Политические решения Запада, превращающие киберпространство еще в одно поле боя между государствами, формируют смертоносный букет опасностей. Среди них — стирание границ между реальными и мнимыми угрозами.
Компьютерные «стрелялки» прочно укоренились в нашей жизни. Миллионы очень разных людей ежедневно уничтожают на своих экранах толпы виртуальных противников. Ощущение личной физической безопасности и домашне-офисного комфорта гарантировано. В итоге виртуальное душегубство превращается в рутину и, увы, приятное времяпрепровождение. Одно это обстоятельство дает повод задуматься, туда ли идет человечество?
Но теперь представьте, что речь не об игровых приставках подростков и «офисных хомячков», а о пультах управления боевыми системами в руках офицеров НАТО, готовых в любую секунду ответить на виртуальную угрозу отнюдь не игрушечным оружием.
На днях, в преддверии очередного саммита Североатлантического военного блока, СМИ сообщили, что натовские министры рассматривают киберпространство в качестве физической среды для ведения боевых действий, подобно суше, морю, воздушному пространству или космосу. Этот факт означает, что в соответствии с уставом НАТО, этого «оборонительного союза демократий», включающего и нынешнюю турецкую демократию, стратегия наступательной «коллективной обороны» теперь будет применяться и в киберпространстве — при «внешней кибератаке».
Если верить The New York Times, то еще год назад Пентагон одобрил стратегию ведения войны в киберпространстве, где предусмотрены варианты уничтожения их отнюдь не виртуальных противников. Самое время вспомнить, что в качестве источника подобных угроз американцы называют не только Иран или Северную Корею, но Китай и Россию.
Кибервойны уже сделались уделом не только заокеанских киносценаристов. Так, американский правительственный эксперт Р. Кларк еще шесть лет назад выпустил книгу о кибервойне, где определял ее как действия одного национального государства с проникновением в компьютеры или сети другого национального государства для достижения целей нанесения ущерба или разрушения. По странному совпадению, тогда же в Пентагоне появилось свое киберкомандование.
Впрочем, одно из основных полей кибервойн — интернет — тоже детище американских военных. Испугавшись первого русского спутника в 1957 году, в Вашингтоне решили, что на случай войны США нужна надежная система передачи информации, для чего и приказали их военные изладить компьютерную паутину — предтечу нынешней WWW.
Многие источники, включая бывшего американского агента Эдварда Сноудена, указывают на активное использование Западом современных информационных технологий не только для шпионажа, но и для воздействия на военно-технические и производственные объекты потенциальных противников. А также для дестабилизации общественно-политической обстановки в суверенных государствах, руководители которых не готовы слепо подчиняться чужой воле.
Но военное использование виртуального пространства чревато отнюдь не всегда просчитываемыми угрозами.
Кто, в частности, даст гарантию, что очередной масштабный компьютерный сбой на военном объекте или атомной станции страны НАТО порожден не техническими причинами или местным головотяпством, а кознями некоего врага. Кто и как определит, что враг этот — не террористическая организация, не псих-одиночка и не провокатор, а одно из государств, которые Вашингтон давно причисляет к главным угрозам для американского миропорядка?
А тогда, не вызовут ли «ответные шаги» США и их союзников, предпринятые в отношении государства, не причастного к инциденту, встречную контратаку, а та — всеобщую «горячую» войну без правил?
Кстати, о правилах. Наши зарубежные коллеги уже не раз пытались навязать дискуссию, чтобы выработать подобие кодекса ведения кибернетических войн. Иначе говоря, их легализовать.
Весной 2015 года в Ханое, через сорок лет после провала военной авантюры США во Вьетнаме, мы, члены Постоянного комитета по вопросам мира и международной безопасности, рассматривали проект резолюции Межпарламентского союза — «Кибервойна: серьезная угроза миру и глобальной безопасности». К слову, МПС объединяет парламентариев почти всех государств Земли, кроме США и нескольких малозаметных стран.
Ни при обсуждении проекта той резолюции, ни в тексте уже принятого документа ничего не говорится о НАТО, зато содержится явный призыв к государствам ООН решать все вопросы в данной сфере политико-правовым путем на площадке Объединенных Наций. В том числе вопросы о борьбе с отдельными киберпреступниками и кибертеррористами, которые должны быть вне закона, где бы они ни находились и какими бы идеями ни руководствовались.
Увы, с распадом СССР и Варшавского договора НАТО де-факто присваивает себе все больше «прав» решать вопросы международной безопасности единолично — с учетом указаний из Вашингтона. Мы же, в России, наоборот, работаем над повышением роли и эффективности ООН, созданием современной системы международной безопасности, при которой спокойствие одних достигается никак не за счет ослабления безопасности других.
Применительно к Европе Москва официально направила партнерам такие предложения еще в 2009 году — задолго до нынешнего обострения отношений. Внятного ответа до сих пор нет. Тем не менее 9 мая 2016 года, в 71-ю годовщину окончания Второй мировой войны, российский президент Владимир Путин вновь подчеркнул, что «Россия открыта для объединения усилий с другими государствами, готова работать над созданием современной внеблоковой системы международной безопасности». Согласитесь, такой подход гораздо надежней, чем превращение натовских «компьютерных стрелялок» в детонаторы «горячих» мировых войн.
Андрей Климов, заместитель председателя комитета Совета Федерации по международным делам
