Такими методами без колоссальных потерь мы фронт не отодвинем. Но задача стоит. Наше командование над этим уже давно думает. У него заготовлено несколько планов. Надеюсь, в этом году мы преподнесем ВСУ неприятный сюрприз, считает председатель правления Общероссийской организации «Офицеры России», подполковник запаса Роман Шкурлатов
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Роман, Евросоюз принял решение выделить Украины 50 миллиардов евро. Хватит ли этого, чтобы противник восстановил 60 из своих 120 бригад.
— Я этот процесс называю «гора родила мышь». Они долго думали и наконец-то надумали.
Если мы внимательно прочитаем этот документ, речь идет о 60 миллиардах евро. Причем этот транш растянут на пять лет. Из них 17 миллиардов пойдет на Украину в виде безвозвратных грантов (даром). Остальная сумма — это кредит. За нее Киеву придется платить. Когда и чем? Вопрос риторический.
Кроме того, Евросоюз наложил жесткие ограничения, что эти средства могут быть выделены при нескольких условиях: соблюдение прав человека, соблюдение законности, борьба с коррупцией. Это невыполнимые для Украины условия. Украина — это бездонная коррупционная бочка. Ничего там не изменится.
Помогут ли эти средства восстановить ВСУ? До непосредственных потребителей эта сумма дойдет уже ополовиненная со всеми коррупционными издержками. Восстановить соединения, которые уничтожены под ноль и требуют переформирования, будет невозможно.
Главная проблема не в деньгах и даже не в оружии. Главная проблема — люди. На Украине нет мотивированных профессионалов. Они были утилизированы в первые 1,5 года СВО. Самые ретивые нацисты, воюющие с 2014 года, уже кормят червей. Сейчас на Украине вылавливают людей в автобусах. И никакие деньги не заставят воевать человека, который воевать не хочет.
Кстати, Залужный в своей колонке для CNN (это, по сути, программная статья) прямо написал, что на Украине нет нормальной системы рекрутинга. Киев понимает, что они не могут ненасильственными методами мотивировать людей защищать родину.
— Владимир Путин в очередной раз заявил о создании на Украине зоны безопасности для российских регионов. Если речь идет о границе Харьковской и Белгородской области, то там врага надо отодвинуть минимум на 30–40 километров. Если наши войска получат такой приказ, с чего они начнут в первую очередь?
— Я стараюсь быть реалистом. Не надо заниматься шапкозакидательством и считать, что противник дурак, а мы лучшие в мире и все у нас получится.
Задача отодвинуть фронт от наших мирных регионов стоит. Причем отодвигать ее надо не на 30–40 километров, а на дистанцию самых дальнобойных средств поражения, которые есть у ВСУ. А у них даже на 300 километров что-то летает.
И потом, у нас есть новые регионы. Есть ДНР, ЛНР, Херсонская и Запорожская области. Мы их тоже должны обезопасить от террористических обстрелов ВСУ. Возможно, для этого надо двигаться к польской границе.
Безусловно, по мановению волшебной палочки это сделать не удастся.
Мы видим все трудности современной войны. Собрать мощный кулак в виде ударной группировки, способной прорвать фронт на достаточно широком участке и развить наступление в глубину обороны противника сегодня невозможно. Поле боя сегодня под наблюдением. Все как на ладони.
СВО — это первый в истории человечества конфликт, который мы наблюдаем в прямом эфире. Сверху, сбоку, от первого лица. Мы видим видео с гоупрошек наших штурмовых групп и гоупрошек противника. Собрать ударную группировку незаметно для противника невозможно. Как только ты ее соберешь, по ней будет нанесено огневое поражение. Такими методами без колоссальных потерь мы фронт не отодвинем.
Но задача стоит. Наше командование над этим уже давно думает. У него заготовлено несколько планов. Надеюсь, в этом году мы преподнесем ВСУ неприятный сюрприз.
— Вы сказали, что война высокотехнологичная. ВСУ сейчас используют FPV-дроны против наших бойцов и техники. Есть ли у нас эффективный способ борьбы с этими устройствами?
— Беспилотные системы стали открытием этого конфликта. Их активно используем и мы, и противник.
FPV-дроны — это дроны-камикадзе, которые летят в один конец и поражают живую силу, опорный пункт и бронетехнику противника. Они применяются все чаще и эффективнее. Я последние два-три месяца разговаривал с командирами добровольческих и штатных подразделений. Они говорят, что у ВСУ кратно выросло количество FPV-дронов и интенсивность их применения. Они постоянно висят в воздухе и постоянно атакуют.
Противник сделал ставку именно на эту техническую составляющую. Тот же Залужный говорит, поскольку масштабной помощи от Запада ждать не приходится, а средний возраст солдат 50+, ВСУ будут делать ставку на беспилотные системы. В других аспектах ВСУ российскую армию превзойти не смогут.
Следовательно, нам надо делать то же самое. Исход СВО будет зависеть от того, кто сумеет взять пальму первенства в части БПЛА.
И тут же параллельно надо развивать защиту от них. Это РЭБ. Да, у нас есть физические средства защиты, вроде «мангалов» на бронетехнику и обычных рыбацких сетей и мелкой сетки-рабицы для прикрытия позиций. Наши солдаты затягивают позиции, дрон эту мелкую сетку не видит, запутывается в ней как в паутине и наши бойцы живы.
Голь на выдумку хитра. Она придумает все что угодно. Но РЭБ — это высокотехнологичный способ защиты от вражеских беспилотных систем. Их надо развивать.
Есть переносные системы РЭБ малого радиуса действия в 5–6 метров.
— Маленькие карманные?
— Да. Или такие, или которые ставятся в окопе.
Есть системы, которые могут защитить взводный опорный пункт. У него радиус действия в 100–200 метров. Пока это все либо заводского китайского производства, либо их делают наши кулибины в частном порядке. Это или небольшие фирмочки, или группа активистов, которые разбираются в технической составляющей. Они делают и беспилотники, и РЭБ-системы.
Сейчас идет естественный отбор. Лучшее, что эффективно работает и поражает противника, выживет.
Я не могу сказать, что оно пойдет в серию. Государство не может просто взять, заплатить деньги частнику и закупить у него техническую компоненту.
— То есть этот процесс нужно довести до ума?
— Да.
У нас есть система гособоронзаказа. Она очень сложная, забюрократизированная и занимает много времени. А фронту нужна постоянная подпитка. И БПЛА, и РЭБ — это расходный материал. Их нужно много и постоянно.
Так что государству и обществу нужно выработать алгоритм бесперебойного снабжения фронта в этом компоненте. Потому что ВСУ сосредоточены именно на том, чтобы нарастить свою беспилотную ударную группировку.
Повторюсь, люди с фронта мне говорят: «В воздухе что-то постоянно жужжит, висит. Мы постоянно чувствуем, что мы находимся под ударом». Это морально выматывает людей.
Кроме того, противник нас немного опережает по числу FPV-дронов с приборами ночного виденья.
Я уверен, что мы это отставание сократим. Но это дело нельзя откладывать в долгий ящик. Каждый день — это жизни наших солдат и офицеров. И это приближение нашей общей победы.
— ВСУ готовятся к новому наступлению на Запорожском направлении. Насколько в этой связи для нас важно отбить утерянные позиции в районе Работино? Насколько нам сейчас это удается?
— Запорожский фронт сейчас относительно затих. Нельзя сказать, что там ничего не происходит. Но боевые действия там происходят в рамках дыхания фронта. Он колышется. И ВС РФ, и ВСУ ведут там активную оборону. Там идут тактические перепалки между собой — 100 метров туда, 200 сюда. Нельзя сказать, что противник там владеет инициативой. По всей линии фронта инициатива за нами.
Да, Буданов заявил, что ВСУ собираются наступать. Но он сказал, что якобы наступление России выдохнется через пару месяцев. А мы ни о каком наступлении не заявляли. Мы просто делаем свою работу. Мы улучшаем тактическое положение. Все идет своим чередом.
Буданов заявил, что ВСУ начнут новое контрнаступление, как только российское наступление выдохнется. Но они еще от первого наступления не до конца оправились. Какое-то количество частей и соединений перестало существовать, какие-то из них приходится с нуля доформировывать. Огромные потери в западной технике. Про потери в живой силе я вообще молчу.
Буданов сказал, что через шесть месяцев ВСУ якобы будут готовы. С чего он это взял? Бог с ним. Ему виднее.
Мы не делаем громких заявлений. Мы выполняем свою работу. Мы сосредоточились не на масштабных задачах, а на улучшение своих позиций на всех участках фронта. На Запорожье происходит то же самое. Мы занимаем высоты, с которых проще держать оборону и удобнее наносить огневое поражение противнику. Мы пытаемся выйти на берега рек, где удобнее оборудовать позиции.
В процессе этого дыхания фронта какие-то населенные пункты остаются за нами, что тоже неплохо. Это наша земля. Мы ее освобождаем.
Повторюсь, в ближайшее время я не жду масштабных прорывов ни со стороны ВС РФ, ни со стороны ВСУ. Но война имеет свойство удивлять.
— Какие должны сложиться условия, чтобы мы от активной обороны перешли к стратегической наступательной операции?
— Я уже говорил, что собрать большой ударный кулак сегодня невозможно, потому что поле боя и тылы находится под постоянным наблюдением. Мы видим противника, противник видит нас. Ни одно масштабное перемещение войск не остается незамеченным.
Если немножко пофантазировать, то прорыв фронта может произойти не благодаря широким наступательным действиям. Он может произойти на участке обороны батальонной группы ВСУ.
Противник устал. Из-за кассового разрыва в западной помощи у него не хватает боеприпасов для ствольной артиллерии. ВСУ могут позволить себе в день расходовать до 2 тысяч снарядов, а мы выпускам их в три раза больше. Мы решили проблему со снарядным голодом.
Если у противника совсем не останется возможности вести контрбатарейную борьбу, если у противника посыплется личный состав, если противник не поставит в строй еще 500 тысяч человек, то фронт на каком-то участке может посыпаться. И у нас появится возможность более интенсивного наступления на каком-то из участков.
В этом случае мы сможем занять большую часть территории или устроить котлы для ВСУ.
Повторюсь, о масштабных операциях по освобождению Одессы нам говорить пока не приходится. Но в голове это мы держать должны. Наша цель — отрезать противника от морского побережья. Без этого нельзя говорить об устойчивом мире в регионе.
— Вы сказали о снарядном голоде у противника. Байден запросил для Украины 61 миллиард долларов. Вряд ли ей столько дадут, но где-то 30 миллиардов Киев получит. А всего Украине для покрытия своих потребностей нужно 4–5 миллиардов в месяц. Если США окажут ей более массовую помощь, решит ли это вопрос того же снарядного голода?
— В этой помощи важна ее регулярность и цикличность. Как только происходит заминка, тут же рвутся все логистические цепочки и на фронте возникает нехватка техники, оружия, боеприпасов и обмундирования. На Украине даже зарплаты военным выплачиваются из западной помощи.
Украина действительно напоминает человека, который лежит на аппарате ИВЛ. Он не может самостоятельно дышать, у него искусственные почки. Если этот краник перекрыть, человек умрет.
— То есть дело не в сумме, а в регулярности?
— В сумме тоже. Сумма продекларировалась. А как она будет поступать?
Кроме того, США погрязли в своих внутренних проблемах. Не надо думать, что схватка между республиканцами и демократами происходит из-за границы с Мексикой. Проблемы глубже. Речь идет о том, допустят Трампа к выборам или не допустят. Торг идет по поводу того, чтобы против него прекратили судебное преследование. До ноября этот клубок не распутать. И с помощью Украины продолжится «тянитолкай».
Нам надо будет этим воспользоваться. Когда у противника не все хорошо с логистикой и финансированием, у нас появляется шанс.
Мы свои возможности наращиваем. У нас ВПК набрал обороты и вышел на плановую мощность. Закрываются потребности действующих войск, закрываются потребности тыла, закрываются потребности доукомплектования частей и соединений резерва.
Я не могу сказать, что мы поставили страну на военные рельсы. Но мы вышли на уровень, когда нам серьезные проблемы с оснащением не грозят. А Украина полностью зависит от своих западных партнеров.
— Есть ли у нашей армии новейшие тактические приемы, которые позволили бы ей воспользоваться этим окном возможностей?
— О новейших тактических приемах мы промолчим, потому что это должно стать неприятным сюрпризом для противника.
В основном все эти приемы происходят на уровне взвод — рота — батальон. На этом уровне применяются уникальные вещи. Мы уже давно выработали тактику, что FPV-дрон не ударяет в одиночку. Постоянно в воздухе висят два-три наших дрона. Один наносит удар по бронетехнике, ВСУ пытаются эвакуировать, а два остальных бьют по эвакуационной группе.
Противник действует точно так же.
В ходе боевых действий постоянно появляются такие новые приемы.
— Наверное, эти приемы появляются в зависимости от географии и конкретной боевой обстановки?
— Да. На каждом направлении свои особенности. Городские бои, бои на открытой местности и бои в лесополосе — это разные виды боевых действий.
Я не могу сказать, что эти тактические приемы могут кардинально переломить ход СВО. Но спасти конкретные жизни и помочь выполнить конкретную боевую задачу они помогут. Русский человек смекалистый. Он всегда придумает что-то неприятное для противника.
Наверное, поэтому мы и верим в нашу победу. Каждая такая мелочь приближает ее с каждым днем.