Поэт Борис Слуцкий: "я вырос на большом базаре в Харькове"

В 1922 году семья Слуцких переехала в Харьков.

Харьков, тогда столица УССР, переживал самую тяжёлую ломку в своей истории. Харьковцев уплотнили, повыбили или вытеснили вон, приезжие вживались в город, с которым их ничего не связывало ранее. И из их симбиоза рождались те, кого вскоре назовут харьковчанами. Это был город, где в музыкальном театре, именуемом тогда, извините, Держоперой, давали балет "Лебедячий ставок". Это было там, где русский театр закрыли почти на десятилетие, а великий режиссер Николай Синельников был вынужден скитаться по всей стране. Это было время тотальной украинизации. Однако и старые, и новые жители города и окрестностей были убеждены, что говорят не как-нибудь, а по-русски.

"Русский язык (а базар был уверен,

Я до сих пор от него не отвык"

Душой города, несмотря на все революционные перемены, оставался базар. Для Слуцкого — Конный, для его старшего современника Израиля Меттера — Благовещенский или знаменитый Благбаз.

"Я вырос на большом базаре,

И никогда до урн не доставали".

А когда столицу вывезли в Киев, город снова стал приходить в себя. В здании, где раньше были Дворянское собрание, затем — ВУЦИК, открылся Дворец пионеров. Там не только прошла реанимация новогодней ёлки под аккомпанемент Марка Гурченко, но и работали кружки, о которых Слуцкий вспоминал так:

"Я в Дворце пионеров, в Харькове,

Комсомолец — чуть погодя…"

Один из таких кружков — литературный — вел Григорий Александрович Гельфандбейн, которому довелось пережить всех своих воспитанников. Позднее он, приходя в гости к кружковцам 70-х — начала 80-х, среди которых был и автор этой статьи, говорил нам: "самым талантливым из моих кружковцев был Миша Кульчицкий, а самым читающим — Боря Слуцкий". И действительно, память у Бориса была особенная, о ней он сам говорил так: "у меня была такая память — память отличника средней школы".

Ближайшим другом Слуцкого был погибший под Сталинградом Михаил Кульчицкий, сын дворянина, офицера императорской армии, а затем — юриста и политзаключенного. Олеся Кульчицкая, сестра Миши, вспоминала: "он часто приходил к нам, вернее, к брату… Другие ребята запросто, иногда шумно, проходили в комнату к Мише. Борис же задерживался, обязательно здоровался со всеми домашними. Наш отец, Валентин Михайлович, если бывал дома, беседовал с Борисом, задавал ему вопросы, заинтересованно выслушивал все, что отвечал Борис". Так приходило восприятие жизни разноцветное, а не прямолинейное:

"Старых офицеров застал ещё молодыми,

в классе, в городе летнем".

А потом Слуцкий покинул Харьков. "Осенью 1937 года я поступил в МЮИ — Московский юридический институт. Из трёх букв его названия меня интересовала только первая. В Москву уехала девушка, которую я тайно любил весь девятый класс. Меня не слишком интересовало, чему учиться. Важно было жить в Москве, не слишком далеко от этой самой Н."

Поступил в юридический Борис по настоянию отца и по совету Валентина Михайловича Кульчицкого, а когда Миша Кульчицкий решил бросить Харьковский университет и перевестись в Литературный институт, вдвоем они пошли на поиски поэта, который дал бы Кульчицкому рекомендацию для поступления.

Слуцкий вспоминал: "мы пошли к Антокольскому. Он выслушал Кульчицкого, изругал его и охотно дал рекомендацию. Потом попросил почитать меня — сопровождающее лицо. Восхвалил и дал рекомендацию. Через сутки я был принят в Литературный институт и целый год подряд гордился тем, что получаю две стипендии — писательскую и юридическую". Через два года, окончив полный курс обучения, Слуцкий не стал получать юридический диплом. В то же время летом и осенью 1941 года в ожидании, когда военкомат удовлетворит его просьбу о призыве в армию, он окончил Литинститут, семинар Ильи Сельвинского, названный потом немногими выжившими "братской могилой".

А дальше — фронт. Ушёл Слуцкий рядовым, а вернулся майором. Служил секретарём и военным следователем в дивизионной прокуратуре. С осени 1942 — инструктор, с апреля 1943 — старший инструктор политотдела 57-й армии. Несмотря на то что был политработником, постоянно лично ходил в разведпоиски. На фронте был тяжело ранен, инвалид второй группы. В 1943 году вступил в партию. После войны — на литработе. Переводы, стихи в разных изданиях…

Михаил Светлов в 1954 году на обсуждении стихов Слуцкого в секции поэзии Союза писателей сказал: "по-моему, нам всем ясно, что пришел поэт лучше нас". Лишь благодаря статье И. Эренбурга "О стихах Бориса Слуцкого" ("Литературная газета", 28 июля 1956) вышла книга стихотворений Слуцкого "Память", и он был принят в Союз писателей СССР (1957).

Составитель сборника Владимир Огнев вспоминал: "свой чемоданчик, чудом сохранившийся с фронта, он раскрыл не сразу. Там хранились стихи и проза, которую он доверил еще позже. В начале 1957 года Борис торжественно вручил мне толстую папку стихов: "Донесёте?" Он сказал, что позвонил в "Советский писатель" и попросил, чтоб я составил и редактировал первую его книгу. Там согласились. Речь шла о сборнике избранного листов в десять.

Каково же было удивление Бориса, когда я, придя к нему — тогда он снимал комнату где-то в районе Неглинной, — предложил свой состав всего из… 39 стихотворений. В книге "Память", которая была подписана в печать — какая символика! — 22 июня, значится 40. Слуцкий задумался. Потом твердо сказал: "Хорошо. Только я бы хотел добавить одно стихотворение — „Последнею усталостью устав…"". Пожелтевший листок лег на свое место. Слуцкий с церемонной важностью пожал мне руку, как будто мы подписали меморандум".

В тот же год Слуцкий женился. "Таня Дашковская, став женой Слуцкого, получила все, как говорится, по "первому классу". Борис одевал ее, как дети одевают куклу, любуясь и сдержанно восторгаясь, возил по заграницам, модным курортам, покорно следуя за своеобразным обществом жены, в каком до женитьбы не имел ни интереса, ни надобности. Светская жизнь Тани Слуцкой никак не гармонировала с суровым стилем его прошлой жизни", — рассказывал позднее Огнев.

Год спустя Слуцкий примет участие в травле Пастернака. Тогда на собрании московских писателей он сказал: "Поэт обязан добиваться признания у своего народа, а не у его врагов. Поэт должен искать славы на родной земле, а не у заморского дяди. Господа шведские академики знают о Советской земле только то, что там произошла ненавистная им Полтавская битва и еще более ненавистная им Октябрьская революция". Позднее в своих стихах Борис Абрамович оценит это событие так:

"Уменья нет сослаться на болезнь,

В такую грязь, где не бывать другому".

Одно из первых публичных выступлений Слуцкого перед большой аудиторией состоялось в Центральном лектории Харькова в 1960 году. Организовал его друг поэта — харьковский литературовед Лев Лифшиц. Вместе с несколькими другими "знаковыми" поэтами 1960-х годов появился в фильме Марлена Хуциева "Застава Ильича" на вечере поэзии в Политехническом музее. А потом была всесоюзная дискуссия о "физиках и лириках", навеянная стихотворением Слуцкого.

Казалось бы, советский поэт, убежденный коммунист… Но творчество Слуцкого любили и люди, которым эта идеология была, мягко говоря, не близка.

"Именно Слуцкий едва ли не в одиночку изменил звучание послевоенной русской поэзии. Его стих был сгустком бюрократизмов, военного жаргона, просторечия и лозунгов. Он с равной лёгкостью использовал ассонансные, дактилические и визуальные рифмы, расшатанный ритм и народные каденции. Ощущение трагедии в его стихотворениях часто перемещалось помимо его воли с конкретного и исторического на экзистенциальное — конечный источник всех трагедий. Этот поэт действительно говорит языком ХХ века… Его интонация — жёсткая, трагичная и бесстрастная — способ, которым выживший спокойно рассказывает, если захочет, о том, как и в чём он выжил", — писал Иосиф Бродский.

В феврале 1977 года умерла жена Слуцкого, много лет страдавшая от рака лимфоузлов. Для него это стало настоящим ударом, от которого он уже не оправился. За 3 месяца он написал около двухсот стихотворений, в том числе обращённых к жене, и замолчал как поэт до конца жизни.

"Я ничего не видел кругом —

И я был жив, а она умирала".

Последние годы Слуцкий провёл в Туле у младшего брата Ефима, в течение продолжительного времени находился в психиатрической лечебнице. Скончался 23 февраля 1986 года. Долгие годы после этого выходили сборники неопубликованного при его жизни.

P.S. В Харькове нет ни улицы Слуцкого, ни мемориальной доски в его честь.