Союзникам киевского режима, конечно, жаль отдавать Киеву свои вооружения, но они рассчитывают впоследствии получить жирный приз в виде всей Российской Федерации, которую они будут грабить, считает депутат Верховной Рады Украины с четвертого по седьмой созывы Олег Царев.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Олег, Россия продолжает бить по энергоструктуре Украины, в энергетическом холдинге «ДТЭК» говорят о том, что запас оборудования для восстановления украинской энергосистемы практически израсходован. Как надолго Украине хватит ресурсов, чтобы продержаться на плаву хотя бы минимально, если тактика России не изменится? И как это всё может отразиться на ходе спецоперации?
— По Киеву ситуация такая, что если еще хоть один раз попадет какая-нибудь наша ракета или «Герань» по каким-либо трансформаторам, то система ляжет. И по другим регионам примерно такая же ситуация. В энергетике все имеет накопительный эффект. Мы выводим из строя энергетическую инфраструктуру, они переводят на запасные каналы, включают запасные части, привозят новые трансформаторы, меняют взамен сгоревших. Но в какой-то момент времени не будет запасных трансформаторов, и в какой-то момент времени уже не будет резервных каналов по подаче электроэнергии. Тогда обвально падет вся система.
Россия не наносила удары по трансформаторам, которые питают АЭС, это, как говорят, новый большой пласт работы. Поэтому есть чем заниматься. Россия достаточно ограниченно нанесла удары по Киевской энергосистеме, энергоресурсам.
Этот день (31 октября, когда наносились удары. — Ред.) был уникальный. Мы все время наносили удары по маленьким трансформаторным подстанциям, но Запад и Восток (Украины. — Ред.) соединен, там было три трансформаторных подстанции — 750 [кВ], мощные, которые соединяли перетоки. Их вывели из строя, поэтому начались перебои в Киеве. Если будут успешные удары по самому Киеву, по их объектам энергетической инфраструктуры, то тогда разом в Киеве отключится электроэнергия. В общем, сейчас всё на грани.
Да, ситуация небезнадежная. Нельзя сказать, что если вывести (подстанции из строя. — Ред.), то это навсегда не будет электроэнергии. С одной стороны, надо понимать, что многие трансформаторы на Украине не производятся. Многие трансформаторы были изготовлены еще либо в советское время, например, 750-е трансформаторы, либо их производит питерский трансформаторный завод. Будем надеяться, что их не смогут купить и отправить на Украину.
Запорожский трансформаторный завод, насколько я знаю, принадлежит Григоришину, он сейчас не работает. Запустить его тоже будет небыстро и недешево. Если будут поставляться импортные трансформаторы — это надо делать проекты и другие крепления, другие мощности, все другое. Да, конечно же, во всем мире (можно купить. — Ред.), это не уникальное оборудование. Просто это все надо перестраивать.
— Для этого нужно время.
— Да, для этого надо время.
— Может так случиться, что Украина будет полностью обесточена, пока эта проблема не будет с их стороны решена?
— Мы подошли к такой ситуации: мы били-били, наносили удары, что сейчас в какой-то момент времени может произойти такой резкий обвал. Мы подошли к самому краю. Если будут продолжаться удары сегодня или завтра, послезавтра, может случиться, в зависимости от того, насколько они будут массовыми, насколько удачными, — в зависимости от этого, (обвал. — Ред.) может произойти сегодня, а может произойти через неделю. Но это будет носить массовый характер.
Я еще раз повторю: у нас остались неохваченными объекты киевской инфраструктуры внутри Киева и подстанции, которые питают атомную станцию.
— И это дополнительные возможности для России в ходе спецоперации. Если такое случится, можно рассчитывать на то, что СВО пойдет более активно и, может быть, в ближайшем будущем и закончится, потому что в наш век очень многое, если не все, зависит от электричества?
— Здесь нет прямой связи. Отсутствие электроэнергии бьет, к сожалению, в основном по мирным жителям. Да, останавливаются предприятия, не работают, нет воды, нет света, не будет тепла. У нас вся жизнь вокруг электроэнергии. Я помню ситуацию в Крыму, когда мы жили без электроэнергии, отключали на несколько часов. Я помню ситуацию в Донецке и Луганске. Я представляю очень хорошо все минусы.
Отключится мобильная связь, не будет воды, не будет тепла, ничего не будет, не будут работать компьютеры, не будет телевидения, радио, будут работать кругом генераторы. Сейчас они понимают, что такая ситуация возможна, они будут организовывать какие-то точки мобильного интернета, связи со «Старлинком».
У нас такого не было ни в Крыму, ни в Донбассе. Для того чтобы позвонить куда-то, надо было уезжать ближе к российской границе, ловить связь. А в Крыму включались по времени линии. И у нас все подлости, которые делал киевский режим, они почему-то для нас были неожиданными. Неожиданно отключили электроэнергию, неожиданно отключили воду, неожиданно перекрыли движение — начали строить Крымский мост. Все эти вещи были неожиданными.
Поэтому я понимаю, насколько все сложно. Сложно в первую очередь для мирных жителей. Остановятся предприятия, остановятся больницы, это чудовищный удар по людям. Мне сегодня мой читатель в телеграм-канале пишет: «Вот вы призывали». Я действительно одним из первых призывал наносить удары по энергетической структуре.
Я понимал, что это реально. Для того чтобы разбить мост, надо очень много ракет, очень точно их положить, это очень сложная работа. А выводить из строя трансформаторы — это очень легко. Они наполнены легкогорючим маслом, под высоким напряжением, они и так сами по себе время от времени загораются. Если их подбивать, они загораются легко, и я понимал, насколько серьезный ущерб это наносит экономике.
С одной стороны — да, мы бьем по мирным жителям, а военные — так что, они привезут себе дизель-генераторы, уж кому-кому, им солярки и бензина хватит, и они будут продолжать воевать. Если остановятся предприятия, то мужчинам некуда будет деваться, им придется идти воевать — для того, чтобы заработать деньги. С одной стороны так. С другой стороны, мы понимаем, что сейчас война исключительно поддерживается за счет западных денег, западного вооружения. Нанося удар по экономике Украины, мы наносим удар по кошельку западных спонсоров войны — будет проще договориться о том, чтобы война прекратилась.
— Министр обороны Сергей Шойгу заявил о том, что мобилизация в России завершена, триста тысяч россиян призваны на военную службу, восемьдесят семь тысяч мобилизованных уже направлены в районы боевых действий. Насколько это будет существенным фактором в ходе СВО?
— Я хочу сказать, что для нас идеальный был бы ход военных действий — это короткие, быстрые военные действия. Потому что, если они затягиваются, мы втягиваемся в войну, в которой очень сложно победить. То Италия подкинет, они сейчас подкидывают (Киеву. — Ред.) какие-то пушки, в следующий раз Испания подкинет, потом Германия ПВО поставит, потом американцы установки «Хаймарс» поставят.
И каждый раз кто-нибудь поставит тридцать-сорок остановок, пару тысяч тонн снарядов. Для каждой стороны это не так серьезно. Да, им жалко, конечно, но они потом рассчитывают на жирный приз в виде Российской Федерации, которую они будут грабить. Можно потратить какое-нибудь бэушное вооружение, которое лежит на складах, а вдруг получится?
Но, втянувшись в длинную, мы с ними вступаем в войну, в которой нам очень сложно. Быстрая спецоперация подразумевала, что Украина и Россия рядом, мы вступаем в игру, быстро выигрываем — и некому поставлять больше оружие. Вы можете вывести, спасти Зеленского, и он будет до конца своей жизни делать какие-то заявления — правительство в изгнании.
Почему не получилось? Не получилось по той причине, что мы недооценили Украину и переоценили свои возможности. Можно до последнего говорить, что все идет по плану, может быть, даже кто-то в это поверит. Но я сейчас скажу такие вещи: мы Киев окружили на две трети. У нас участвовала чуть меньше двухсот тысяч группировка — на всю Украину. И мы были уверены в себе. На две трети окружали. Если бы еще треть, Киев был бы в кольце — совершенно другая ситуация.
У нас наши войска практически… Под Харьковом вообще как получилось? У нас достаточно было армейских подразделений, но, как только по ним начали стрелять, они остановились. В город вошел только спецназ. Там в городе практически никого не было. Зашли несколько групп спецназа, но их было в десятки, в сотни раз меньше, чем вэсэушников. Если бы зашло две-три тысячи наших армейцев, то Харьков был бы весь наш.
Об этом никто не говорил, но я знаю точно, что наши подразделения дошли до Одессы. Они дошли, но как в каждом населенном пункте, что в Киевской области, что в Сумской, что в Черниговской, что в Харьковской… И когда наши подразделения доходили до Одессы — вот они идут, а сзади некого оставлять. Даже не военных, сильно подготовленных — просто людей с оружием в зеленой форме. Они просто физически должны были присутствовать, занимать территорию, занимать населенный пункт.
Если бы это было. Представьте себе: наши подразделения дошли до Одессы, а в тылу никого не было, снабжения нет. Они вернулись в Херсон. А в Одессе тоже практически никого не было из ВСУ. Там была тероборона, большие подразделения силовиков, которые тут же сбежали бы, если бы видели, что подходит какое-то серьезное наше подразделение.
Только потом они доставили в Одессу в спешном порядке с западной Украины — железной дорогой, по неразрушенным мостам — доставили ВСУ. И они укрепили Одессу, спустя очень долгое время. Основная наша проблема была на первом этапе — это не отсутствие высокоточного оружия, не отсутствие танков «Армата», беспилотников, а отсутствие личного состава, который просто должен был заезжать, топить полевые кухни, рыть окопы, ходить по улицам, общаться с местными жителями, создавать фон — занимать места. Вешать российские флаги, или советские, или кому какие нужны.
И сейчас такая же ситуация. Спецназовцы говорят: «Мы придем, зачистим какой-то населенный пункт — он наш. Но мы выходим, опять ВСУ туда приходят. Нам не хватает наших сил, которые придут и займут эти населенные пункты». Наш спецназ очень подготовлен и воюет достаточно хорошо. У нас воюет хорошо наш спецназ, «Барс», ВДВ неплохо воюет, ЧВК «Вагнер». Армия — постольку-поскольку. Поскольку Россия все время где-то воюет, но наша армия практически ни в одном конфликте не участвовала. Везде участвовал только спецназ.
Сейчас ВСУ, по открытым источникам, они говорят, что не добрали до миллиона численности, у них где-то 850 тысяч было. По оценкам иностранных агентств — болезни (сказываются на численности. — Ред.). Кстати, болеют гораздо больше, чем раненых и убитых. Болезни, ранения, убитые, дезертиры, пропавшие без вести — от двухсот-четырехсот тысяч.
Когда российская армия сейчас провела призыв трехсот тысяч человек, кто-то еще уйдет на ротацию. Представьте себе, сколько наших ребят, особенно спецназ, дончане, сколько они воюют, не покидая круг. Мы примерно достигли паритета.
Паритет — это уже немаловажно, хотя они используют «Хаймарсы», бьют по нашим складам, кардинально уменьшают количество боеприпасов, бьют по нашим командным пунктам. И, в общем-то, сравнивают тот перевес, который у нас был по артиллерии некоторое время тому назад.
Сейчас у нас будет паритет. Очевидно, что в состоянии паритета мы вряд ли сможем перейти в наступление. Пока мы не сможем переходить в нападение от обороны, мы не сможем, у нас не будет никаких шансов прекратить эту войну. Нам кардинально надо увеличивать количество Вооруженных сил. При этом я не сторонник мобилизации. Я сторонник того, чтобы призывать наших силовиков. У нас большое количество ветеранов и военных пенсионеров. Они выходят на пенсию достаточно рано.
У нас около пяти миллионов силовиков. Ну, будет на одну пятую меньше. Мы как-то переживем. И, подняв количество военнослужащих, мы сможем кардинально изменить ситуацию.
Я внимательно изучил российское законодательство. Мобилизацию — неважно, частичную, полную или какую угодно — объявляет президент указом. Прекращение мобилизации — Министерством обороны, ходатайствуют перед президентом, и президент останавливает своим указом. Сейчас говорят о том, что указ президента не нужен. И я считаю, что он не нужен, потому что война не закончена. Изменится ситуация, надо будет продолжать мобилизацию.
Еще раз подчеркну: я считаю, что мобилизацию надо проводить очень точечно и правильно. У меня есть знакомые, которые хотят пойти в армию — их не берут. Причем забавно: «Вы родом из Днепропетровска? Подождите, вы нам не подходите», — «Ведь я хочу идти освобождать свою родину!» — «Подождите!» Громадное количество моих знакомых, и это не обязательно бывшие военные, у которых на руках висят матери, жены, и которые не дают им пойти добровольцами в военкомат. Но они все говорят: придет повестка — я жене, семье покажу и пойду.
У нас призыв был организован, мы всем обществом это наблюдали, не очень грамотно. Взяли тех людей, и много таких было, которые не способны были воевать и воевать не хотели. И при этом не дошли до тех людей, которым нужен был легкий толчок, они были готовы идти, и у них бы это получалось.
Как так сделать, чтобы мобилизация продолжалась, но проходила правильно, — мне сказать сложно. Во-первых, надо компьютеризировать наконец-то военкоматы, там до сих пор ведут папочки какие-то, ящички всевозможные, это неправильно. А во-вторых… не знаю даже как. Вот у нас со снабжением возникли проблемы — общество пришло на помощь Министерству обороны. Может быть, у нас какие-то волонтерские военкоматы открывать? Это в качестве шутки, но что-то делать надо.