Весной 1910 года в Николаевской церкви села Никольская Слободка венчались двое молодых людей. Венчание проходило в тесном кругу: родных невесты не было, что безмерно её огорчило.
И церкви и села давно уж нет. Сейчас на месте Никольской Слободки — Левобережный массив Киева, а неподалёку от места, где стояла Николаевская церковь, — станция метро «Левобережная». Но тот брак не позабыт, ведь он оказал значительное влияние на русскую литературу. Тогда — 25 апреля (8 мая по новому стилю) 1910 года — в Николаевской церкви венчались Николай Гумилёв и Анна Горенко (Ахматова).
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал — забавницу,
Гадал — своенравницу,
Веселую птицу-певунью.
Покликаешь — морщится,
Обнимешь — топорщится,
А выйдет луна — затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то, — и хочет топиться, —
спустя год писал Гумилёв в посвящённом жене стихотворении.
К тому времени и он, и его жена уже начали понимать, что их брак обречён.
Молодая семья
С молодой женой Гумилёв не прожил и четырёх лет: 22 сентября 1910 года он отправился в Африку.
Его отъезд был неожиданным. Сама Ахматова получила известие об этом, когда гостила у матери в Киеве.
«Я поехала к маме, вероятно, в августе, там получила письмо: "Если хочешь меня застать, возвращайся скорее, п<отому> ч<то> я уезжаю в Африку". <…> Вернулась, проводила Николая», — вспоминала Ахматова.
Именно в отсутствие мужа к ней пришло вдохновение.
«Осенью 1910 года Гум<илёв> уехал в Аддис-Абебу. Я осталась одна в гумилёвском доме… как всегда, много читала, часто ездила в Петербург (главным образом к Вале Срезневской, тогда еще Тюльпановой), побывала и у мамы в Киеве, и сходила с ума от "Кипарисового ларца". Стихи шли ровной волной, до этого ничего похожего не было», — рассказывала Ахматова мемуаристке Аманде Хейт.
Гумилёв вернулся спустя четыре месяца — в конце марта 1911 года.
«Гумилев вернулся из своего путешествия в Африку (Аддис-Абеба). В нашей первой беседе он между прочим спросил меня: "А стихи ты писала?" Я, тайно ликуя, ответила: "Да". Он попросил почитать, прослушал несколько стихотворений и сказал: "Ты поэт — надо делать книгу"», — вспоминала об этом Ахматова.
В те же дни Гумилёв написал «Из логова змиева, из города Киева» и ещё два стихотворения, посвящённых жене: акростихи «Ангел лёг у края небосклона» и «Аддис-Абеба — город роз».
Но в мае Ахматова одна уехала в Париж. Там она познакомилась с художником Амедео Модильяни. Последний был без ума от русской поэтессы. В те дни он, по словам Ахматовой, «бредил Египтом» и водил её в Лувр. А ещё — рисовал Ахматову.
Страстное увлечение друг другом у Ахматовой и Модильяни продлилось до июля. Они расстались, и, как оказалось позже, навсегда.
Вернувшись в Россию, Ахматова чуть было не уличила мужа в измене.
«У Веры Алексеевны (Неведомской. — Ред.) был, по-видимому, довольно далеко зашедший флирт с Николаем Степановичем, помнится, я нашла не поддающееся двойному толкованию её письмо к Коле, но это уже тогда было так неинтересно, что об этом просто не стоит вспоминать», — позже вспоминала она.
Следующий, 1912 год для семьи оказался тяжёлым. 2 февраля Ахматова уехала в Киев. Спустя 11 дней за ней ринулся Гумилёв и через неделю привёз её обратно в Царское Село.
В марте вышла первая книга стихов Ахматовой — «Вечер», а через месяц — в апреле — супруги направились в Италию. Как признавалась поэтесса, уже тогда она чувствовала, что они отдаляются друг от друга.
По дороге из Италии Гумилёв завёз Ахматову к матери в Киев. Из Киева Ахматова уже одна поехала в Литки — имение своей кузины в Подольской губернии. Спустя два месяца она вернулась к мужу — в Слепнёво, а оттуда в августе 1912 года, раньше намеченного срока, супруги вернулись в Санкт-Петербург. На этом настояла Ахматова, которой было скучно в родовом имении Гумилёвых.
18 сентября (1 октября по новому стилю) у Гумилёвых родился сын — Лев.
Загорелись иглы венчика
Вкруг безоблачного лба.
Ах! улыбчивого птенчика
Подарила мне судьба, —
писала в октябре того года Ахматова.
Лев Николаевич Гумилёв вдохновлял не только родителей.
У Николая Гумилёва
Высоко задрана нога.
Далёко в Царском воет Лёва,
У Николая Гумилёва
Для символического клёва
Рассыпанные жемчуга,
У Николая Гумилёва
Высоко задрана нога, —
писал Василий Гиппиус в том же году.
А Марина Цветаева спустя четыре года «подарила» ребёнку такое стихотворение:
Имя ребёнка — Лев,
Матери — Анна.
В имени его — гнев,
В материнском — тишь.
Волосом он рыж.
— Голова тюльпана! —
Что ж, осанна
Маленькому царю.
Дай ему Бог — вздох
И улыбку матери,
Взгляд — искателя
Жемчугов.
Бог, внимательней
За ним присматривай:
Царский сын — гадательней
Остальных сынов.
Рыжий львёныш
С глазами зелёными,
Страшное наследье тебе нести!
Северный Океан и Южный
И нить жемчужных
Чёрных четок — в твоей горсти.
И Гиппиус, и Цветаева вспоминают о жемчугах не просто так. «Жемчуга» — это название сборника стихов Гумилёва, посвящённых его учителю Валерию Брюсову. «Чётками» же назывался второй сборник стихов Ахматовой.
Примечательно, что, когда в 1910 году Гумилёвы вернулись из свадебного путешествия в Париж, поэт Юрий Верховский в шутку назвал Ахматову «Гумильвицей». И вот у «львицы» появился «львёныш».
Но рождение ребёнка не сблизило супругов.
«Скоро после рождения Лёвы мы молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга», — вспоминала позже Ахматова.
В 1913 году Гумилёв совершил вторую экспедицию в Абиссинию. Отношения между супругами совсем испортились.
Мне не надо счастья малого,
Мужа к милой провожу
И довольного, усталого
Спать ребёнка уложу.
Снова мне в прохладной горнице
Богородицу молить…
Трудно, трудно жить затворницей,
Да трудней весёлой быть.
Только б сон приснился пламенный,
Как войду в нагорный храм,
Пятиглавый, белый, каменный
По запомненным тропам, —
писала в мае 1914 года Ахматова.
Сблизила супругов Первая мировая война. Гумилёв был одним из двух русских поэтов, участвовавших добровольцами в боевых действиях. В 1917 году он перевёлся в Русский экспедиционный корпус. Кто знает, останься бы он во Франции и перевези туда жену и сына, какой бы была их судьба. Но 10 апреля 1918 года Гумилёв вернулся в Россию.
Спустя четыре месяца — 5 августа 1918 года — Гумилёв с Ахматовой развелись.
А ещё спустя два года — в ночь на 4 августа 1921 года — Гумилёва арестовала Петроградская ГубЧК. В конце месяца поэта расстреляли.
От Аккада до Юкатана
Брак Гумилёва и Ахматовой повлиял и на науку. И речь не только о вкладе в историческую науку их сына — Льва Гумилёва или о вкладе в этнографию Николая Гумилёва.
Помимо всего прочего, Николай Гумилёв был первым, кто перевёл на русский язык «Сказание о Гильгамеше». Это случилось в 1919 году. При этом сам Гумилёв честно признавался: «не будучи ассирологом», он переводил не с аккадского языка, а с французского подстрочника. А вот по аккадскому тексту его консультировал Владимир Шилейко — будущий второй муж Ахматовой.
Сам Шилейко стал первым в истории русской литературы переводчиком аккадских и шумерских литературных текстов с оригинала. При этом он установил основные правила аккадского стихосложения.
Шилейко сделал свой собственный перевод «Сказания о Гильгамеше» чуть позже, чем Гумилёв, однако этот перевод так и не был опубликован при его жизни.
Косвенно повлияли Гумилёвы и на изучение языка другого древнего народа — майя. Дело в том, что Лев Гумилёв был дружен с человеком, который дешифровал письменность майя — Юрием Кнорозовым.
«Тесное общение с Львом Гумилёвым стало для Юрия Кнорозова большой удачей. <…> Их дружба сохранилась на всю оставшуюся жизнь, хотя Кнорозов вовсе не принимал теорий Гумилёва, считая их "слишком притянутыми и поверхностными". Позже он, посмеиваясь, комментировал теорию Гумилёва об упадке индийской цивилизации: "И всего-то — древних индейцев загрыз комар!"» — писала ученица Кнорозова Галина Ершова в книге «Последний гений ХХ века. Юрий Кнорозов: судьба учёного».
О совместных закрытых для посторонних занятиях Гумилёва и Кнорозова вспоминал и лингвист Вячеслав Иванов. Учёных интересовали закрытые общества типа мужских союзов и партий.
Несмотря на сложные отношения с матерью, Гумилёв-младший познакомил её с Кнорозовым.
«Для Юрия, дружившего в Москве с Валей Берестовым, образ Анны Андреевны в тот период составлял нечто среднее между богиней и королевой. <…> Той холодной зимой (1949 года) Ахматова даже подарила Юрию зимнюю кроличью шапку — похожая на сито кубанка приказала долго жить, а Ленинград всегда отличался неприветливым климатом со своими морозами, сыростью и ветрами», — писала Ершова.
Арест Льва Гумилёва ударил по Кнорозову. В письме этнографу Сергею Токареву он даже писал, что думает бросить научную деятельность.
«Очевидно, сказывается реакция после напряжения этого года», — писал он.
Но он нашёл в себе силы продолжить научную работу. А с Гумилёвым они встретились уже после освобождения.
В общем, брак, заключённый в 1910 году под Киевом и казавшийся современникам неудачным, оказал значительное, порой парадоксальное влияние на мировую литературу, искусство и науку.
