В ходе Первой мировой войны с целью ослабления Российской империи Центральные державы всячески содействовали сепаратизму российских окраин. В германском и австро-венгерском генштабах вынашивались планы создания независимых Украины, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии… Именно в Берлине и Вене выдвинули и идею возрождения независимой Польши. В 1916 году тогдашний германский канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег выступил за воскрешение Польши из небытия.
Сергей Лозунько в своей книге «Уродливое детище Версаля», из-за которого произошла Вторая мировая война» подчёркивает, что именно фон Бетман-Гольвег стал и своеобразным «крестным отцом» Юзефа Пилсудского как государственного деятеля.
Учитывая популярность Пилсудского среди поляков, рейхсканцлер Германии позволил тому сформировать «польское правительство». В благодарность Пилсудский от имени «независимой Польши» поддержал Центральные державы, а созданные им «польские легионы» сражались на стороне Германии и Австро-Венгрии против российских войск.
Правильность подобного решения Берлина позже ставилась под сомнение политическими элитами в Германии и Австрии.
«Был сделан вывод, что теперь становится невозможным заключение сепаратного мира с большевиками и что, с другой стороны, поляки никогда не смирятся со своей зависимостью от Центральных держав, что и случилось», — написал в своих мемуарах известный немецкий дипломат Герберт фон Дирксен.
Но ещё до большевистского переворота в России, 22 июля 1917 года, Юзеф Пилсудский был арестован немцами и заключён в тюрьму крепости Магдебург. Это была «мера, которая, как с юмором заметил позднее Пилсудский, дала ему возможность стать главой нового польского государства, поскольку тем самым было смыто пятно на его репутации, — сотрудничество с Центральными державами», — вспоминал немецкий дипломат.
«Вопрос, почему эксперимент фон Бетмана с польским государством… провалился, слишком сложен, чтобы рассматривать его… Вероятно, он был бы неудачным, даже если бы им занимались и более опытные государственные деятели и ловкачи с обеих сторон», — пророчески написал фон Дирксен.
Но «эксперимент с польским государством» попытался повторить премьер Франции Жорж Клемансо, председательствующий на Парижской мирной конференции, в ходе которой появился Версальский договор. Одним из «детищ Версаля» и стала Польша, которой отошли значительные германские территории с миллионами немцев. В частности, Данциг (ныне Гданьск) и «польский коридор» к этому городу (от основной территории Польши к Балтийскому морю) шириной почти сто километров, отрезавший от Германии Восточную Пруссию.
Клемансо благоволил Польше, желая создать из нее «барьер между Германией и Россией». Однако далеко не все союзники Франции по Антанте поддерживали идеи Клемансо. В частности, британский премьер Ллойд Джордж ещё 25 марта 1919-го направил участникам Парижской мирной конференции меморандум «Некоторые соображения к сведению участников конференции, перед тем как будут выработаны окончательные условия» (вошедший в историю как «документ из Фонтенбло»). В нём, в частности, было сказано:
«Предложение комиссии по польским делам о передаче 2 миллионов 100 тысяч немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд, должно рано или поздно привести к новой войне на востоке Европы».
Но возрождённая Польша на этом свои территориальные претензии не умерила.
В ходе польско-советской войны летом-осенью 1920 года под властью Варшавы оказались территории Волыни, Галичины и Западной Белоруссии. В октябре 1920-го Польша военной силой захватила у Литвы Вильно (ныне Вильнюс) и Виленскую область, нарушив Сувалкский договор. Союзники и на это закрыли глаза, и 15 марта 1923 года конференция послов Англии, Франции, Италии и Японии признала право Польши на захваченные у Литвы территории.
Только СССР заявил тогда о праве Литвы на Вильнюс.
Воспользовавшись правительственным кризисом в Германии, поляки 3 мая 1921 года военным путем начали захват Верхней Силезии, хотя в ходе плебисцита 95% её жителей высказались за пребывание в составе Германии. Союзники предупредили Берлин, что вмешательство рейхсвера будет означать войну.
В итоге к октябрю 1921-го к Польше отошла значительная часть Верхней Силезии с 80% всей промышленности и основной частью угольных запасов. Более того, Варшава требовала от Берлина импортировать уголь из Верхней Силезии, а когда Германия от этого отказалась — Польша в 1925 году начала с ней «таможенную войну», установив заградительные пошлины на часть немецкий товаров, а импорт большинства из них вовсе запретив.
Самая невероятная правдивая история польского художника-шпиона на Украине
В мае 1926-го при поддержке верных воинских частей Юзеф Пилсудский осуществил переворот под лозунгом «моральной санации» (от лат. sanatio — оздоровление, польск. sanacja) общественно-политической жизни в Польше. Санация, изначально возникнув под антикоррупционными лозунгами, стала инструментом установления авторитарной власти Пилсудского. Впоследствии за его режимом так и закрепится это название — санационный.
Президент Польши Войцеховский и премьер Витос сложили свои полномочия, а Сейм абсолютным большинством голосов избрал президентом Пилсудского, который ритуально отказался от этого поста. Президентом Польши формально стал Игнаци Мосцицкий, не являвшийся самостоятельной фигурой и во всем подчинявшийся Пилсудскому.
Сам же Юзеф Пилсудский сначала стал премьер-министром, а позже возглавил образованное им управление генерального инспектора вооруженных сил Польши — не подчиненное ни правительству, ни парламенту. До самой своей смерти в 1935-м он оставался реальным руководителем Польши, точнее сказать — диктатором. Его продолжали называть «начальником государства», хотя эту должность, созданную специально для него, Пилсудский занимал лишь с 1918 по 1922 год.
Хотя риторика руководства и внешняя политика Польши продолжала оставаться антикоммунистической и антисоветской, кризис 1929-1932 годов вынудил Варшаву искать общий язык со стремительно развивавшимися экономически и набиравшим военную силу Советским Союзом. Тем более, что от «крестового похода» против большевизма к тому времени отказались и в других европейских странах, демонстрировавших в начале 30-х стремление к нормализации хозяйственных и политических отношений с СССР.
В июне 1931 года был заключен польско-советский Договор о дружбе и торговом сотрудничестве. 26 января 1932-го был парафирован, а 25 июля того же года подписан трехлетний советско-польский Договор о ненападении. Согласно нему, стороны обязались воздерживаться от всяких агрессивных действий друг против друга, а в случае нападения третьего государства на одну из договаривающихся сторон другая сторона обязывалась не оказывать ни прямой, ни косвенной помощи агрессору.
Шансы на нормализацию польско-советских отношений возросли в начале 1933 года с приходом к власти в Германии Адольфа Гитлера, который провозгласил своей главной целью ликвидацию «версальской системы». К Польше ревизия Версаля имела самое непосредственное отношение: ведь даже правительства веймарской Германии никогда не признавали польских аннексий германских территорий, а что уж говорить о нацистах.
В апреле 1933 года специальный посланник Пилсудского в Москве Богуслав Медзиньский заявил советским дипломатам:
«Польша ни в какой ситуации и никаким способом не будет союзником Германии против Советской России. Я полностью уполномочен сделать это заявление, с личной печатью, о которой я уже говорил вам сегодня».
Сам же Юзеф Пилсудкий писал тогда об отношениях Польши и СССР следующее:
«После более чем десяти лет более или менее враждебных отношений между нашими странами — мы должны дать нашему общественному мнению время, чтобы привыкнуть к возвращению на путь добрососедских отношений, не исключая их постепенного укрепления в будущем».
Разыгрывание «советской карты» доходило до распространения польской дипломатией разного рода недостоверных данных вплоть до якобы имеющегося польско-советского соглашения военного характера. В прессу зарубежных стран вбрасывались «утки» о заключении между Польшей и СССР далеко идущих соглашений и «об установлении единого фронта Польши и СССР против Гитлера».
С другой стороны, польская дипломатия пыталась убедить Францию в необходимости начать «превентивную войну» против Германии, по результатам которой Польше должны были отойти Восточная Пруссия и практически вся Силезия. В апреле 1933 года польский посол в Париже официально представил французскому правительству меморандум с предложением обсудить возможность такой войны, но получил ожидаемый отказ.
Поляки даже продемонстрировали серьезность своих намерений, побряцав оружием в Данциге.
В марте 1933-го на полуостров Вестерплятте, расположенный при входе в Данцигский порт, был высажен польский десант из 200 военных «для усиления находившегося там польского гарнизона». Не исключено, что таким образом поляки не просто демонстрировали свою власть над этим населённым в основном немцами городом, но и хотели спровоцировать Германию на силовые действия в ответ. Это, в свою очередь, дало бы Варшаве формальный повод начать войну с Германией, а поставленная в такой способ перед фактом Франция, союзник Польши, вынуждена была бы в эту войну втянуться.
Но Берлин поставил вопрос о польском десанте на Вестерплятте в Совете Лиги Наций, и под нажимом Англии и Франции Польша вынуждена была эвакуировать своих военных.
В мае 1933-го польский посол в Берлине Высоцкий обсуждал с Гитлером проблему Данцига. Хотя Гитлер и заявил, что не признает никаких особых прав Польши на Данциг, и что сами поляки не должны были соглашаться на устройство польского коридора на немецкой земле, тем не менее, в совместном германо-польском коммюнике рейхсканцлер подтверждал «намерение германского правительства действовать в строгих рамках существующих договоров». При этом поляки были не против, чтобы Гитлер обратил свой взгляд в сторону Австрии.
Так, во время обмена мнениями о политическом положении в Европе между советским наркомом Литвиновым и посланником Польши в СССР Лукасевичем 23 марта 1933-го последний прямо заявил: «Польша… не возражает против аншлюса, который на время отвлечет мысли Германии от Востока». Хотя Лукасевич при этом и отметил, что в Варшаве, конечно, отдают себе отчет «что это значительно укрепит Германию». В этой беседе Лукасевич даже высказал надежду, что Гитлер возьмёт пример с Пилсудского:
«Сам Гитлер как австриец тоже, вероятно, стремится возможно скорее инкорпорировать Австрию, чтобы таким образом стать рейхсдойче, как в свое время маршал Пилсудский специально интересовался инкорпорированием Виленщины в качестве своей родины».
Первые нотки настороженности относительно истинной линии Варшавы в отношении Берлина появились у советской дипломатии в июне 1933-го.
НКИД СССР 19 июня 1933-го обращал внимание советского полпреда в Польше Антонова-Овсеенко на «бросающееся в глаза за последнее время смягчение отношений между Польшей и Германией и усиление тенденций в Польше договориться с Германией. Не говоря уже о таких фактах, как ратификация транспортного договора, заключенного еще в 1930 г., переговоры по экономическим вопросам и т. п.», поскольку экономическое сближение всегда является свидетельством политического.
К середине 1933-го стало понятно, что Польша не намерена укреплять и свои союзнические отношения с Францией — а этот вопрос особо волновал Москву, потому что в тот момент обозначились четкие тенденции к советско-французскому сближению.
3 июля 1933 года в Лондоне была подписана Конвенция об определении агрессии. Документ подписали СССР, Польша, Эстония, Латвия, Румыния, Турция, Персия и Афганистан. При этом Польша в ультимативной форме потребовала исключить из числа потенциальных сторон конвенции Югославию и Чехословакию, что вызвало раздражение и недоумение Франции. С позиций же сегодняшнего дня очевидно, почему поляки были против участия Чехословакии в Конвенции об определении агрессии — потому что сами планировали агрессию против этой страны.
14 октября 1933 года Гитлер объявил, что Германия покидает конференцию по разоружению и выходит из Лиги Наций.
В кулуарах организации зазвучало: «C'est la guerre!» (франц. «Это война!») Этот шаг вызвал шок в европейских столицах, и сразу же после него глава французского МИД Поль-Бонкур сделал Москве предложение заключить пакт о взаимопомощи между СССР и Францией, а кроме того — вступить в Лигу Наций (что было принято советской стороной в качестве основы для переговоров). Перед Гитлером замаячила угроза оказаться в полной международной изоляции, но у фюрера оказался «польский туз в рукаве».
15 ноября 1933 года информационное агентство Wolffs Telegraphisches Büro опубликовало официальное коммюнике по итогам встречи рейхсканцлера Гитлера с польским послом в Германии Липским (тем самым, что через несколько лет пообещает установить фюреру «прекрасный памятник» в Варшаве за решение «еврейской проблемы»). В документе отмечалось, что обмен мнениями выявил «единодушное намерение обоих правительств разрешить вопросы, касающиеся обеих стран, путем непосредственных переговоров, и в целях укрепления мира в Европе отказаться от применения всякого насилия в отношении друг друга».
По сути, это был вербальный пакт о ненападении.
Это решение стало неожиданным, но лишь отчасти. Ведь ещё с начала 1933-го как в дипломатических кругах, так и в европейской прессе всплывали разного рода германские инициативы, суть которых сводилась к тому, чтобы достичь германо-польского соглашения на антисоветской основе.
В феврале того года Геринг в беседе с послом Франции в Берлине Франсуа Понсэ изложил следующий план: Польша заключает военный союз с Германией против СССР, возвращает польский коридор и Данциг, но взамен получает часть Украины с выходом к Чёрному морю. Франции, как союзнику Польши, предлагалось одобрить такой план, а то и примкнуть к германо-польскому союзу. Париж подобные идеи отверг и известил о предложении Геринга Москву.
В мае 1933-го Альфред Розенберг, тогда начальник внешнеполитического управления НСДАП, изложил в Лондоне «большой план» Гитлера, заключающийся в урегулировании германо-польских территориальных споров и «удовлетворении» Польши за счет СССР и Литвы («обмен» Литвы на польский коридор и Данциг). Хотя все эти прожекты высказывались как бы неофициально, через эмиссаров (Геринга и Розенберга в советской прессе заклеймили как «шутов» и «клоунов в роли дипломатов»), на самом деле к ним относились со всей серьезностью. Ибо это была стандартная для Гитлера дипломатическая метода — вести переговоры неофициальными или полуофициальными путям.
При этом польские дипломаты продолжали уверять Москву, что никакие официальные документы между Варшавой и Берлином подписаны не будут. В беседах 20 и 23 ноября 1933 года советского полпреда в Польше с главой польского МИД Юзефом Беком его твердо заверили: «Не предвидятся и переговоры о пакте неагрессии. Ни в какой мере не затрагиваются интересы третьих государств». 14 декабря 1933-го посол Польши Лукасевич заверит в том же непосредственно советского наркома иностранных дел Литвинова. «На мой вопрос, предполагается ли превратить декларацию в письменный пакт, Лукасевич ответил отрицательно», — записал Литвинов.
Но уже 26 января 1934 года Польша и Германия (польский посланник в Берлине Юзеф Липский и министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат) подписали «Декларацию о мирном разрешении споров и неприменении силы между Польшей и Германией» сроком на 10 лет, известную в историографии как германо-польский пакт о ненападении, или «пакт Пилсудского-Гитлера».
В документе бросалось в глаза отсутствие обычного для такого рода договоров условия об утере пактом силы или о праве одной из сторон отказаться от пакта, если другая сторона нападет на какое-нибудь третье государство, т. е. если участник соглашения выступит в роли агрессора.
Как отмечали по этому поводу советские дипломаты, «невозможно представить себе, чтобы опущение этой клаузулы не имело специального значения, особенно если учесть ту энергию, с которой Польша настаивала на внесении такого условия в польско-советский пакт ненападения».
Посланник СССР в Польше на основании отсутствия указанной клаузулы в польско-германском договоре сделал в своей докладной в Москву от 4 февраля 1934-го вывод о том, что это «фактически обеспечивает Германии нейтралитет Польши в случае германской агрессии». В частности, что «Польша будет соблюдать нейтралитет не только в случае германского вторжения в Австрию, но также и при германской агрессии против Литвы и вообще на Восток. Разногласия, которые могли бы при этом возникнуть между Польшей и Германией, Польша обязана была бы на основании этого договора урегулировать путем переговоров с Германией».
Главные дискуссии, которые до сих пор ведутся вокруг польско-немецкого пакта от 26 января 1934 года, касаются существования секретных приложений к нему. В этом были уверены как западные, так и советские дипломаты, об этом свидетельствовало развитие событий в 1934-1939 годах, однако достоверных свидетельств наличия подобных дополнений нет.
В агентурном донесении от источника, близкого к польским дипломатическим кругам, переданном советскому руководству в середине 1935-го, говорилось, что «к известному и официально опубликованному пакту о неагрессии в течение десяти лет между Польшей и Германией, заключенному 26-го января 1934 года, имеется секретное добавление, подписанное того же 26-го января 1934 г.»
В силу этого добавления взамен за «священное обязательство Германии ни в каком случае не выступать против Польши как самостоятельно, так и в коалиции с другими государствами», Польша будто бы взяла на себя обязательство по отношению к Германии, которое имеет следующую редакцию:
«В случае непосредственного или опосредованного нападения на Германию — Польша соблюдает строгий нейтралитет даже в том случае, если бы Германия вследствие провокации была вынуждена по своей инициативе начать войну для защиты своей чести и безопасности».
По словам бригадного генерала Войска Польского Януша Гонсиоровского (в 1931-1935 годах — начальник Генерального штаба Польши), советский агент передавал, что когда условием подписания пакта Германия поставила принятие вышеизложенного секретного добавления, Пилсудский произнес следующую фразу: «Случается, что как для народа, так и для отдельной личности отсутствие смелости является самым большим несчастьем».
18 апреля 1935 года французская газета Bourbonnais republicain опубликовала текст секретного приложения к германо-польскому пакту, предоставленный в её распоряжение депутатом парламента Франции, бывшим министром Люсьеном Лямуре. 20 апреля 1935-го сразу два центральных советских издания — «Правда» и «Известия» — перепечатывают текст приложения из этой газеты.
Фактически это был договор о военном и экономическом союзе, предусматривающий, в частности, свободное прохождение германских войск по территории Польши в случае, «если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока». Примечательно, что эти публикации не вызвали никаких протестов от посольств Германии и Польши, что говорит в пользу аутентичности текста секретного приложения.
Гитлер разорвал пакт о ненападении с Польшей в одностороннем порядке 28 апреля 1939 года под предлогом того, что Польша отказалась предоставить Германии возможность строительства экстерриториальной шоссейной дороги в Кёнигсберг (ныне Калининград) через территорию «польского коридора». Однако Польша, ссылаясь на текст Декларации, продолжала считать её действующей до самого нападения Германии, осуществлённого 1 сентября 1939 года.
Это, кстати, фирменный стиль польской дипломатии: хотя ещё 23 сентября 1938 года СССР официально заявил Польше, что в случае её вторжения в Чехословакию будет разорван советско-польский пакт о ненападении, министр иностранных дел Польши Юзеф Бек назвал этот шаг «пропагандистской акцией, не имеющей большого значения».
Варшава в одностороннем порядке продолжала считать пакт действующим, и именно на этом базируются обвинения СССР в «вероломном нападении» 17 сентября 1939-го, когда польское государство в очередной раз перестало существовать. При этом о «пакте Пилсудского-Гитлера» в Польше предпочитают вообще не упоминать.