Родился Ефим Придворов в селе Губовка Херсонской губернии (ныне Кировоградская область Украины) в апреле 1883 г. Детство он провел в Елисаветграде, где его отец переменил много мест работы — был церковным сторожем, привратником, грузчиком, чернорабочим, в общем, крутился как мог. В семь лет он вернул сына в Губовку. Там Ефим практически впервые увидел свою мать, которую впоследствии очень сильно не любил, ну, или утверждал, что не любил.
Уже в советские времена Бедный любил эпатировать знакомых, публично называя мать алкоголичкой и даже более крепким словцом, начинающимся на букву «б» и означающим падшую женщину. Литератор утверждал, что она развернула в доме импровизированную гостиницу и спала со всеми ее постояльцами, а заодно постоянно избивала маленького Ефима. А позднее будто бы даже подговорила своих любовников задушить его отца.
Впрочем, в те времена писатели и поэты очень любили имидж страдальцев из низов, и нельзя исключать, что Бедный несколько приукрасил свою биографию для остроты.
Во всяком случае по косвенным признакам нельзя однозначно утверждать, что мать Придворова была разнузданной и разгульной женщиной. Ефим рос скорее в среднем уровне достатка. Он не ночевал под заборами, а учился в сельской школе, пел в церковном хоре (и даже некоторое время хотел стать священнослужителем). Не без участия матери Ефиму выхлопотали место в Киевском военно-фельдшерском училище.
Стоит сказать, что попасть в такое учебное заведение было непросто. На всю страну их было всего семь, они предназначались в первую очередь для детей нижних солдатских чинов. В этих школах обучали будущих военных фельдшеров. Ученики жили там на полном пансионе, но в обмен должны были 6 лет отслужить в армии по специальности.
Как уже говорилось, преимущественное право поступления в такие школы имели дети военных. Дабы определить туда Ефима, ему организовали протекцию. Его мать и одна местная дворянка выхлопотали рекомендательное письмо от местного председателя окружного суда.
Именно в Киеве состоялась встреча, ставшая самым загадочным эпизодом в биографии Придворова. В школе он взялся писать верноподданнические стихи, что всячески приветствовалось. Даже в советских официальных биографиях Бедного отмечалось:
«Долгие годы потом стряхивал с себя поэт полученную в фельдшерской школе «казенно-патриотическую закваску».
В то время начальником военно-учебных заведений в Российской империи был Великий князь Константин Константинович. Во время визита в Киевскую школу ему представили Придворова как местного поэта. Князь сам баловался стихами, с этого момента и начались их до сих пор не до конца проясненные отношения.
Великий князь начал оказывать безвестному Придворову протекцию. Его стихи начали печатать в «Киевском слове». После окончания учебы Придворова распределили не к черту на кулички, а в почти родной Елисаветград, где он числился в местном лазарете. Да и там положенный срок не отработал.
В официальной советской биографии утверждалось, что как-то раз Придворов случайно встретил в Елисаветграде Великого князя, приехавшего с очередной инспекцией. Он явился к нему и попросил отменить ему оставшуюся службу и устроить в Петербургский университет. А князь якобы и согласился.
Однако очевидно, что нельзя было просто так вломиться к Великому князю и сказать: «дядя, мне что-то в армии надоело служить, устрой-ка меня в столичный университет». Во-первых, служба после фельдшерской школы предусматривалась законом.
Во-вторых, для поступления в университет фельдшерской школы было недостаточно. Требовался курс гимназии. Либо его сдача экстерном. Но в школе и гимназии изучали разные предметы, и сдать гимназический экстерн, не обучаясь там, было невероятно трудно.
Однако же Придворову все устроили.
Во-первых, дали разрешение бросить службу ради поступления, досрочно переведя в запас. Во-вторых, организовали в Елисаветграде сдачу экстерна. Причем, судя по всему, молодого фельдшера-поэта экзаменаторы просто-напросто «вытянули за уши». По всем предметам кроме, «Закона Божьего» и «Русской словесности», он получил тройки. Но этого все же хватило для формального соответствия требованиям университета.
После этого Константин Константинович написал в Петербургский университет письмо с личным ходатайством к ректору об устройстве Придворова на историко-филологический факультет.
Но какие отношения связывали Придворова с Великим князем?
Судя по всему, очень тесные. Иван Гронский, редактор «Известий» в 30-е годы, позднее упоминал о том, что Демьян Бедный был ни много ни мало внебрачным сыном Великого князя:
«Многое в биографии и поведении Бедного до конца не ясно…
Поинтересуйтесь. Особенно происхождением Бедного. Вы, наверное, знаете, что Бедный был сыном Константина Константиновича Романова? Не удивляйтесь. Ведь ни для кого не было секретом, что на столе у Бедного стоял портрет Константина Константиновича. Когда я встречался с ним ещё до революции, он был тогда студентом-белоподкладочником в университете.
Потом, когда Бедный примкнул к революционному движению, к нему приходил комендант императорского двора и просил вернуть всё, что у Демьяна было от К.Р. Бедный вернул».
Впрочем, достаточно лишь одного взгляда на фотографии Великого князя и Придворова-Бедного, чтобы не найти в них ни малейших сходств. Однако князь по какой-то причине принимал очень деятельное участие в судьбе Придворова.
Так, филолог Максим Федоров в статье «Парадоксы жизни Демьяна Бедного» указывает на то, что у поэта сохранилось немало личных вещей Великого князя. Например, в знаменитой библиотеке Бедного было несколько книг с дарственными надписями от К.Р. — этими инициалами пользовался Великий князь в переписке с близкими — в том числе и «Царь Иудейский» — пьеса Константина Константиновича, опубликованная очень небольшим тиражом «для своих».
Кроме того, Придворов и Константин Константинович состояли в переписке.
Уже после революции питерский букинист Шилов раздобыл в каком-то распотрошенном большевиками архиве дюжину писем Ефима Придворова к К.Р. Этой весьма «щекотливой находкой», как он ее охарактеризовал, Шилов поделился с тогда уже знаменитым пролетарским литератором Демьяном Бедным, предложив выкупить компромат за «астрономическую сумму». Бедный был в ужасе, но требуемые средства незамедлительно собрал и письма сразу же после выкупа сжег.
Но о чем Великий князь мог переписываться с молодым безвестным студентом?
Может быть, его заинтересовал его поэтический талант? Это вряд ли. Патриотическая лирика Придворова была откровенно слабой и не тянула даже на второразрядный уровень.
Единственное разумное объяснение всей этой истории — Придворов находился с Великим князем в любовных отношениях.
Константин Константинович, несмотря на большую семью, был снедаем «тайным пороком», как он именовал его в своем дневнике. От гомосексуальных наклонностей князь страдал, но поделать с собой ничего не мог и регулярно «срывался».
Конечно, глядя на фотографии Демьяна Бедного, трудно поверить в то, что от него могли терять голову. Но надо учесть, что он располнел и облысел к 40 годам, когда начал вести образ жизни «красного барина». В ранней молодости он был настоящим франтом с щегольскими офицерскими усиками.
Познакомились они в 1900 году, когда Придворову было 17 лет, но близкие отношения начались, видимо, чуть позже, после встречи в Елисаветграде, которая ознаменовала резкий разворот в жизни Придворова, и он перебрался в столицу под крыло князя.
Нельзя утверждать это на 100%, но, учитывая все косвенные факты, это самое рациональное объяснение из возможных.
Это объясняет и то, почему Придворова не принимали в революционные ячейки студентов и презрительно дразнили «белоподкладочником». Революционно настроенные студенты называли так отпрысков богатых и аристократических семейств. Но какой белоподкладочник из сельского фельдшера?
В студенческих кругах слухи разносились быстро, и связь Придворова с К.Р., видимо, не была для них тайной, за что они и дразнили его обидными словами и не принимали в свой круг.
Судя по всему, Великий князь оказывал своему протеже еще и финансовую помощь.
Придворов вел весьма странный образ жизни. Формально он учился в университете, но на деле его учеба затянулась на 11 лет (!). При этом университет он так и не окончил.
При этом нельзя сказать, что Бедный был чем-то сильно поглощен. Официальной работы у него не было, публикации стихов были крайне редкими и приносили копейки.
В советских биографиях указывалось, что он подрабатывал частными уроками. Однако репетиторством было трудновато зарабатывать такие суммы, чтобы 11 лет платить за учебу в университете и обзавестись квартирой в столице и дачей в финском Мустамяки, где по соседству располагались дачи Горького, Боткина, Крамского, Бонч-Бруевича.
С большевиками Придворов сошелся через Бонч-Бруевича, который взялся печатать его частушки, басни и стихи, жестко критикующие власть, в большевистских изданиях. Однако по-настоящему тесным их сотрудничество стало только с 1912 года. Тогда же Ефим Придворов превратился в Демьяна Бедного.
К слову, практически все окружение Бедного побывало в ссылках, но самого его даже ни разу не арестовали.
В советское время это объясняли тем, что полиция и жандармы были глупые, а Бедный в последнюю секунду успевал уничтожить или спрятать все улики. Это, конечно, лукавство. РСДРП была напичкана секретными сотрудниками, и все прекрасно знали подлинную личность, скрывающуюся под псевдонимом Бедный. Тот факт, что его не трогали, опять же легко объяснить протекцией Великого князя.
С началом Первой мировой Придворов-Бедный был призван в армию.
Но и здесь все непросто. В некоторых современных публикациях, основывающихся непонятно на чем, утверждается, что Придворов являл чудеса героизма, вынося раненых с поля боя и даже был награжден Георгиевской медалью. Однако относиться к этой информации следует весьма осторожно.
Служил Придворов в санитарно-гигиеническом отряде Гвардейского корпуса. Чтобы было понятнее, такие отряды создавались при корпусах. Их задачей была изоляция больных солдат с целью недопущения эпидемий заразных болезней. По сути это было крайне «блатное» место. В отличие от обычных фельдшеров и санитаров, им не приходилось ползать под пулями за ранеными и оперировать на ходу.
Вдобавок в архивах награждений нет никаких упоминаний о наградах Ефима Алексеевича Придворова.
Неудивительно, что на фронте у Придворова было столько свободного времени, что он написал едва ли не больше произведений, чем за предыдущие несколько лет. Впрочем, надолго он там не задержался.
На Рождество 1914 года Придворов выхлопотал себе отпуск, съездил в Петроград и вскоре случилось настоящее рождественское чудо. В следующем году его вернули с фронта и перевели в запас.
В советской биографии это чудо неловко пытаются объяснить тем, что фельдшера якобы списали в запас за «политическую неблагонадежность». Но это, конечно, нелепица.
Потери в армии были уже такие, что призывать приходилось даже большевиков, побывавших под судом и в ссылках. Например, на Крыленко прямо в тюрьме надели офицерские погоны и отправили на фронт. А целого и невредимого Придворова вдруг списали в запас в разгар войны, когда медицинских работников и без того был недобор.
В РГВИА, однако, сохранилась учетная карточка на фельдшера Придворова, которая оцифрована и опубликована на портале «Памяти Героев Первой мировой». В ней указано, что Придворов списан в запас решением врачебной комиссии по причине «хронического воспаления среднего уха».
Трудно сказать, действительно ли у него были серьезные проблемы со здоровьем, или удалось договориться с комиссией. Покинув армию, он устроился на весьма непыльную работу, возглавив отдел в столичном Центральном военно-промышленном комитете.
Вскоре произойдет революция, которая превратит малоизвестного в широких кругах партийного баснописца в ключевую фигуру советской литературы, литературного генерала такого уровня, с которым мог тягаться разве что Горький после возвращения из эмиграции. Но это уже другая история.