Он сам из Ростова-на-Дону. Ему 30 лет. Закончил исторический факультет Южного федерального университета (в Ростове).
На его левом предплечье тату с изображением штандарта римского христианского легиона: орел, на груди которого мы видим небесное знамение со словами на латыни In hoc signo vinces ("Сим победиши"), которое во сне увидел римский император Константин перед битвой с тогдашним правителем Рима - императором Максенцием.
Уточняю: почему у него христианское тату, ведь говорят, что вагнера, как правило, родноверы, на теле которых татухи с рунами и разного рода Перунами и Одинами? Отвечает, что это не совсем так: большинство вагнеров - христиане, хотя да, есть и язычники. Но тут больше эстетика варягов, чем вера.
© Александр Чаленко
Тату "Всадника"
- Всадник, вот ты сейчас служишь в 7-й штурмовой бригаде Святого Георгия. Как ты, бывший вагнеровец, в нее попал?
- Так получилось, что СВО меня застала в Африке. Затем я в составе "оркестра" как доброволец выдвинулся в Донбасс. Прибыл к началу, как иногда называют те события, Бахмутской мясорубки. Когда по окончании контракта вышел оттуда, оказалось, что мои друзья, с кем я начинал в 2014-2015 году, служат в подразделениях Союза добровольцев Донбасса. Я тоже в Союзе состоял на тот момент достаточно давно, еще с 2016 года.
В общем, решил поработать с моими товарищами-земляками. Сначала в БАРСе-23, это тоже подразделение Союза. Затем в одном из подразделений "Редута", в разведывательно-штурмовом отряде "Херсон". Этот отряд и стал одним из бригадообразующих.
Руководство меня приметило и толкнуло на управленческую должность в бригаде.
- С командиром, Александром Бородаем, нашел общий язык?
- Да, мы как-то сразу подружились, нашли и общий язык, и общие идеи. Достаточно комфортно с этим человеком и работать, и общаться, и воевать.
- Некоторые русские диванные патриоты из Москвы задаются вопросом: вот мы уже много месяцев берем Часов Яр. Почему тогда его еще до сих пор не взяли? Вы воюете, скажем так, где-то в тех местах. В таком случае объясни, почему этот город так долго берут.
- Лукавить не буду, скажу как есть. Наступление идет тяжело. В ходе него мы осознали, как мы сильно проигрываем небо.
- Беспилотники?
- Да, беспилотники. Во-первых, противник превосходит нас по беспилотникам, как количеством, так и качеством прошивок и оборудования. Технические возможности противника позволяют ему использовать более широкий диапазон частот, постоянно подстраивается под наши системы РЭБ, которые работают, честно говоря, работают не так хорошо, как хотелось бы.
- А несут потери именно от беспилотников?
- Да. От них. На подходе к позициям. Мы открываем по ним огонь из стрелкового оружия. Если они не успевают поразить наших ребят сбросами или FPV-дронами, то корректируют огонь своей артиллерии. При этом противник работает по нам кассетными боеприпасами. Последние уничтожают лесные массивы, которые служат нам прикрытием, срезая кроны деревьев напрочь. Остаются голые стволы, бойцы оказываются не прикрыты во время передвижения.
Плюс сам кассетный боеприпас, от которого нельзя укрыться, просто лежа на земле, как это происходит в случае использования врагом обычных снарядов. Так что от кассет достаточно большой процент поражения. Да и FPV больная для нас тема.
Во время движения штурмовых групп мы теряем машины, которые на бахмутской дороге используются для подвоза боеприпасов и для ротации. Теряем их и в процессе боевого столкновения. Только заходим в дома, в укрепы, в посадки, как туда сразу начинают бить FPV. Прикрытие с воздуха ощутимые пробелы.
- Так а как же вы тогда воюете, если дроны-камикадзе не дают вам высунуть головы из укрытия?
- Пытаемся перекрываться различными системами РЭБ, не только министерскими, но и коммерческими. За свой счет их покупаем, плюс спонсоры помогают. Бывают, что все это люди присылают нам даром. Пробуем, но мало что, на самом деле, помогает.
Помогает иногда стрелковое оружие – охотничье: дробовики, картечь, пятизарядки, двустволки. Но если на нас рой идет, то одну птичку сбить можно, остальные будут бить уже по тебе. Поэтому только аккуратность, осторожность перемещения, перебежки. Стараемся на открытку не выходить, использовать складки местности, использовать массивы, лесные посадки. Но противник уже научился наши укрытия вскрывать и нивелировать. Поэтому воюем с Божьей помощью на удачу.
- А как мы тогда взяли микрорайон "Канал" в Часов Яре? Что нам помогло?
- Да как, напором взяли, натиском. Где-то просто скоростью. Некоторые мобильные штурмовые группы, сохраняя высокую динамику движения, смогли вгрызсться в оборону противника и, используя эффект неожиданности, вынудили его отступить.
-А используется ли вами при штурме различная мототехника?
- Ну, смотря какое плечо подскока. У нас обычно плечо подскока там, где техника может не пройти, в районе 8 километров. Все зависит от местности и от ситуации. Где-то приходится остановиться, спрятаться. Где-то надо быстро проскочить открытку. Трудно просчитать это время. Все индивидуально.
-Что можешь сказать о выучке противника? Говорят, что наиболее мотивированные давно уже в могиле, воюют только плохо мотивированные и плохо обученные мобики. Так это или не так? Вот лично ты что скажешь по этому поводу?
- Про их мотивацию не скажу, что она сильно упала. Враг действует так же дерзко, порой достаточно смело. Когда до стрелкового боя доходит, то выучка и уровень натиска, который предпринимают и наши добровольцы, и контрактники, и мобилизованные все-таки выше. Стрелковый бой мы зачастую у противника выигрываем.
Но и профессионализм, и уровень расчетов БПЛА у них впечатляет. При этом, по слухам, для этой работы используется молодежь. Слышали, что от 16-18 до 22-23 лет из тех, кто имеет опыт занятия киберспортом. Они вообще геймеры.
У этих людей развита быстрота реакция, навыки быстрой манипуляции пальцами, то есть управление пультом. Это специально подготовленные, обученные группы, на подготовку которых тратится достаточно большое время. Плюс постоянная аналитическая работа, то есть анализируется наша частота, анализируется небо, анализируются возможности программного развития. Их дроны летают системно.
- Ну а наши операторы дронов хорошо обучены? Уступают или превосходят украинских?
- Откровенно говоря, мы несколько уступаем им в количестве расчетов БПЛА и в количестве дронов.
Конечно, сказать, что у нас менее профессиональные операторы, я не могу. Те, с кем я работал, в принципе, тоже были достаточно большими профессионалами. У них достаточно высокий уровень подготовки.
Но здесь вопрос, наверное, не в уровне подготовки операторов, а именно в количестве дронов и в технологиях, в прошивке, в подборке частот, во взаимодействии РЭБа и в прочем. То есть в мозгах мы не уступаем, а несколько уступаем технически.
- СВО началась как война артиллерии, сейчас стала войной беспилотников. Все-таки роль артиллерии в наших операциях под Бахмутом и в Часов Яре высока, или она сейчас меньше, чем роль БПЛА?
- Артиллерия по-прежнему остается богом войны. Все равно основное огневое воздействие, огневое поражение ведется артиллерией с обеих сторон. Наша артиллерия сейчас работает более точно и качественно, чем это было в начале СВО, но сила залпа стала значительно меньше.
Хотелось бы большего количества снарядов для создания артиллерийского вала, достаточного не только для подавления опорников, но и для прокладывания коридоров в минных заграждениях, которые противник приловчился ставить дистанционно на всем пути следования наших групп.
Это бы значительно снизило наши потери в личном составе и технике.
- Ты служил в "Вагнере". Чем боец-вагнеровец по своей подготовке и психологической закалке отличается от остальных бойцов?
- Мы прошли системную школу обучения. Она подразумевала подготовку многопрофильных взаимозаменяемых специалистов. Даже те, кто проходил ускоренный курс, хорошо знают базу и могут ее передавать другим. Когда я попал в добровольческое подразделение в качестве командира взвода, несмотря на то, что в нем было много бойцов, которые воевали с самого начала СВО, я понял, что у меня уровень подготовки гораздо выше, чем у большинства. Все, чему меня научили, я могу с легкостью передать другим. Я могу взвод обучить по методичке, которая, грубо говоря, зафиксировалась у меня на подкорке.
Но в целом вне системы "оркестра" отдельно взятые вагнера - бойцы и командиры – это просто хорошие бойцы и командиры…
- То есть вы были силой только тогда, когда все вместе были в "Вагнере"?
- Когда это был единый механизм, единая система управления войсками, система снабжения, система взаимодействия разных родов войск (то есть, пехоты с авиацией, с артиллерией, с БПЛА), система логистики, система эвакуации и жесткая дисциплина - это всё вкупе давало результат.
Правда, сейчас стоит отметить такой момент: со времени взятия Бахмута за прошедший год война сильно поменялась. То, к чему привыкли вагнера в свое время при штурме Бахмута, это уже мало сопоставимо с теми условиями, в которые мы попали сейчас.
На тот момент не было FPV, они только появлялись. Не было такого количества дронов у противника, такого количества тяжелых сбросов, не было кассетных боеприпасов. Тогда при штурме городов, посадок, населенных пунктов, так или иначе доходило до стрелкового боя, где вагнерам, конечно, равных не было.
А сейчас... В нашей бригаде много бывших вагнеров, но в условиях данного прессинга с воздуха и прессинга артиллерии, в частности, кассетными боеприпасами, мы не можем использовать их навыки в полной мере, потому что, чтобы им завязаться с противником и показать свои преимущества и выучку, им нужно до противника дойти. Основные потери мы несем при приближении к позициям.
-Что было необычного для тебя во время битвы за Бахмут?
- Во время некоторых штурмов у меня было такое ощущение, что я попал в какую-то компьютерную игру, либо в фильм про Великую Отечественную, когда ты идешь за танком, который просто ломает посадку, или просто идет на укреп в лобовую.
Боестолкновение с противником на дистанции 20-30 метров, кинжальный огонь.
- А как вы выживали при кинжальном огне на такой короткой дистанции?
- Тут было соревнование: кто кого быстрей застрелит. Мы выходили на противника порой при его численном превосходстве 3-4 к 1, и, будучи наступающей стороной, пробивали их укрепы. В стрелковом бою мы одерживали победу.
У меня была ситуация, когда, наступая на укреп, слева-справа от меня падают товарищи, падают ветки, но реально Божье провидение или фарт какой-то отводил от меня смерть. В ходе перестрелки пуля даже разбила мой автомат, который меня прикрывал.
-А броник и шлем, наверное, весь в пулях и осколках?
- Броник и шлем были в порядке. У меня был разорван в нескольких местах гидратор на спине. Ему сначала отрезало шланг, который просто болтался передо мной. Осколок сбоку пролетел и его срезал. При очередном каком-то разрыве, у меня просто вырвало дно гидратора и осколками его посекло. При этом броня была относительно целая. Я сам отделался легким испугом и легкими осколочными ранениями.
- А с самими Пригожиным и Уткиным приходилось общаться?
- С Уткиным забавная история вышла. Общаться мне, конечно, с ним не приходилось. Я ведь был обычным бойцом, штурмовиком, хотя "Девятый" (позывной командира "Вагнера" Дмитрия Уткина – прим.) и с бойцами вступал в обычные диалоги. Не было у него какого-то пренебрежения пехотой, вплоть до того, что он мог сам вместе с бойцами пойти на штурм.
У меня с ним была только одна встреча в Мали, в очереди в столовую. Стою я в очереди за едой. Впереди меня - лысый боец. Там половина лысых, половина – с бородами. Все примерно на одно лицо. Вот я впереди стоящего товарища похлопал по плечу. Спрашиваю: братан, что на обед дают?
Он поворачивается… Смотрю, а это "Девятый". Отвечает: да суп какой-то… Пардоньте... А с Пригожиным встречаться не довелось.
- Вы Пригожина не боялись?
- Нам-то зачем его бояться? Пригожин был человек жесткий, местами жестокий. Где-то эта жестокость была оправдана. От бойцов он требовал выполнения задач и железной дисциплины. Но при этом он всегда за своих, скажем так, рвал последние мышцы. И за тех бойцов, которые оправдывали его доверие, он горой стоял.
Поэтому страх был, когда за тобой был какой-то, выражаясь по-простому, косяк. То есть ты понимал, что контора тебе его просто не простит и за него спросит. Были в "оркестре" и свои минусы…
- А какие, кстати?
- Я не буду об этом говорить, чтобы не порочить память...
- А бойцы 7-й штурмовой Георгиевской бригады хорошо воюют?
- У нас бойцы разные. Костяк бригады - это бойцы, начинавшие еще в 14-м году – донбасские ополченцы и добровольцы из России, а среди них много "музыкантов". Много у нас ребят, которые воевали в начале СВО на изюмском направлении. Это и есть бригадообразующее ядро.
- Чем эти бойцы отличаются от других?
- Да, по сути, ничем. Знаете, наверное, все русские воины идентичны в каком-то смысле. То есть, сегодня мы работаем в "Вагнере", завтра - в подразделении "Союза добровольцев Донбасса", послезавтра ситуация переменится, мы все окажемся ремобилизованными или в Министерство обороны уйдем. Мы просто воины по духу да и по образу жизни. Есть те, кто этим живет, кто чувствует за собой долг да и просто обязанность показать своё мужское нутро, став на защиту Родины.
- Как ты считаешь, сколько эта война еще продлится? Есть у тебя прогноз?
- Ну, прогноз, наверное, будет зависеть от того, какие цели все-таки ставит наше руководство. Если оно ставит целью окончательную Победу, а я считаю, что надо стремиться только к этому - то есть, флаг над Киевом, полное разоружение ВСУ, сдача в плен либо уничтожение украинской армии и всех вооруженных формирований Украины, которые воюют против России, то в таком случае эта война может продлиться еще не меньше двух лет.
Смотрите также видеоинтервью Александра Чаленко с командиром 7-й штурмовой георгиевской бригады Александром Бородаем: Осенью Россию попробуют затянуть в переговоры: Бородай о реалиях войны и опасности "позорного мира"