Как генерал Сикорский стал "жертвой Катыни" в 1943 году

Создание правительств в эмиграции – обычная практика для оккупированных территорий. Правда, деятельность этих правительств редко бывает результативной, хотя, как правило, сторона, взявшаяся такое правительство содержать, всё же реализует через него какие-то свои планы. Достаточно типичный пример – польское правительство в изгнании, просуществовавшее с сентября 1939 по декабрь 1990 (!) года.

25 апреля 1943 года СССР разорвал отношения с правительством Польши в эмиграции, обвинив последнее в фактическом сотрудничестве с нацистской Германией и подыгрывании пропаганде Гёббельса в вопросе Катыни.

Генерал Владислав Сикорский, который стал премьер-министром Польши в эмиграции 30 сентября 1939 года, никогда не скрывал своей антипатии к России. Собственно, это и неудивительно: ведь в 1914-1918 годах он в рядах австро-венгерской армии воевал против царской России, а в 1919-1920-м уже как полковник польской армии – против России советской.

Оказавшись во Франции осенью 1939 года, генерал начал создание польской армии, которая готовилась воевать не только с Германией, но и с СССР, который в правительстве Сикорского упорно называл Россией. А на пленарном заседании Лиги Наций 14 декабря 1939 года представитель польского эмигрантского правительства заявил: "сегодня, воюя за Польшу, мы являемся частью единого фронта с теми народами, которые не успокоятся, пока не освободят мир от тирании, независимо от того, зовут ли её Гитлер, Геринг или Сталин".

Но воевать армии Сикорского пришлось всё же с немцами. После вторжения нацистов во Францию поляки вместе с французами активно участвовали в боях. После разгрома Франции уцелевшие польские подразделения переправились в Великобританию – но из 85 тысяч польских солдат и офицеров туда добрались всего 17 тысяч.

В августе 1940 года британский премьер-министр Уильям Черчилль подписал польско-британское военное соглашение, позволявшее польским войскам дислоцироваться в Великобритании. Польские вооружённые силы на Британских островах получили такой же статус, как и войска стран Британского содружества, и право на формирование новых частей. Финансировало польские части правительство Великобритании.

Хотя Лондон в то время пытался всеми силами наладить отношения с Москвой для совместного противостояния Берлину, поляки, находящиеся на британском содержании, постоянно этому мешали. Главным условием нормализации отношений между Польшей и Советским Союзом правительство Сикорского считало возвращение к советско-польской границе до сентября 1939 года.

Даже после нападения нацистской Германии на СССР, в ходе переговоров в Лондоне в июле 1941 года, Владислав Сикорский добивался, чтобы будущая советско-польская граница была проведена согласно Рижскому договору. Советский посол Иван Майский настаивал на том, что новые рубежи должны быть установлены на основе этнографического критерия.

И лишь 30 июля 1941 года в Лондоне было подписано так называемое "Соглашение Сикорского – Майского", предусматривавшее восстановление дипломатических отношений между Советским Союзом и Польшей, освобождение арестованных бывших польских граждан и формирование из их числа польской армии на территории СССР. Её командующим 6 августа был назначен генерал Владислав Андерс.

12 августа 1941 года президент США Франклин Рузвельт и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в Атлантическом океане у берегов Ньюфаундленда подписали документ, вошедший в историю как "Атлантическая хартия".

Стороны отмечали, в частности, что они не стремятся ни к каким "территориальным изменениям, не находящимся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов", уважают "право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить", и будут стремиться к восстановлению "суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путём".

24 сентября 1941-го в Лондоне о своем присоединении к хартии заявили правительства десяти государств, среди которых были СССР и Польша, которую вполне устраивала декларация о неизменности территорий.

Как пишут польские историки, Иосиф Сталин не сомневался, что принципы построения польско-советских отношений и вопрос границ решит исход войны. Об этом он писал, например, в мае 1942 года Вячеславу Молотову, который в то время в Лондоне обсуждал текст договора с Великобританией. Тогда подобным образом думал о будущем Восточной Европы и Сикорский, который 4 декабря 1941 года подписал с СССР Декларацию о дружбе и взаимопомощи.

Декларация, в частности, гласила, что стороны, "исполненные духом дружеского согласия и боевого сотрудничества", заявляют:

1. Немецко-гитлеровский империализм является злейшим врагом человечества, с ним невозможен никакой компромисс. Оба государства, совместно с Великобританией и другими союзниками при поддержке США будут вести войну до полной победы и окончательного уничтожения немецких захватчиков.

2. Осуществляя договор, заключённый 30 июля 1941 года, оба правительства окажут друг другу во время войны полную военную помощь, а войска Польской Республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками.

Однако воевать поляки не спешили. Весной-летом 1942 года польская армия под командованием Андерса была эвакуирована из СССР в Иран и далее на Ближний Восток. А действовавшая на оккупированной территории Польши подпольная "Армия Крайова", подчиняющаяся правительству Сикорского, получила приказ "Стоять с ружьём у ноги", – то есть ждать, пока немцы и русские истощат свои силы.

При этом именно летом 1942-го до немцев дошла первая информация о захоронениях поляков под Катынью. По легенде, местная жительница указала на них полякам из военно-строительной организации Тодта, привезенным туда на работы. Через некоторое время вести об этом достигли Берлина, и дело взял под контроль лично министр пропаганды Третьего Рейха Йозеф Гёббельс.

Гёббельс имел немалые основания полагать, что катынский расстрел может навсегда поссорить поляков с русскими, и приветствовал такую перспективу с огромной радостью. Катынь позволяла нанести болезненный удар не только по настроениям польского населения в пользу антифашистской коалиции, но и по её слабому звену – отношениям между советским и польским правительствами.

После масштабной подготовки, с 29 марта 1943 года нацисты начали предварительное раскрытие могил в Катынском лесу, за вознаграждение собирали показания местного населения о курсировании автотранспорта, искали свидетелей, слышавших выстрелы, очевидцев и т.п.

13 апреля германское радио сообщило, что в Катынском лесу обнаружены останки 10 тысяч расстрелянных польских офицеров (на самом деле – 4,4 тысячи). Эксгумационная бригада называла ещё большую цифру – 12 тысяч, усиливая давление на общественное мнение. При этом в Катыни работала и комиссия Польского Красного Креста (ПКК) из пяти человек, приглашённая властями Генерал-губернаторства (часть Польши, не включённая в состав Германии).

Эксперты ПКК приехали в Катынь с согласия "руководства подполья", то есть представителей правительства Сикорского. "Чтобы избежать обвинения в сотрудничестве с гитлеровцами, комиссия ПКК решила подчёркнуто дистанцироваться от немцев, не садиться с ними за один стол, при фотографировании стоять обособленной группой".

Нацисты организовали шумную кампанию с использованием кино, радио и печати, с доставкой на место многочисленных групп из Польши, военнопленных из лагерей – поляков, британцев, французов. Первая польская группа была доставлена ещё до объявления по радио, сделанного по личному указанию Гитлера.

В Катынский лес возили жителей Смоленска, журналистов из "нейтральных" стран, рабочих с предприятий Западной Польши. Там побывал и бывший польский премьер-министр Леон Козловский. Последний, кстати, в 1941-м был зачислен в армию под командованием Андерса, получил от генерала командировочное удостоверение и выехал в Москву, – после чего вместе с двумя офицерами-сопровождающими перешёл линию фронта, вошёл в контакт с немцами и прибыл в оккупированную Варшаву.

Лидеры Третьего Рейха через нейтральные страны предложили польскому правительству указать эксперта, который мог бы контролировать работу международной комиссии экспертов. Гиммлер даже предлагал пригласить в Катынь через Испанию самого Сикорского, обеспечив ему все гарантии безопасности. Однако этому категорически воспротивился Риббентроп.

Однако Гёббельс и без этого видел огромные пропагандистские возможности катынской трагедии и требовал, чтобы любое комментирование документов и событий, связанных с Катынью, согласовывалось с ним. Он считал, что "дело протекает чрезвычайно счастливо для нас и может при случае повлечь за собой последствия, которые сейчас совершенно нельзя себе представить. Всё это является не просто делом так называемой пропаганды ужасов, но оно развилось в государственную акцию высокой политики. Мы должны действовать с величайшим постоянством и, как репей, не отставать от противника".

Информация о происходящем в Катыни попала к правительству Сикорского в день выступления Гёббельса – 13 апреля 1943 года, а уже на следующий день в официальном "Новом курьере варшавском" началась публикация списка жертв с соответствующими комментариями. Это вызвало в Лондоне шок и всеобщее возмущение.

15 апреля Сикорского принял Черчилль. Стремясь ослабить охватившее польского коллегу отчаяние и рационализовать восприятие невосполнимой потери друзей и соратников, британский премьер внушал ему: "если их нет в живых, то вы уже не можете вернуть их к жизни. Не поддавайтесь на провокацию – немецкая пропаганда пытается посеять рознь между союзниками".

Черчилль требовал от Сикорского не провоцировать Москву, признавая, что "большевики могут быть очень жестоки, однако в этом их сила, а она служит делу союзников, уничтожая немецкую силу". Британский премьер утверждал: не в интересах союзников, чтобы поляки заходили в претензиях к Сталину очень далеко. Он обещал поддержку в борьбе за независимость, пересмотр польских границ на востоке и западе с компенсацией за счет Германии.

Однако 17 апреля кабинет Сикорского, вопреки советам Черчилля, поручал своему представителю обратиться в Международный комитет Красного Креста (МККК) в Швейцарии с просьбой выслать в Катынь комиссию, которая провела бы расследование. Узнав из сообщения ВВС об этом намерении польского правительства, гитлеровские власти поторопились опередить поляков и представить в МККК такую же просьбу. Ситуация превратилась в польско-немецкий демарш.

Через три дня советскому послу в Лондоне Александру Богомолову была вручена нота правительства Польши, в которой было сказано, что оно "совершенно независимо от недавних разоблачений, сделанных Германией, никогда не считало дело пропавших без вести офицеров закрытым" и констатировало потрясение общественного мнения в Польше и во всём мире.

В ответ Сталин в послании Черчиллю 21 апреля заявил о якобы имевшем место сговоре Гитлера и Сикорского и прекращении последним союзных отношений с СССР, из чего делал вывод о "перерыве отношений с этим правительством". Аналогичное послание было отправлено Рузвельту.

После этого союзники усилили давление на польское правительство. 24 апреля глава МИД Британии Иден просил Сикорского во имя "добра общего дела" и блага польского населения в СССР отозвать обращение в МККК а также сделать заявление, что это всего лишь вымысел гитлеровской пропаганды. Иначе плохо будет самой Польше, которая оказалась в тупике. Сикорский согласился не форсировать давление на МККК и наложить узду на польскую прессу, но продолжил торговаться относительно эвакуации из СССР оставшихся там поляков.

В 0 часов 15 минут 26 апреля послу Польши в Москве Тадеушу Ромеру была вручена советская нота о разрыве дипломатических отношений с датой 25 апреля 1943 года. Она была расширенным вариантом сообщения Совинформбюро и послания Сталина Черчиллю от 21 апреля. Виновником разрыва объявлялось польское правительство, "поведение" которого "нарушает все правила и нормы во взаимоотношениях двух союзных государств". В ноте причиной разрыва называлась "враждебная СССР клеветническая кампания" и сговор с гитлеровским руководством.

Нота задевала и другой узел противоречий между Польшей и СССР: польское правительство обвинялось в преднамеренном использовании "гитлеровской фальшивки" для "нажима на советское правительство с целью вырвать у него территориальные уступки за счёт интересов" Украины, Белоруссии и Литвы.

В результате Сикорский на заседании правительства 28 апреля признал обращение в Красный Крест "большой ошибкой" и был вынужден опубликовать заявление об отзыве польского обращения в МККК.

Союзники принимали все меры, чтобы ограничить политический резонанс ситуации, способной подорвать антигитлеровскую коалицию. Черчилль писал Рузвельту: "Нам нужно выступать сообща, чтобы уладить это разногласие. До сих пор Геббельс делал из него шоу". Британский премьер уверял президента США, что ему, наконец, удалось убедить поляков "перенести спор с мертвых на живых и с прошлого на будущее".

После этого Сталин в переписке с Черчиллем не исключил возобновления отношений с Польшей, обусловив это изменениями в составе польского правительства. В ответ Черчилль написал 12 мая 1943-го, что "состав польского правительства можно улучшить, хотя было бы очень трудно найти лучших кандидатов. Как и вы, я считаю, что Сикорского и некоторых других нужно хотя бы остановить".

В конце мая 1943 года Сикорский начал инспекцию польских войск, дислоцированных на Ближнем Востоке. В ночь на 4 июля 1943 года он возвращался в Великобританию на бомбардировщике B-24 Liberator, который рухнул в море вскоре после взлета с британской авиабазы в Гибралтаре.

Крушение считается загадочным, поскольку найденные после катастрофы на морском дне мелкие предметы имели признаки повреждений, характерные только для взрыва, а пилот Эдуард Прхал, который никогда не надевал спасательный жилет, именно в этом полёте надел его и остался жив. Однако официальные британские документы, касающиеся гибели Сикорского, по неизвестным причинам остаются засекреченными до 2043 года.