как отличить украинца от русского (а значит, и кому выдавать паспорта по праву крови). Логика подсказывает, что, вероятно, выдавать паспорта можно всем, кто себя русским называет. Но тогда возникнет логичный вопрос: за что украинцам такая льгота? У них такое же независимое государство, как Узбекистан, но узбек не может просто назвать себя русским и претендовать на паспорт по праву крови. Тогда получается, что это право надо распространить на весь бывший СССР, независимо от реальной национальности соискателя.
Мы прекрасно понимаем, что подобная законодательная новелла моментально вызовет напряжение во взаимоотношениях России и постсоветских государств, которые тут же заподозрят Москву в недобром. Собственно, именно по этой причине Россия и этнических русских, проживавших в союзных республиках, поставила в один ряд с прочими иностранными соискателями гражданства. Москва не желала быть обвинённой в создании на территориях новых независимых государств «пятой колонны» и посягательствах на их территориальную целостность.
Такая аккуратность была абсолютно понятна. Россия в 90-е была крайне слаба и нуждалась в хороших отношениях с соседями. Практически все её свободные ресурсы были сосредоточены на Северном Кавказе и Закавказье. Получить вдобавок к этому зону напряжённости на среднеазиатских и европейских границах России было бы опасно.
Тем не менее в некоторых случаях, когда сопредельные государства переходили «красную черту», Россия позволяла себе как раздачу паспортов, так и более радикальные действия. Паспорта раздавались в Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии. Это мотивировалось гуманитарными причинами: население данных регионов не имело паспортов стран, к которым они формально причислялись (Молдавии и Грузии соответственно), а их собственные паспорта являлись непризнанными документами. Таким образом, мобильность населения ограничивалась клочком земли (особенно для Приднестровья, не имевшего границы с Россией), а российские паспорта позволяли прорвать блокаду. Признание независимости Абхазии и Южной Осетии после грузинской агрессии и воссоединение Крыма после киевского февральского путча 2014 года продемонстрировало, что, во-первых, Россия при определённых условиях может пойти и на более радикальные меры, чем раздача паспортов, а во-вторых, что паспорта можно раздавать и после присоединения региона к России (как это произошло с Крымом).
Сам по себе факт паспортизации ни о чём не говорит. В Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии российский паспорт имел любой желающий, но они до сих пор не Россия, в отношении же Крыма Москва проводила ту же политику максимального ограничения приёма в гражданство, что и для остальной Украины. Но Крым уже Россия.
Казалось бы, это должно успокоить постсоветских соседей. Ведите себя разумно и адекватно — и вашей территориальной целостности ничто не угрожает. Но события последнего десятилетия, показавшие, что резко усилившаяся Россия может себе позволить проведение абсолютно суверенной внешней политики, ещё больше их напрягли (они почувствовали себя беззащитными и начали искать противовес российскому влиянию). Между тем в эпоху жёсткого глобального противостояния они всё так же нужны Москве как добровольные и искренние союзники, а не как источник постоянных провокаций и плацдарм для развёртывания политической, информационной, а возможно, и военной атаки на Россию.
Поэтому политика Москвы в вопросе предоставления гражданства зарубежным русским никак не поменялась. Некоторые послабления (в отношении носителей русского языка, прямых потомков людей, проживавших в Российской империи или СССР в границах территории РСФСР) действуют не во всех случаях и не решают проблему в принципе. На фоне устоявшейся международной традиции предоставления гражданства по праву крови, а также на фоне действий на территории Украины Венгрии, Румынии и Польши, выглядит это некрасиво. Вдвойне некрасиво в отношении жителей Донбасса, которым российские паспорта нужны не меньше, чем были нужны абхазам и осетинам. Тем не менее сейчас они вынуждены довольствоваться местным суррогатом в виде документов ДНР/ЛНР, которые неформально признаёт только Россия.
Конечно, ситуация вполне объяснима. Я могу себе представить, насколько сложнее было бы МИД России защищать позицию Москвы по Украине, если бы началась массовая паспортизация Донбасса. Это была бы серьёзная дипломатическая уязвимость. Тем не менее миллионы простых людей, в том числе детей, не думают и не обязаны думать о сложных дипломатических проблемах. Они ждут от России защиты и, естественно, не рады тому, что уже скоро пять лет, как находятся фактически в статусе людей второго сорта, документы которых с точки зрения «цивилизованного мира» не существуют. Поскольку эти люди живут на линии фронта, перед лицом врага, мечтающего их уничтожить, такое состояние повышает чувство уязвимости. В современном мире человек, не имеющий признанных документов, фактически не существует, и, если он будет убит, оснований его искать, выяснять его судьбу нет — он не проходит по бумагам.
Моральные и внутриполитические издержки, проблема авторитета России и доверия к ней зарубежных русских и пророссийских сил также воздействуют на ситуацию. Но здесь накапливается негатив уже от того, что жители Донбасса не могут в упрощённом порядке получить российские паспорта. Постепенно он может превысить внешнеполитический (дипломатический) негатив от гипотетической раздачи паспортов. Тем более что ситуация вокруг Украины и Донбасса в целом меняется и сегодня реакция «мирового сообщества» на соответствующие действия России была бы далеко не такой острой, как три-четыре года назад.
Надо заметить, что Венгрия, Румыния, Польша раздавали на Западе Украины паспорта и карту поляка с особенно высокой интенсивностью с конца 90-х и примерно до 2000 года. Тогда официальный Киев, прекрасно обо всём знавший, внимания на это не обращал. Западных соседей (в отличие от России) в Киеве не боялись. Затем темп значительно упал, просто потому, что все желающие документы уже получили. Сейчас произошёл новый всплеск. Украина не случайно занервничала и пытается как-то неуклюже отвечать. Крики Киева о том, что венгры собираются оккупировать Закарпатье, пока не распространяются на румын и поляков только потому, что с ними не до такой степени обострились политические отношения и Украина не хочет выступать инициатором очередного витка ухудшения.
Но Киев говорит, что думает. Сегодня Украина действительно боится, как говорят в Киеве, «крымского сценария для Закарпатья» по инициативе Венгрии, который, в свою очередь, актуализирует румынские, а затем и польские претензии. Власть Украины прекрасно знает, что государство расползается у неё в руках и что те регионы, которые могут сбежать из этой чёрной политико-экономической дыры, вот-вот начнут разбегаться. Сейчас Киев действительно больше обеспокоен ситуацией на Западе Украины, чем на Востоке.
Возможно, Москва хочет дождаться того прекрасного момента, когда распад Украины зафиксируют её западные соседи — страны ЕС и НАТО, в состав которых войдут некоторые украинские регионы. Действительно, отрыв Западной Украины должен серьёзно изменить внутриполитическую ситуацию, резко сократив силы радикального национализма, а также подорвав веру «креативного класса» Украины в спасительную силу Запада. Деморализованная, она может вновь вернуться в сферу влияния России (не из чувства дружбы, а вынужденно, ибо податься некуда). Это решило бы для Москвы проблему превращения враждебного плацдарма в собственное предполье, причём без особых усилий и вложений. Не пришлось бы решать проблему адаптации миллионов новых россиян, которая возникла бы в случае присоединения территорий, а крымский опыт показал, что проблема серьёзная. Между тем 20 миллионов натурализовать и обустроить сложнее, чем два.
Тем не менее к решению проблемы украинских русских надо быть готовым. Более того, алгоритмы её решения надо разрабатывать уже сейчас. Причины следующие:
1. Как бы нам ни хотелось отложить украинскую проблему хоть на год-полтора, а лучше лет на десять, опасность того, что украинское государство не переживёт президентские (в крайнем случае, следующие за ними парламентские) выборы, крайне велика. Причём речь будет идти не об отторжении части территорий на Западе, а о тотальном крахе государственности. Как показал Майдан, всё может произойти внезапно. Ещё утром ситуация будет под контролем, государственные учреждения будут работать, люди сидеть в ресторанах, а уже вечером столица, а то и вся страна (за исключением отдельных островков стабильности) может быть охвачены анархией. Даже если Россия решится проигнорировать коллапс Украины, оттуда двинутся миллионы беженцев (значительно больше, чем было в 2014 году, и значительно более отчаянных). На границе их не остановить — не бросать же против них армию. И назад их не вышлешь (миллионы, не один человек и не десять). С ними надо будет что-то делать. Причём желательно как можно быстрее их интегрировать в общество, поскольку, став гражданами, они начинают сами за себя отвечать, и у них появляются обязательства перед государством. Пока же они являются беженцами, принявшее государство обязано их поить, кормить и создавать им минимально необходимые условия для проживания, а также учить их детей, обеспечивать медицинскую помощь и т. д.
2. В пункте первом была рассмотрена ситуация приёма людей без земель. Но с большей вероятностью с землями тоже придётся что-то делать. Не может же существовать пустырь в центре Европы. Если же люди приходят вместе с землями, то возникает вопрос, как им давать гражданство: как в Крыму или выдерживать какой-то переходный период? Ведь на Украине ситуация куда сложнее и неоднозначнее, чем была в Крыму. Даже в восточных областях полно не только искренних сторонников России, но и её искренних врагов, включая «героев АТО» и членов нацистских банд. Что делать с ними, если они не пожелают получить российское гражданство, но при этом останутся жить на своей земле? Вопрос не праздный, просто выселить их нельзя, и гражданство навязать тоже. Вводить институт «неграждан», как в Прибалтике?
3. Наконец, как было сказано выше, эта проблема сейчас только катализируется Украиной, но касается всех зарубежных русских, часть которых компактно проживает в приграничных областях сопредельных государств. Начав решать украинскую проблему, Россия сразу столкнётся с вопросом: «А чем мы хуже?» И на него надо будет ответить. Потому что отсутствие ответа — тоже ответ.
Таким образом, возвращение Россией себе статуса сверхдержавы, общее изменение геополитической обстановки, ведущее к взрывному росту её возможностей и престижа в мире, резко актуализирует проблему гражданства для зарубежных русских. Хотя бы потому, что государству, которое не может (или не хочет) обеспечить право соотечественников на гражданство, будет меньше доверия как посреднику и третейскому судье (роль, которую Россия пытается за собой закрепить). Ну и наконец, просто несправедливо, когда люди, которых Россия (в виде СССР) посылала из Москвы и Питера поднимать целину, строить Нурекскую ГЭС, создавать БелАЗ, ЛАЗ, КБ и завод «Антонов», не могут вернуться на родину потому, что на начало 1992 года не были прописаны в РФ, а их дети и вовсе родились не на её территории. В то время как выходцы из союзных республик, работавшие в то время на Севере по договору, спокойно оформили себе как российский паспорт, так и паспорт страны рождения.
Раньше возможности России решить данную проблему были ограничены необходимостью самой выжить. Сейчас ситуация изменилась, и уже даже интересы внешнеполитического позиционирования требуют выработки новой стратегии взаимоотношений с зарубежными русскими, в том числе и обеспечения им возможности в упрощённом порядке получать российское гражданство. Ну и наконец, я не случайно значительную часть материала уделил украинскому обострению, актуализирующему дискуссию о гражданстве.
Надо, в конце концов, определить, кто с точки зрения России зарубежный русский, а кто мимо проходил, кто родственник, а кто сосед. Ведь сами по себе зарубежные русские в ближайшие десятилетия никуда не денутся. И если Россия не найдёт способ совместить свои и их интересы, их используют против России. Кого-то убеждением, а кого-то обманом, но используют.
