Мариуполь принято считать экзаменом для России относительно того, насколько быстро и качественно она умеет восстанавливать разрушенные города Донбасса. Но сами мариупольцы не предъявляют России никаких счетов. Они понимают, что самое страшное уже позади. Они просто ждут мира и процветания «всей нашей стране».
— Привет. Проголосовала?
— Да нет еще. С рынка вернусь и сразу проголосую.
Примерно такие диалоги звучат сейчас в мариупольских дворах, куда приезжают члены избирательной комиссии. Обычно на двор приходится две таких комиссии из трех человек. У каждой из них есть свой список домов, жители которых могут отдать свой голос. Впрочем, тут можно голосовать и не по месту жительства. Достаточно просто написать дополнительное заявление. Этим, например, пользуются строители из Луганска, меняющие окна.
В голосовании принял участие 103-летний ветеран Великой Отечественной войны Степан Васильевич Волошин. Несмотря на перенесенный инсульт, он самостоятельно готовит себе еду. Он уверен, что победу над фашистскими захватчиками удалось одержать потому, что и Мариуполь, и Украина была частью России, и так теперь должно быть всегда.
То, что люди всерьёз относятся к референдуму, в отличие от Донецка и Луганска — удивительно и объяснимо одновременно. Единственная их претензия, которую они высказывают полушутя, состоит в том, что они хотели бы увидеть в бюллетене пункт, поддерживают ли они вхождение Мариуполя в состав России. «Мы не понимаем, что такое ДНР. Мы хотим попасть в Россию напрямую». А им так же полушутя объясняют, что «они не успели напечатать бюллетени отдельно на Донецк, отдельно на Мариуполь и отдельно на Херсон».
Мариупольцы были уверены, что их заберут в Россию еще в 2014 году. Тогда военная техника уже стояла на въезде в город. На вопрос о том, есть ли у них какая-то обида на то, что возвращение домой связано с такими разрушениями, отвечают философски: обида есть у каждого. Но судьба иногда посылает нам тяжелые испытания, которые нужно достойно пройти.
Проукраински настроенных элементов здесь тоже хватает, говорит член избирательной комиссии Алексей. Но они сейчас затихли. Понимают, что их разорвут. Со временем поменяют украинский флаг на российский, как поменяли российский флаг на украинский. Им пытаются объяснять, что не Россия начала эту войну и не она разрушила город. Если бы его сдали как Бердянск, ничего бы не было. Но даже пожилые люди, которые якобы должны помнить Советский Союз, невольно или намеренно путают причинно-следственные связи: «Не буду я голосовать. При Украине мне жилось лучше».
Еще Алексей был недоволен поведением своих соседей вначале освобождения города, когда они получали гуманитарную помощь и готовы были «горло друг другу перегрызть за банку консервов». Нечто подобное продолжается до сих пор. Вообще людей сейчас больше тревожат даже не проблемы предстоящего отопительного сезона, а не прекращающееся мародерство. «Накупили кучу новых вещей. Страшно, что утащат». Кстати, мародерами тут называют людей с тележками, которые до сих пор подбирают вещи в районе завода Ильича и «Азовсталию.
Войну мариупольцы пережили примерно одинаково: сидели в подвале и молились. Было очень страшно. Украинские формирования начали бомбить город еще до прихода русских войск, чтобы он не достался России целым и невредимым. Фраза про использование мариупольцев в качестве живого щита уже не вызывает эмоций, но это чистая правда. Они загоняли людей в дома, не давали им эвакуироваться, размещали орудия возле жилых домов и вели огонь из квартир, в которых находились мирные жители. Это же подтверждает и один из российских танкистов. Командование сказало ему, что квартал чист и можно стрелять по всему, что движется. Но когда он заехал в квартал, то сразу увидел двух подростков, катавшихся на велосипедах.
Бывали и случаи, когда местным жителям удавалось отогнать украинский танк из дворов, где прятались дети. Но это было скорее исключение, чем правило.
«Рядом с нашим домом жил кто-то из главарей "Азова"*. Их все время водили под конвоем и поставляли им наркотики. Однажды, когда мы готовили еду на костре, приехали "азовцы", наставили автоматы и ждали, когда мы крикнем: "Слава Украине". И только один человек со всего подъезда ответил: "Героям слава". Потому что мы были в шоке», — вспоминает Наталья, молодая женщина, работающая в сфере образования.
До 24 февраля она работала в доме детского творчества, который впоследствии разбомбили. Судя по тем приказам, которые поступали от начальства, и по законам, принимаемым украинскими властями, ей уже было понятно, что страна катится куда-то не туда.
«Готовили еду прямо при стрельбе и бомбежках. Например, был момент, когда дээнэровцы никак не могли выбить ВСУ из одного из районов. Мне однажды дээнэровец кричит: "Бегите в подъезд, сейчас начнется артобстрел". А я как раз дожаривала последний блинчик, и у меня была турка с кофе. Я говорю: "Никуда я не пойду, мне семью кормить надо". Он мне: "Ты что, больная? Беги давай". Так блинчики и не дожарила», — говорит она.
Для людей самым страшным было не отсутствие еды, тепла и света, а отсутствие связи. Дело не в том, что они не могли позвонить родным и близким, а в том, что было непонятно, что происходит в соседнем квартале. Из военной техники боялись больше всего не авиации, а «сумасшедших танков», которые расстреливали все подряд. В домах от одного выстрела сыпались стеклопакеты.
Разговор о том, как идут темпы восстановления города, оценочный. Во дворах еще есть костры, на которых люди готовили себе еду. Если у кого-то еще нет света, то они уже стараются покупать себе генераторы. Проблема не только в том, что всех не удается обслужить сразу, а в том, что местные власти толком не объясняют, какие подрядчики отвечают за конкретные работы и «все приходится выбивать». Кто живет в только что выстроенном на улице Куприна жилом комплексе с зелеными лужайками — осталось тайной. Были официальные заявления, что 10% квартир отдадут работникам образовательной сферы, но люди на местах это не подтверждают.
Но в целом мариупольцам как будто неловко говорить, что работы не ведутся. Вовсю меняют стекла, крыши, трубы. Постепенно подключают теплосети. В Ильичевском районе даже пустили газ и питают им поселки. Люди слегка критикуют работу московских строительных компаний. Мол, там, куда они приезжают, строительство почему-то затягивается. Лучше всех, на их взгляд, работают Тула и Санкт-Петербург — все делается быстро и качественно. Хотя не исключают, что мариупольские власти тоже умеют палки в колеса вставлять. В Мариуполе с организацией всегда было плохо. Приближение зимы мариупольцев не особенно пугает. Они уже пережили аномально холодную весну. Это их даже спасло, потому что при минусовой температуре удалось сохранить продукты. У кого-то замороженное мясо даже продержалось до конца мая.
Сами мариупольцы позиционируют себя как южан, открытых людей с хорошим чувством юмора. А из российских городов больше всего любят Питер, который стал для Мариуполя городом-побратимом. Они уверены, что очень скоро здесь будет курорт, потому что море здесь самое теплое, богатое йодом и лет через пять после закрытия «Азовстали» само очистится. Даже шутят, что нужно поскорее скупить тут землю, чтобы продавать ее под строительство частных домов тем же петербуржцам.
Таким образом, на фоне целого Донецка разрушенный Мариуполь даже выглядит более живым. Люди не боятся здесь ходить на рынки и гулять с детьми в новом парке рядом с Драмтеатром, который сейчас вовсю реставрируют. Самое главное, что у них есть уверенность — все будет хорошо.
* Организация признана экстремистской, ее деятельность запрещена в России.