Мир сегодня не знает, чем заняться. Он просто пережевывает одно и то же изо дня в день. Нового ничего не рождается. А идеи и символы ведут за собой, и изменить это невозможно, считает севастопольский писатель и публицист Платон Беседин.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Платон, недавно мы отметили десять лет возвращению Крыма в состав РФ. Многие российские компании до сих пор не спешат заходить в регион. Что еще нам предстоит сделать, чтобы в жизнь на полуострове была точно такой же, как и на материке?
— Есть два пути. Путь естественный (созидающий) и путь вынужденный.
Заход банков в Крым был связан с началом СВО. Они сообразили, что теперь уже им мало что может угрожать, поэтому зашли. Это тактика многих российских компаний. И дело же касается не только Крыма. Например, многие российские компании сейчас приходят в Сербию, потому что другие страны Запада для них стали закрыты в результате истории, которая произошла два года назад. Все это — вынужденный путь.
А путь созидающий — это когда мы четко понимаем, что Крым — это часть России. С административной, социальной и экономической точек зрения. Никаких разделений быть не может. Это касается не только Крыма, но и Донбасса.
Я не хочу сказать, что мы пытаемся бежать за уходящим поездом. Мы будто бы смотрим на вагон уходящего поезда и думаем, прыгать в него или не прыгать. Но последние события трех-четырех лет показали, что не имеет значения, прыгать или не прыгать, потому что Россия и Запад никогда не будут восприняты друг другом.
Поэтому нам надо честно сказать, что Крым — это часть России и что здесь все будет так же, как в России. Это будет честное и смелое решение. При этом в глобальной политике оно ничего не изменит. Санкции против нас как вводили, так и будут вводить. Как блокировали нас, так и будут блокировать.
Хотя я привык рассматривать вопрос с разных точек зрения. Десять лет — это вроде бы приличный срок. Но в масштабах истории это ни о чем. Мы можем сейчас пенять, что в Крыму нет того и этого. Но давайте не забывать, сколько за десять лет было создано в Крыму хотя бы в плане инфраструктуры.
— Что конкретно надо сделать для интеграции Крыма и Севастополя в Россию, которая, казалось бы, за эти десять лет должна была пройти по полной программе?
— Все очень просто. Приведу это на конкретных примерах.
Первое. Людей в Крыму волнуют цены. Да, они растут и на материке, но в регионе цены просто космические. Кто-то может сказать: "Это потому, что крымчане жадные". Да при чем тут наша жадность? Не мы же цены на продукты устанавливаем. Да, возможно, что какая-то женщина в Евпатории сдает вам жилье втридорога. Это ее жадность. Но ее жадность продиктована в том числе тем, что ей тоже хочется кушать.
Следовательно, в Крым необходимо завести крупные торговые сети. Я не думаю, что если здесь появятся "Пятерочка" или "Магнит", то их международная репутация как-то серьезно пострадает. Это можно сделать, было бы желание и соответствующее решение государства. В нас же до сих пор сидит философия из 1990-х, что рынок все отрегулирует. Мы за эти десять лет видим, что рынок не все отрегулировал. И приход на полуостров крупных торговых сетей хоть как-то снизит цены.
Второе. Нам нужны большие инвестиционные программы на государственном уровне, направленные на развитие тех отраслей экономики, которыми Крым был силен исторически. Если мы говорим о моем Севастополе, то речь надо вести не о культурном кластере, который сейчас таджики строят, а об инженерном кластере. Это можно сделать.
Третье. Учитывайте мнение местных жителей о том, как обустроить их родной регион.
Только что был разработан генплан Севастополя, о котором долго шли споры. Севастопольские компании и просто горожане как-то участвовали в его разработке? Да никак.
Да, у нас вроде были общественные слушанья. Но ты не всегда знаешь, где и как они проходят. Модернизацией, реставрацией и благоустройством города должны заниматься севастопольцы. Иначе у нас так и будут повторяться ситуации, когда все выложили плиткой, а деревья спилили.
Когда мы возмущаемся по этому поводу, нас обвиняют в неблагодарности. При чем тут это вообще? Еще Владимир Путин сказал, что мы должны относиться к Севастополю, как к сакральному месту. А у нас возникает ситуации, когда план развития города разрабатывает какой-то клерк, который сидит в какой-нибудь Туле. Ну что он может знать про севастопольские традиции? Вряд ли он полезет в энциклопедию, чтобы посмотреть, как выглядел и должен выглядеть Малахов курган или Матросский бульвар.
Мы это знаем. Мы читали Толстого и боролись за это 20 лет жизни. Не надо думать, что когда Севастополь был в составе Украины, мы тут ничего не делали. Я знаю конкретных людей, которые отдали жизни за то, чтобы Севастополь и Крым снова стали русскими землями.
Это только часть мер, которые можно сделать для полноценной интеграции нашего региона в Россию.
— Все мы привыкли читать о постоянных обстрелах Крыма и Севастополя. Насколько в регионе осознают угрозу Украины? Остались ли сегодня те, кто считает, что в 2014 году Крым "не так поступил" или Донбасс "не так восстал"?
— Знаете, в сентябре я был на книжной ярмарке в Саратове. Там я съездил на кладбище, где похоронен ее организатор Володя Иванов. Оттуда я ехал в такси. Мы разговорились с водителем. Я и так был на взводе, а в этот момент мне еще и сообщили о ракетных ударах по Севастополю. И в этот момент таксист мне задает вопрос: "Как там у вас вообще? На Украину вернутся не хотите?" Я в этот момент даже завелся. Потому что Крым и Украина — это вообще как отрезанный ломоть.
Меня сейчас за это критикуют. Но пока все эти критики сидели в норах, я в 2014 году сразу после Крымской весны специально ездил в Киев, Львов и другие украинские города, чтобы объяснить всем, почему Крым стал русским. Я лично беседовал с Порошенко и рассказывал ему об этом.
В сентябре 2014 года я очень боялся приехать во Львов на книжную ярмарку. Но я решился и ни разу не пожалел об этом. Потому что львовяне на мове говорили мне примерно то же самое, что пытался донести до них я: "В Крыму никогда не было ничего, что связывало бы его с Украиной".
Поэтому я выступал против особой критики тех, кто всегда поддерживал Украину. Они считали, что это их родина. Так и крымчане в 1991 году считали, что Россия — это наша родина, которую у нас забрали.
Большинство жителей региона не воспринимали Украину всерьез. И не потому, что они в нее плюнуть хотели. Я четыре года жил в Киеве. Я никогда не говорил, что Украина плохая. Мне очень многое там нравилось. Но я на всех эфирах и встречах всегда говорил: "Крым и Севастополь — это русская земля. Если вы не будете их уважать, вы их потеряете".
Я это рассказываю не для того, что показать, какой я хороший. Просто в тот момент я боялся, что будет большая война. Я пытался ее предотвратить. К сожалению, это не удалось.
Поэтому разговоры о том, хотят ли в Крыму возвращения Украины, просто бессмысленны. Это уже далекое прошлое. Об этом могут думать или сумасшедшие, или те, кому при Украине было хорошо. Но это их воспоминания. Я тоже с теплом вспоминаю, как я в Киеве гулял по Киево-Печерской лавре или на Владимирской горке. Может быть, я хотел бы вернуться туда на какое-то время и снова там погулять. Но это моя ностальгия. Именно этого не будет. Потому что ту Украину, где я жил, уничтожили в 2013–2014 году.
Так что никакая Украина в Крым не придет. Ее сюда не пустят. Сейчас надо постулировать и делать совсем другие вещи.
— Поговорим о глобальных вызовах. На помощь России уповают Африка, Иран, Палестина, Сирия, Сербия и даже Гагаузия. Не слишком ли много надежд возлагается на Россию на международной арене? И сможем ли мы все эти надежды оправдать?
— Чем больше у тебя влияния в мире, тем лучше. Сможем ли мы эти надежды оправдать? Это зависит только от нас.
Чем примечателен 2024 год? Казалось бы, Илон Маск внедряет людям чипы в мозг, и никому уже ничего не интересно, кроме гаджетов. Но столкновение традиции и постмодерна никуда не ушло. Например, в странах Востока у людей воскрешают идеи "истинного ислама". Они как бы апеллируют к традиции. На самом деле это постмодернистская идея о том, что "мы придумаем себе нового халифа". Это же абсурд. Но люди на это ведутся.
Я хочу сказать, что страны, которые не принадлежат к "цивилизованному миру", нуждаются в созидательных идеях. Россия традиционно эти идеи предлагала. В той же Сербии до сих пор говорят о России как о стране истинного православия. Да и само королевство Югославия возникло на основе идей панславизма, которую разработали в России. А в странах Латинской Америки детей до сих пор называют Ленин и Сталин.
Почему я так подробно об этом рассказываю? Задача России не в том, чтобы дать этим странам вагоны РЖД, как той же Сербии. России нужно дать и самой себе, и всему миру некую систему координат. Но это зависит от того, хотим ли мы это сделать. Грубо говоря, если мы будем выступать с антиамериканизмом или антиколониализмом — это смешно, потому что российские элиты прозападные. "Пчелы против меда" — это распространенный сюжет, но он не работает.
С другой стороны, идея традиционных ценностей, с которой у нас часто выступают, — это тоже неправильно. Я бывал в Иране. Там она работает очень неоднозначно.
Короче говоря, нам нужна система координат, которая берется из прошлого, смешивается с настоящим и начинает работать. Может быть, это прозвучит по-писательски и витиевато, но это нужно миру.
Мир сегодня не знает, чем заняться. Он просто пережевывает одно и то же изо дня в день. Нового ничего не рождается. А идеи и символы ведут за собой. Так устроен человек. Изменить это невозможно.
— Мы живем в эпоху, когда о безопасности говорить не приходится (война, катаклизмы, диверсии, теракты). Можно ли подготовить себя, чтобы в момент опасности не упустить драгоценное время? Если да, то как?
— Вы правильно сказали, что мы живем в опасное время. Но человек — это существо, которое привыкает ко всему.
Я в 17 лет прочитал повесть Альбера Камю "Посторонний". Меня этот текст изумил. Я подумал: "Господи, какой этот главный герой мерзавец". А потом я понял, что Камю там просто описал человека, который не хочет сходить с ума, поэтому он адаптируется. Потому что пропустить через себя такое количество грязи, крови и ненависти невозможно. Иначе ты просто сойдешь с ума. Твой мир будет разорван окончательно.
Но это же приводит к обратному эффекту, когда мы смотрим на происходящие трагедии, опираясь на статистику и объективы телекамер. "Ой, подумаешь, в Орске наводнение". И получается, что нас уже нет.
Мне кажется, что нужен баланс. Человек не должен забывать о том, что такое трагедия.
Как этого баланса достичь? Есть несколько простых способов.
Первое. Надо соблюдать информационную гигиену. Понятно, что тебе нужны новости. Понятно, что ты не можешь делать вид, что тебя это не касается. Но надо не залипать, а минимизировать количество источников, оставив только самые проверенные из них.
Второе. Нам нужен какой-то костыль. Одна из главных ошибок современного человека состоит в том, что он отказался от чтения классической литературы. А ведь это один из основных способов здраво мыслить.
Третье. Человек должен созидать. Кто-то может адекватно воспитывать детей, кто-то — участвовать в общественной жизни, кто-то — шить маскировочные сети. Потому что созидательный труд — это то, что делает человека наполненным.
Конечно, нельзя подготовиться к трагедии, когда произойдет наводнение или прилетит ракета. Но надо помнить, что есть базовые вещи, о которых человечество подзабыло. Их надо сохранить, чтобы не сойти с ума и не превратиться в чудовищных адептов разрушения.
Есть же старая истина: "Если долго смотреть в бездну, бездна начнет смотреть на тебя". К сожалению, мы знаем о конкретных странах и персоналиях, которые эту максиму Ницше демонстрируют.