Экспедиционный корпус, стоявший в Варне, страдал от многочисленных болезней, прежде всего холеры, и новый, более обширный и благополучный в климатическом отношении, порт пригодился бы противникам России.
Одесса: привет от Щеголева
У моряков Англии и Франции также была непроверенная информация, что в Одессе чинится часть русского Черноморского флота, за полгода до этого уничтожившего в сражении при Синопе большую часть османского ВМФ.
Адмиралы Данден и Гамелен надеялись по-легкому сотворить в Одесской гавани мини-Синоп. Правда, позже выяснилось, что боевые корабли русских все чинились в Севастополе и Николаеве, а в Одессе из числа кораблей, побывавших под Синопом, стоял только один транспорт — старая почтовая шхуна.
Тем не менее, союзники решили попробовать и пошли на штурм Практической гавани. Там их встретила легкая батарея 22-летнего прапорщика Щеголева, составленная сплошь из устаревших орудий и имевшая в составе обслуги всего несколько кадровых артиллеристов. Тем не менее, лихой прапорщик дал бой вражескому флоту с его 350 орудиями.
Шесть часов гремела над Одессой пальба, корабли боролись не только с пушками порта, но и обстреливали сам город. Три англо-французских корабля были серьезно повреждены щеголевцами, которые в свою очередь лишились почти всех своих пушек.
Адмиралы не решились высаживать десант, зная, что кроме устаревших пушек в Одессе стоит гарнизон в тысячу человек.
Щеголев по личному рескрипту императора Николая I получил сразу чин штабс-капитана.
А две недели спустя отличился его коллега-артиллерист поручик Абакумов. Оставленные наблюдать за Одессой три английских парохода-фрегата подошли слишком близко к каменной отмели в шести милях от одесского маяка, и один из них, «Тигр», прочно сел на камни, пропоров днище.
Мгновенно подскочившая полубатарея Абакумова открыла самый живой огонь, пробив корпус застрявшего на мели парохода в нескольких местах. Капитану ядром оторвало ногу, и англичане сдались в плен. Шлюпки перевезли на берег 224 первых военнопленных из числа союзников в этой войне.
Неудачным был и рейд четырёх французских фрегатов у Очакова. Эта древняя крепость прикрывала вход в Бугский лиман, а значит и важный порт Николаев, в котором располагалось тогда адмиралтейство, строившее корабли для ЧФ и штаб флота. Французы лениво постреляли по Очакову, но, убоявшись ответа, в лиман входить не решились.
В целом неудачей завершился этот пробный шар для объединенного флота Британской и Французской империй. На вторую пробу он решился полгода спустя.
Стреляли, чтобы не подходить к Севастополю на пушечный выстрел
После печального поражения русских войск на реке Альма у аула Бурлюк в сентябре 1854 года все в русском лагере ждали нападения на Севастополь с суши. По непонятным причинам, очевидно будучи введенными в заблуждение, союзники медлили, ожидая сопротивления русских фортов на Северной стороне Севастополя, хотя там, в слабом полевом форте, стоял один-единственный Тарутинский пехотный полк.
Британский командующий, однорукий лорд Раглан (руку он потерял 40 годами ранее, при Ватерлоо) колебался, и его колебание передалось находившемуся при смерти командующему французской армии, маршалу Сент-Арно. Оба считали, что большая часть русской армии отошла к Бахчисараю, где ее можно было легко принудить к сдаче.
Английский журналист Уильям Ховард Рассел, которого на Западе считают отцом военной журналистики (мы-то знаем, что это был граф Лев Толстой), писал по свежим следам в книге «Британская экспедиция в Крым»: «…если бы мы… преследовали русских и загнали их в мешок у Бахчисарая, армия их была бы деморализована и в подавляющем большинстве сдалась в плен».
Британский журналист плохо знал русских. И ошибался в оценке флангового маневра князя Меншикова. Большая часть армии как раз пришла в Севастополь и, пополнив запасы, ушла из него на Инкерман, где, став лагерем среди высот, готова была отразить удар по трем направлениям, куда бы ни пошли союзники — на Северную, на Севастополь или в обход на Балаклаву.
Как известно, англо-французы предпочли сделать большой крюк. Англичане стали базой в Балаклаве (16 верст от Севастополя), а французы — в Камышовой бухте (14 верст). Так 27 сентября 1854 года началась осада Севастополя и Первая его оборона.
А 5 октября союзники решились на первую артиллерийскую канонаду, которая продолжалась целый день и была в целом интервентами проиграна. Не в последнюю очередь благодаря крайне неудачным действиям объединенного флота захватчиков.
Севастополь строился и развивался, прежде всего, как морская крепость. Никому и в голову не приходило, что кто-то сможет высадить под его стенами целую армию. И в качестве морской крепости он был превосходен — многочисленные батареи или равелины строились так, чтобы не попадать под прямой огонь с моря, их орудия вели так называемый фланкирующий огонь, под который противник попадал не будучи в состоянии отвечать немедленно. И все же силы казались неравными — против 1260 флотских орудий одного борта — 123 ствола крепостной артиллерии.
Так же как и на суше, дуэль артиллеристов продолжалась много часов. И здесь русские канониры одержали еще более убедительную победу.
Французы действовали против фортов Южной стороны, то есть стрелять принуждены были издалека, ибо вход в Севастопольскую бухту был заранее загражден затопленными кораблями Черноморского флота по приказу главнокомандующего русскими войсками в Крыму князя Меншикова.
Сергей Сергеев-Ценский в своей «Севастопольской страде» описывал события этого противостояния так:
«Из линии судов, ставших так, чтобы нести возможно меньше потерь от русского огня, вырвался вперед только паровой корабль «Шарлемань», ставший против входа на Большой рейд, чтобы обстреливать суда Черноморского флота и город: на нем даже видны были люди на палубах. Когда первыми же выстрелами сбит был на нем трехцветный флаг, он тут же поднял другой такой же. Он щеголял неустрашимостью своей команды, но первый же и вышел из строя: удачно пущенная бомба, пройдя все три его палубы, разорвалась в машине, и он был уведен на буксире в два часа дня.
Недолго после него держался и корабль «Наполеон», пораженный в подводную часть, а вслед за ним и «Париж» тоже вынужден был оставить свою позицию.
Флагманский корабль этот пострадал особенно сильно. В одну только оснастку его попало около ста снарядов; более пятидесяти пробоин получил он, причем три — в подводную часть. Несколько раз возникали на нем пожары; их тушили, и корабль все еще стоял и посылал залп за залпом из шестидесяти орудий одного борта.
Но вот бомба разорвалась близ капитанского мостика; снесен был ют, убит адъютант Гамелена, ранено несколько офицеров его штаба, а старый адмирал, понявший, наконец, что Севастополь далеко не Синоп, приказал буксирующему пароходу вывести «Париж» за линию огня в тыл. К шести часам вечера вся эскадра франко-турок снялась с якорей и ушла под прикрытием дыма и сумерек.
Если четырнадцать кораблей французских и два турецких имели против своих восьмисот орудий одного борта только девяносто шесть на южных фортах, то одиннадцать кораблей английских против четырехсот шестидесяти орудий одного борта имели жалкое количество орудий на северной стороне: пять на Волоховой башне, три на батарее Карташевского и восемнадцать на Константиновском форте.
Но и из английских кораблей три — «Кин», «Лондон» и «Агамемнон» — несколько раз загорались и выходили из строя. «Агамемнон», наконец, ушел совсем. А боровшиеся с батареей Карташевского и Волоховой башней фрегаты «Аретуза» и «Альбион» получили так много пробоин, что их повели чиниться уже не в Балаклаву, а в Константинополь.
Двадцатью минутами позже французской ушла от Севастополя и вся английская эскадра, чтобы уж никогда за все время осады не пытаться больше атаковать севастопольские форты».
Три рейда
Отказавшись от идеи использовать артиллерийскую мощь флота в борьбе против фортов Севастополя, англичане, французы и примкнувшие к ним турки решились с началом весенней навигации 1855 года провести несколько разбойничьих рейдов в тылу у русской армии — в Азовском море.
Разрешение на начало этой масштабной акции, проводившейся преимущественно английским флотом, было получено в двадцатых числах апреля 1855 года. Для рейда на Азов были отобраны мелко сидящие канонерские лодки, и ряд мелких транспортных судов, которые несли на себе десанты.
12 мая была захвачена Керчь. Город обстрелян, разграблены дома обывателей. Печальная судьба постигла Музеон — хранилище древнегреческих ценностей. То, что не успели вывезти внутрь России, было украдено оккупантами (так погибла первая коллекция музея, вторая — сгинула в Великую Отечественную, а третью сейчас держат у себя голландцы).
16 мая настал черед Геническа, где, как и во всех азовских портах, были сосредоточены несколько элеваторов для зерна — главного экспорта России, ее нефти того времени. Правда, русские своевременно увели весь плоскодонный флот в Сиваш, а пролив из моря в него заставили баржами с углем. Попытка высадить десант была отбита.
Вечером 17 мая с кораблей противника отошло несколько шлюпок с матросами, вооруженными фальконетами. Прорвавшись через заграждение в проливе, они принялись жечь баркасы и суда. Но, умело используя артиллерию, русские солдаты и офицеры не только выбили десант из пролива, но даже заставили отойти эскадру от берега, после чего та ушла в море.
После Геническа настала очередь Бердянска, где артиллерия интервентов подожгла хлебные склады, и Мариуполя. В те времена Мариуполь был скромной греческой деревней с небольшим портом, поэтому его только обстреляли.
Рейдеры подошли к Таганрогу — главной цели налета — 22 мая. Таганрог был вместе с Одессой, самым мощным центром русской торговле на юге империи, его было бы не худо захватить. После того как местный русский гарнизон отклонил ультиматум, город подвергся мощному обстрелу со стороны британских корабельных орудий.
На баркасах на берег было переправлено около 300 десантников, однако гарнизон в нескольких ожесточенных контратаках сбросил вражеский десант в море.
25 мая 18 кораблей появились у Ейска, высадив десант и уничтожив хлебные склады. После чего союзники оставили азовскую акваторию.
В течение лета и осени 1855 года они еще дважды появлялись в водах древней Меотиды, нападая на хлебные склады южных портов. Все они были малоэффективными, имея больше пропагандистский успех. Правда, ставкам союзников в Крыму трудно было объяснить потерю канонерки «Джаспер», уничтоженной лихими донцами.
Флот интервентов показал, кроме всего прочего, что не может, как в былые времена, служить самостоятельной силой при атаке наземных фортов. А русские моряки вынесли из рейдов своих противников на Одессу, Очаков, Севастополь, Керчь и порты Азова продуктивную идею крейсерской войны на море.
В 1863 году ее сформулировал в отдельной брошюре адъютант главы русского императорского флота великого князя Константина Николаевича лейтенант Леонид Семечкин. Правда, как это часто бывало в русской истории, изобретением Семечкина первыми в полной мере воспользовались в Первой мировой войне немецкие военные моряки, о которых во времена войны Крымской еще и не слыхать было.