"Вокруг Булгакова": Герберт Аврилакский

Воланда никто в Москву, понятно, не вызывал и научной работой он заниматься не собирался. Но Михаил Афанасьевич, конечно, толстый тролль – его сатана заявляет, что собирается работать с рукописями не какого-то чернокнижника, а самого Папы Римского Сильвестра II – Герберт из Орильяка более известен под этим именем. Ну и история самого этого исторического персонажа весьма интересна.

Герберт родился около 946 года в современной Оверни, около 963 года стал монахом, а в 967 году, благодаря поддержке барселонского графа Борреля, отправился в Испанию – заниматься математикой и изучать арабские научные труды. В результате он сделал блестящую научную и политическую (в понятиях того времени) карьеру, став учителем будущего императора Оттона II, преподавал дисциплины тривиума (грамматику, риторику, диалектику) и квадривиума (музыку, арифметику, астрономию и геометрию), занял пост архиепископа Реймса, а позже – Равенны, и, наконец, при поддержке императора Оттона III 2 апреля 999 года был избран Папой Римским под именем Сильвестра II. Умер в Риме в 1003 году.

Никаким чернокнижником Герберт не был (косвенным подтверждением понимания Булгаковым этого обстоятельства является то, что среди гостей Воланда его нет), но невероятная широта научных познаний, позаимствованных у древних греков посредством современных ему арабов, шокировала публику. Более того, сама мысль о приобретении новых знаний была чужда тогдашнему мышлению. В принципе считалось, что человечество деградирует и всё самое лучшее было в прошлом – в золотом веке. Поэтому что-то хорошее можно только вспомнить, но никак не позаимствовать или, прости Господи, придумать.

Учитывая дикость тогдашних нравов такое опережение своего времени естественно вело к слухам о том, что учёный монах связан с нечистой силой. Интересно, а есть ли роман о "попаданце" Герберте Аврилакском? Он, кажется, идеально вписывается в концепцию литературы, где человек, лишённый всего, кроме знаний, попав в прошлое меняет развитие человеческой цивилизации.

А ведь Герберт Аврилакский, помимо того, что занял один из высочайших в то время постов, которые в принципе мог занять человек не по праву рождения, действительно изменил ход европейской цивилизации, внедрив арабскую математическую систему (правда без нуля; нуль – слишком сложная для практического разума средневекового человека сущность).

Булгакову литература о попаданцах была неинтересна (хотя он был с ней знаком – роман Марка Твена "Янки при дворе короля Артура" был опубликован в 1889 году), да и к математике он особого отношения не имел. Что же его привлекло в этом персонаже?

Начнём с того, что Воланд косвенно намекает на действительную цель своего визита в Москву – прижизненно встретиться с мастером. Прямо это нигде не написано, но его местом работы вполне мог быть Румянцевский музей, который находился в Доме Пашкова на Боровицкой площади. Сам по себе музей в 1924 году был ликвидирован, фонды его переданы в другие учреждения (например, собрание картин – в Третьяковскую галерею и музей им. Пушкина), а здание и библиотека – в состав государственной библиотеки им. Ленина. В принципе бывший Румянцевский музей вполне мог быть местом работы мастера – музеем он уже не был, но по инерции мог им называться.

Впрочем, трактатов Герберта Аврилакского в Румянцевском музее скорее всего никогда не было (просто не очень понятно, как они могли попасть в Россию). Однако, в отделе рукописей библиотеки мог хранится экземпляр рукописи мастера – если учесть, что целью Воланда были мастер и его книга, то внимание к библиотеке выглядит естественным.

Иногда указывается, что жизнь Герберта Аврилакского могла быть одним из источников легенды о Фаусте. В частности, Герберт, якобы, создал терафима – искусственную голову, которая давала ответы на вопросы (вспомним, кстати, говорящую голову Берлиоза). Ученик же Фауста создал гомункула, к чему подталкивает мастера Воланд: "неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?" Обратите внимание, что Воланд и тут врёт, но подловить его невозможно – он-то был непосредственным свидетелем истории Фауста, так же как и истории Иешуа и Пилата…

Это, впрочем, натяжка, поскольку легенды о Герберте ходили в Италии и Англии, но не в Германии, где был свой демонический учёный – Альберт Великий. Тем не менее, Булгаков вполне мог добросовестно заблуждаться или же прямо творить свою собственную версию истории (чем он, собственно, и занимается в ершалаимских главах романа).

Татьяна Поздняева обращает внимание на ещё один аспект:

"Оттон, сделавший Герберта папой, полностью находился под влиянием этой яркой личности. Перед нами ещё один пример взаимодействия правителя с мудрым советником, мистиком и философом, который не мог не восхитить Булгакова. Более того, в истории это, пожалуй, один из самых удивительных союзов. Собственно, Оттон и Герберт воплотили мечту Булгакова о его возможных отношениях со Сталиным".

Валерий Шилов, анализируя предварительные варианты текста романа, обращает внимание на то, что Герберт Аврилакский появляется только в редакции 1937 года. В варианте 1936 года ("Князь тьмы") Воланд собирается разбирать рукописи Роджера Бэкона (не путать с Фрэнсисом Бэконом) и монаха Гильденбранда (Папы Григория VII – тоже феноменальной исторической фигуры). По его мнению, использовании этого имени решает две задачи.

Во-первых, чисто эстетически имя Герберта Аврилакского звучит более серьезно, чем, например, Бэкона (студенты во все времена непочтительно называли его беконом).

Во-вторых, человеку слабообразованному это имя ничего не скажет, а вот человеку образованному скажет очень многое, в частности – напомнит о том, что Сильвестр II был папой на рубеже тысячелетий, когда христианский мир ждал конца света, что вполне перекликается с мироощущением первой половины XXвека (помните – "Земля налетит на небесную ось"?)

Слишком просто? Может быть. Но мы всё же должны помнить, что Герберт Аврилакский встречается в романе один единственный раз.