Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Виталий, на какое окончание нынешнего конфликта рассчитывает Германия? Какой сценарий развития ситуации в зоне СВО является для неё предпочтительным?
— По имеющейся информации можно сделать однозначный вывод о том, что в Берлине есть определённый консенсус между администрацией Олафа Шольца, МИДом, который возглавляет Анналена Бербок, и рядом других очень важных министерств по поводу того, что Россию однозначно можно победить. То есть в зоне СВО России может быть нанесено поражение такого уровня, которое позволит Западу ставить Москве определённые ультимативные условия.
В список того, что должно являться признаком её поражения, насколько можно понять, однозначно входят репарации на восстановление Украины, а также смена власти в России. Причём с этой целью немецкие власти, спецслужбы и фонды, которые в Германии в основном курируются политическими партиями, ведут огромную работу по дестабилизации российского общества.
Кроме того, в представление о том, что должно сопутствовать победе, входит юридическое сопровождение данного процесса. Немцы всегда были в этом сильны на юридическом уровне и на уровне международных организаций. То решение Международного уголовного суда, которое мы видели (ордер на арест Владимира Путина. — Ред.) лишь верхушка айсберга, который немецкая сторона продвигала и готовила фактически с самого начала спецоперации. Речь идёт о пестуемой МИД Германии идее «нового Нюрнбергского процесса» над Россией.
Эта идея пока не формулируется для общественности, однако как в кулуарах МИДа, так и в других берлинских кабинетах обсуждается мысль о том, что процесс осуждения России и её нынешнего политического режима должен как бы заместить в исторической памяти всего мира «прежний» Нюрнбергский процесс и фактически снять с немцев чувство вины за преступления нацистов. Это не значит, что из немецких учебников истории будут исключены главы о Нюрнбергском процессе и о нацистской Германии, но «это другое» — это уже другая Германия и другие немцы.
Кроме того, у Германии есть представление о своём месте в мироустройстве, и это важно знать для понимания того, почему немцы поначалу вроде бы упирались, а потом резко начали поставлять вооружение Украине, выскочив в этом деле в первые номера.
Некоторое время назад вышла книга, которая представляла собой сборник статей немецких учёных, и в нём была глава о новой военной доктрине Германии. Она тоже не формулируется для общества, однако по некоторым пунктам она всё же прорисовывается. И по этой доктрине Германия должна быть в Европе лидером по «обеспечению безопасности идей и логистических путей» глобального мира — в том числе, как это было сказано, и военным способом. Там также говорится о том, что речь идёт о новой Германии, уже не имеющей никакого отношения к той Германии, которая испытывает чувство вины.
Следующий элемент, который нужно принимать во внимание, связан с тем, как мы рассуждаем о прагматичности немцев. Когда в России анализировали ситуацию, то эксперты, на мой взгляд, совершали серьёзные ошибки, говоря, например, о том, что Германия прагматична, поэтому она не откажется от «Северного потока», не порвёт с Россией и не будет поставлять оружие Украине, потому что Берлину всё-таки нужен российский газ и т. д.
Однако новое руководство Германии, которое формировалось ещё при Меркель, поняло, что переход к новому миропорядку, основанному на более «поджатом» в экономическом, политическом и социальном плане обществе, а также на новых источниках энергии и новом глобалистском мышлении, неизбежен. Поэтому в него надо встраиваться и стремиться быть в нём первым.
И немецкое руководство осознало, что без мобилизационных мер этот колоссальный экономический передел достигнут быть не может. Поэтому очень сильно «поджимается» социальная жизнь и потихоньку вырабатываются полицейские меры — источники говорят, что власть уже подготовилась к тому, что население не захочет идти в это стойло. Но решение принято.
А дальше в дело вступает одна особенность, связанная с тем, что бывает, когда немцев ставят перед неизбежностью. Когда у них есть выбор, они могут прагматично выбирать, к кем сотрудничать — с Россией, с Америкой, с кем-то ещё. Но когда возможность выбора исчезает, они начинают прагматично размышлять, как им функционировать в этой новой реальности — в нашем случае вместе с Америкой. К примеру, взрыв «Северных потоков» поставил немцев в ситуацию, при которой России для них больше нет. И на этом начинает выстраиваться всё последующее мышление.
И следующий очень важный момент связан с теми представителями немецких властей, которые больше ставят не на национальные, а на наднациональные структуры, в том числе на Евросоюз. Это касается и Анналены Бербок, и министра экономики Роберта Хабека, и, хоть и в меньшей степени, Олафа Шольца, которому просто некуда деваться.
Так вот, для них крайне важна европейская солидарность. Они поняли, что их позиция, связанная с блокировкой поставок серьёзных вооружений Украине, сугубо индивидуальна и, следовательно, нарушает европейскую солидарность. И сегодня эта солидарность, по их мнению, заключается не только в поставках оружия, но и в обязательстве быть в этом плане в числе первых. Немцы, как строители Евросоюза, считают, что это крайне важно — быть именно впереди колонны.
Таковы общие соображения. Помимо них, есть и частные: например, когда я смотрю немецкое телевидение, там иногда проскакивает информация о том, что германские бизнесмены, которые уже давно положили глаз на Украину, не оставили планов продолжить там работу после победы Запада. Приводятся расчёты репараций и так далее.
Кроме того, есть ещё один важный момент. Дело в том, что для экономики нового мироустройства, связанного с полным переформатированием всей европейской жизни, очень важны определённые ресурсы — в частности, металлы, на которых будет строиться новая энергетика. Где-то в 2017–2018 гг. немцы провели аудит того, что им нужно из этих ресурсов и где что находится. Одним из ключевых поставщиков этих материалов является Украина, и есть карта, на которой показано, где лежит то, что нужно именно немцам. Так вот, если наложить эту карту на карту сегодняшних боёв, то мы увидим, что большая часть данных ресурсов находится либо на территории ДНР, ЛНР и Запорожья, либо лежит близко в границе сегодняшних боевых действий.
— Если ставка на быстрое поражение России не сыграет и конфликт приобретёт долгосрочный характер «на истощение», может ли это привести к перемене взглядов Германии на происходящее?
— Что касается долгосрочности конфликта, то команда Шольца изначально не то чтобы вообще не хотела поставлять Украине вооружения — она хотела поставлять ей те вооружения, которые по мере развития конфликта доставляли бы проблемы российской армии, но при этом не очень сильно стимулируя самих украинцев и Зеленского, которого в кулуарах германских ведомств презирают. Суть была в том, чтобы как можно больше истощить Россию и при этом получить как можно больше оснований для проведения того самого «нового Нюрнбергского процесса» — то есть чтобы было максимальное число прецедентов, которые можно было бы трактовать как военное преступление, создавая нужную картинку.
Немцы к сегодняшнему дню стали в этом не меньшими мастерами, чем англичане. То, что передаётся после Бучи по немецким каналам, — честно говоря, российскому зрителю на это лучше просто не смотреть, это настолько наглое враньё, что от него действительно вянут уши и хочется плакать.
Кроме того, у «срединного немца» — это термин, который обозначает не среднестатистического немецкого обывателя, а того, кто отражает основную тенденцию — есть такое свойство: он до последнего момента с очень большим трудом признаёт сложно составленную реальность. То есть он существует в категориях «единица — ноль», «плюс — минус», «чёрное — белое». Я не знаю, что должно случиться, учитывая просто колоссальную кампанию в прессе, которую трудно было представить даже в брежневском СССР, чтобы в этих условиях срединный немец развернулся. Для этого Украина должна потерпеть очень серьёзное поражение.
Что касается элит, то это отчасти идейные люди — в том смысле, что они с очень большим трудом смогут отказаться от своего «зелёно-глобалистского» мировоззрения. Да, в какой-то момент им на смену могут прийти хотя бы немногим более прагматичные деятели, который скажут: мы не видим результата, поэтому давайте хотя бы сократим наши потери. Но вот где я не вижу вообще никакой возможности для шага назад, так это в отношении идеи смены власти в России. От неё нынешняя формация немецких политиков сможет отказаться, только если российские войска возьмут Берлин.
— Есть ли у Германии в этом плане свои ставленники, какие-либо оппозиционные внутрироссийские фигуры, которых они хотели бы видеть у власти в Москве?
— Насколько я могу судить, таких фигур нет. Идея на самом деле в другом: речь даже не о смене власти в России, а о её развале. Они сейчас различными технологическими методами стараются расшить Россию в основном по национально-территориальным сшивкам — грубо говоря, чтобы откололись буряты, чтобы откололся Кавказ и так далее. То есть создать такую форму дестабилизации, при которой хотя бы в нескольких местах возникли бы разные лидеры, как это было в конце 80-х годов ХХ века.
Под это подписаны довольно серьёзные программы, которые основаны как раз на том, что в них нет главных действующих лиц. Они выстраивают горизонтальные связи и сети, ставка делается не на лидера, а на сетевое действие.
— То есть для Германии Россия сейчас просто субъект, подлежащий упразднению, возобновление сотрудничества с которым невозможно. Это отношение в обозримом будущем может как-либо измениться?
— Никак. Да, в Германии есть группы, которые сейчас загнаны под плинтус, но которые при этом понимают, что, идя этим курсом, страна очень сильно страдает. В основном это люди, связанные с ГДР. Они понимают, что страдает и население, и политическая система, и что в Германии уже сформировался фашизм. Это особый вид фашизма, который можно назвать «зелёным», и который самым тесным образом связан с украинским нацизмом.
Германия не является монолитом, который просто диктует свою повестку — у неё есть очень уязвимые места.
И, кстати, есть ещё один момент, способный привести к тому, что на каком-либо историческом повороте, который, возможно, уже не за горами, отношения как-то смогут наладиться. Это свойство немцев сегодня жить в одной реальности, а завтра сказать «а мы не знали» и полностью изменить свою позицию. Такое было в Германии после поражения во Второй мировой.
Но всё-таки, по моему представлению, такое может произойти, только если Западу на Украине или где-то в другом месте Россия и её союзники нанесут настолько серьёзное поражение — возможно, даже не военное, а экономическое, — чтобы немцы встали перед неизбежностью смены реальности.