https://ukraina.ru/20230801/1048363314.html
Я получил свободу благодаря России. Как одесский журналист сидел в тюрьме, а после обмена уехал в Москву
Я получил свободу благодаря России. Как одесский журналист сидел в тюрьме, а после обмена уехал в Москву - 01.08.2023 Украина.ру
Я получил свободу благодаря России. Как одесский журналист сидел в тюрьме, а после обмена уехал в Москву
В этом году исполнилось 7 лет с того момента, как благодаря доброй воле России мне удалось покинуть тюремные застенки. 14 июня 2016 года я и моя коллега Елена... Украина.ру, 01.08.2023
2023-08-01T12:21
2023-08-01T12:21
2023-08-01T12:53
эксклюзив
украина
россия
арест
журналист
тюрьма
обмен
сизо
сбу
всу
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/103259/11/1032591158_0:172:1920:1252_1920x0_80_0_0_b04987548c5e959c89c588a00d1b790b.jpg
В этом году исполнилось 7 лет с того момента, как благодаря доброй воле России мне удалось покинуть тюремные застенки. 14 июня 2016 года я и моя коллега Елена Глищинская были обменяны на двоих осужденных граждан Украины в России.Фактически это был первый обмен удерживаемыми гражданскими лицами между Украиной и Россией.Что предшествовало арестуТрагедия 2 мая в Одессе и события 9 мая в Мариуполе 2014 года стали водоразделом, окончательным пониманием, что постмайданная Украина превратилась в худший аналог латиноамериканских диктатур середины прошлого века, где было невозможно надеяться на торжество закона и права. При этом ценность человеческой жизни тех, кто не был готов мириться с русофобской политической конъюнктурой, оказалась сведена к нулю. В конце мая на почве серьезных переживаний мне даже довелось на неделю лечь в больницу с невритом лицевого нерва – слишком эмоционально тяжело дались последствия тех событий. Понимая, на фоне разгоравшейся войны на Донбассе, что ситуация не улучшится, я обдумывал будущее. Вариантов было немного: или уезжать из родного города, или оставаться, продолжая публицистическую деятельность, направленную на обличение киевского режима. Вариант встраиваться в существовавшую конъюнктуру и предавать собственные идеалы я, конечно, не рассматривал. Тем более, коллектив сайта "Информационный центр", который я возглавлял, – один из крупнейших ресурсов в Одесской области, рупор Куликова поля, остался, и выражал готовность продолжать работу. Поэтому в итоге я решил остаться, продолжая борьбу на информационном фронте, хоть надежда на то, что общее положение в стране и в родном городе изменится к лучшему, таяла день ото дня. Сайт транслировал неудобную для майданной власти правду о событиях в Донбассе (например, первым на всю Украину сообщил об авиаударе ВСУ по Луганской администрации и гибели мирных жителей в июне 2014 года, когда значительная часть СМИ распространяли бред о "взорвавшемся кондиционере"), политических репрессиях на Украине, пытался внести свою лепту в расследование событий 2 мая – раскрытие настоящих виновников "Одесской Хатыни".В общем, к началу 2015 года наш сайт действительно был головной болью для режима. Еще зимой меня неоднократно призывали мои товарищи из тех, кто уехал на Донбасс или в Россию, либо находился за решеткой по политическим мотивам, чтобы собирал вещи и уезжал. Но все же делать этого не хотелось до последнего. В апреле 2015 года я по приглашению своего коллеги Артема Бузилы поучаствовал в съезде "Народной Рады Бессарабии", которая должна была заниматься защитой национально-культурных прав нацменьшинств Одесской области. Уже тогда нам было очевидно, что наступление "украинизаторов" будет повсеместным и поспособствует только усугублению конфликтов. Но отстаивать права конституционными методами на Украине было в 2014-15 годы сродни игре в карты с шулерами.Арест и тюремные будниВ начале мая 2015 года я был арестован СБУ по обвинению в "покушении на территориальную целостность Украины". Для ареста отправили целый взвод спецназа с автоматами, который для лучшей убедительности "обвинения", как я узнал позже, подбросили при обыске пакет с наркотическими веществами. Кроме того, мне говорили, что в случае неподписания нужных для них показаний привлекут мою девушку, с которой я тогда жил и на которой собирался жениться (ни журналистской, ни политической деятельностью она не занималась). Через месяц после ареста этот "козырь" достали из рукава: после того, как суд внезапно для СБУ решил меня выпустить на свободу, изменив меру пресечения, к "сепаратизму" внезапно добавили хранение наркотических веществ. Причем повторный арест провели прямо на выходе из СИЗО, не дав даже пересечь ворота. Днем ранее на суде, который я физически пропустил по причине болезни, произошел забавный случай: "патриотическая общественность" едва не отправила в мусорный бак прокурора за плохое, по их мнению, поддержание гособвинения. В тот момент окончательно пришло гнетущее осознание, что в тюрьме я надолго, а усилия адвоката, которому нужно отдать должное, ничего решить не смогут, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Характерно, что с одной из своих "подельниц" – журналисткой Еленой Глищинской, – мне довелось познакомиться лишь в автозаке, когда мы ехали на один из допросов.Тюремные реалии, с которыми пришлось столкнуться – это отдельный мир, живущий по определенным законам, расходящийся с обычной жизнью. Узкие душные камеры с возможностью прогулки один час в день, мотание на бесконечные допросы и суды – картина явно не из приятных. Удивляло довольно неплохое отношение охранников СИЗО к "сепаратистам" и "террористам", которыми битком набит был шестой корпус одесской тюрьмы. Наверное, сказалось то, что для уголовного мира мы, в определенной степени, были "белыми воронами" – многие не понимали, что в тюрьму можно угодить за отстаивание своих идеологических убеждений. Сидеть мне довелось с четырьмя различными активистами и сторонниками одесского "антимайдана", с которыми так или иначе выявлялись общие знакомые. Позже добавился один из жителей Донецка. Многие рассказывали о том, каким нечеловеческим пыткам их подвергали сбушники при аресте. Например, подвешивали человека к турникам в спортзале с помощью наручников и использовали вместо боксерской груши. Одного довелось увидеть после подобного допроса с пристрастием, потом откачивали его всей камерой. Говорить о нормальной еде в тех условиях тоже было сложно, выручали исключительно передачи родных и волонтеров, которым – исключительная благодарность за их помощь (кстати, сотрудники тюрьмы меня также узнали, ведь сам до ареста неоднократно передавал передачи политзаключенным одесситам).Время шло очень медленно. От бесконечных разговоров – почему все так произошло, почему мы проиграли, – порой заходил ум за разум. Спустя три месяца я детально изучил все дела своих сокамерников, четко видел, что они шиты белыми нитками. Одному вменяли подготовку покушения на одесского депутата Рады Алексея Гончаренко за упоминание его нецензурными словами в телефонном разговоре, второму – шпионаж за любовь к радиотехнике, еще двоим – подготовку взрывов на стратегических объектах, а прибывшему позже жителю Донбасса – финансирование терроризма. Всем им, кстати, неизменно подбрасывали при задержании гранаты и патроны, поэтому я горько шутил, что на мне они, видать закончились. Одного из участников "дела 2 мая" выпустили под домашний арест, что вызвало всеобщее ликование.Немного выручало то, что благодаря коррупционным лазейкам мы нашли способ завести мобильные телефоны и по ночам звонить родным и близким. Ближе к новому, на тот момент 2016 году, мы очень надеялись на обмены. Ведь часть одесских политзаключенных, в том числе моих товарищей, оказавшихся за решеткой, благодаря обмену 2014 года сумели таким способом добиться освобождения. Хотя все, конечно, всё понимали: это означает начать полностью новую жизнь чуть ли не сначала. Однако альтернатива сидеть в тюрьме годами никого не прельщала. Каково же было разочарование, когда стало очевидно – договориться в Минске не смогли, никаких обменов не будет. Тогда моральный дух резко упал, начались склоки по мелким бытовым вопросам…Этап в РовноПеред Новым годом у меня состоялся приговор суда, в рамках которого становились более понятны перспективы – присудили 3 года ограничения свободы. По "закону Савченко", который тогда вступил в силу, день, проведенный в СИЗО, до приговора считался за два дня лишения свободы. Таким образом в конце 2016 года я должен был покинуть тюремные стены. Впрочем, за неделю до праздника меня решили перевести в Ровненский исправительный центр. Тогда довелось испытать, что такое "этап", следование в "Столыпинском вагоне" на пересылку. Две недели пришлось провести в специальной камере для пересыльных во Львовском СИЗО, где находились одновременно аж 22 человека. Примечательно, что во львовской тюрьме очень редко можно было услышать украинскую речь.В сравнении с СИЗО исправительный центр казался чуть ли не санаторием: возможность нормально готовить себе еду, перемещаться по территории на воздухе, принимать горячий душ и даже легально иметь мобильный телефон. О том, что ты не на свободе, напоминало наличие порой не совсем приятных собеседников, общавшихся на "блатняке", забор с охраной по периметру и отвратительная сирена, будившая для переклички ежедневно в 7 утра и возвещавшая об отбое в 22:00 – ее мы между собой шутливо называли "концлагерной". После длительного этапа радостью была возможность наконец подольше пообщаться с родными и… сковородка жареной картошки, которую я набрал, согласившись помочь ее чистить на кухне.Так шел день за днем, время я коротал за просмотром фильмов и чтением книг – за год в тюрьме прочитал более 40 томов. Настало лето, впереди был чемпионат Европы по футболу. Как любителю футбола очень хотелось его посмотреть. Поговорив с администрацией и написав нужные заявления, удалось выбить у нее разрешение смотреть футбол после отбоя. Но, к счастью, мне не пришлось воспользоваться этой функцией. Потому что свобода пришла откуда не ждали.Обмен: неожиданная, но желанная свободаМежду 9 и 11 июня ко мне пришли представители СБУ и предложили выйти на свободу в рамках обмена с Россией. Сначала я даже подумал, что это шутка, ведь обмены производились между Украиной и ДНР-ЛНР. Но оказалось, что в Киеве уж очень хотели вытащить Афанасьева и Солошенко, а кое-кто из моих товарищей замолвил за меня словечко в Москве. Разумеется, я дал согласие, ведь переезд в Россию и так планировал после того, как гипотетически закончился бы мой срок заключения. Перед обменом за два дня меня перевели в Киев. Тогда я узнал, что коллега Елена Глищинская тоже будет обменяна. Этому я был очень рад, учитывая неимоверные трудности, которые выпали на ее судьбу. В Гостомель наш сопровождал целый десант вооруженных автоматчиков (возникло дежавю с днем ареста). По пути я спросил сбушников, не надоело ли вам все это, на что с кислым лицом последовал ответ: "еще как надоело". Затем я сказал, что все в их руках – нужно лишь сделать правильный выбор, отличный от того, который они сделали в 2014 году.Затем уже последовал самолет, прибытие во Внуково, долгожданная свобода. Я искренне благодарен руководству России и ее президенту за то, что вызволили, дали возможность начать новую жизнь. Позже я узнал, что подавляющее большинство моих сокамерников тоже обрели свободу благодаря обмену между Украиной и республиками Донбасса в 2017 году. А последний из них добился оправдательного приговора в 2018 году, проведя в тюрьме по надуманным обвинениям целых 3 года. Он также уехал из Украины, понимая отсутствие там перспектив.Сейчас на Украине за решеткой сидят тысячи людей, которые пострадали от репрессий киевского режима. В тюрьму сажают ежедневно многих людей за любое проявление несогласия с властью, ее русофобской политикой. И отношение к ним сейчас – гораздо хуже, чем было ранее. Получить обвинения в "коллаборационизме", "терроризме", госизмене можно за что угодно: от "лайков" неправильных постов в соцсетях до обсуждения в интернете мест прилета ракет, от критики правительства в разных формах до общения с родственниками и друзьями в РФ.Масса гражданских людей пострадали за то, что верили и ждали Россию, надеялись на нее. России нужно найти способ, как дать им свободу. Ведь русские своих не бросают.
https://ukraina.ru/20211102/1032591062.html
https://ukraina.ru/20230722/1048171784.html
https://ukraina.ru/20220323/1033586583.html
https://ukraina.ru/20230707/1047874600.html
украина
россия
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2023
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
эксклюзив, украина, россия, арест, журналист, тюрьма, обмен, сизо, сбу, всу
В этом году исполнилось 7 лет с того момента, как благодаря доброй воле России мне удалось покинуть тюремные застенки. 14 июня 2016 года я и моя коллега Елена Глищинская были обменяны на двоих осужденных граждан Украины в России.
Фактически это был первый обмен удерживаемыми гражданскими лицами между Украиной и Россией.
Что предшествовало аресту
Трагедия 2 мая в Одессе и события 9 мая в Мариуполе 2014 года стали водоразделом, окончательным пониманием, что постмайданная Украина превратилась в худший аналог латиноамериканских диктатур середины прошлого века, где было невозможно надеяться на торжество закона и права.
При этом ценность человеческой жизни тех, кто не был готов мириться с русофобской политической конъюнктурой, оказалась сведена к нулю.
В конце мая на почве серьезных переживаний мне даже довелось на неделю лечь в больницу с невритом лицевого нерва – слишком эмоционально тяжело дались последствия тех событий. Понимая, на фоне разгоравшейся войны на Донбассе, что ситуация не улучшится, я обдумывал будущее.
Вариантов было немного: или уезжать из родного города, или оставаться, продолжая публицистическую деятельность, направленную на обличение киевского режима. Вариант встраиваться в существовавшую конъюнктуру и предавать собственные идеалы я, конечно, не рассматривал.
Тем более, коллектив сайта "Информационный центр", который я возглавлял, – один из крупнейших ресурсов в Одесской области, рупор Куликова поля, остался, и выражал готовность продолжать работу.
Поэтому в итоге я решил остаться, продолжая борьбу на информационном фронте, хоть надежда на то, что общее положение в стране и в родном городе изменится к лучшему, таяла день ото дня.
Сайт транслировал неудобную для майданной власти правду о событиях в Донбассе (например, первым на всю Украину сообщил об авиаударе ВСУ по Луганской администрации и гибели мирных жителей в июне 2014 года, когда значительная часть СМИ распространяли бред о "взорвавшемся кондиционере"), политических репрессиях на Украине, пытался внести свою лепту в расследование событий 2 мая – раскрытие настоящих виновников "Одесской Хатыни".
В общем, к началу 2015 года наш сайт действительно был головной болью для режима. Еще зимой меня неоднократно призывали мои товарищи из тех, кто уехал на Донбасс или в Россию, либо находился за решеткой по политическим мотивам, чтобы собирал вещи и уезжал. Но все же делать этого не хотелось до последнего.
В апреле 2015 года я по приглашению своего коллеги Артема Бузилы поучаствовал в съезде "Народной Рады Бессарабии", которая должна была заниматься защитой национально-культурных прав нацменьшинств Одесской области.
Уже тогда нам было очевидно, что наступление "украинизаторов" будет повсеместным и поспособствует только усугублению конфликтов. Но отстаивать права конституционными методами на Украине было в 2014-15 годы сродни игре в карты с шулерами.
В начале мая 2015 года я был арестован СБУ по обвинению в "покушении на территориальную целостность Украины". Для ареста отправили целый взвод спецназа с автоматами, который для лучшей убедительности "обвинения", как я узнал позже, подбросили при обыске пакет с наркотическими веществами.
Кроме того, мне говорили, что в случае неподписания нужных для них показаний привлекут мою девушку, с которой я тогда жил и на которой собирался жениться (ни журналистской, ни политической деятельностью она не занималась).
Через месяц после ареста этот "козырь" достали из рукава: после того, как суд внезапно для СБУ решил меня выпустить на свободу, изменив меру пресечения, к "сепаратизму" внезапно добавили хранение наркотических веществ. Причем повторный арест провели прямо на выходе из СИЗО, не дав даже пересечь ворота.
Днем ранее на суде, который я физически пропустил по причине болезни, произошел забавный случай: "патриотическая общественность" едва не отправила в мусорный бак прокурора за плохое, по их мнению, поддержание гособвинения.
В тот момент окончательно пришло гнетущее осознание, что в тюрьме я надолго, а усилия адвоката, которому нужно отдать должное, ничего решить не смогут, по крайней мере в краткосрочной перспективе.
Характерно, что с одной из своих "подельниц" – журналисткой Еленой Глищинской, – мне довелось познакомиться лишь в автозаке, когда мы ехали на один из допросов.
Тюремные реалии, с которыми пришлось столкнуться – это отдельный мир, живущий по определенным законам, расходящийся с обычной жизнью.
Узкие душные камеры с возможностью прогулки один час в день, мотание на бесконечные допросы и суды – картина явно не из приятных.
Удивляло довольно неплохое отношение охранников СИЗО к "сепаратистам" и "террористам", которыми битком набит был шестой корпус одесской тюрьмы. Наверное, сказалось то, что для уголовного мира мы, в определенной степени, были "белыми воронами" – многие не понимали, что в тюрьму можно угодить за отстаивание своих идеологических убеждений.
Сидеть мне довелось с четырьмя различными активистами и сторонниками одесского "антимайдана", с которыми так или иначе выявлялись общие знакомые. Позже добавился один из жителей Донецка.
Многие рассказывали о том, каким нечеловеческим пыткам их подвергали сбушники при аресте. Например, подвешивали человека к турникам в спортзале с помощью наручников и использовали вместо боксерской груши.
Одного довелось увидеть после подобного допроса с пристрастием, потом откачивали его всей камерой. Говорить о нормальной еде в тех условиях тоже было сложно, выручали исключительно передачи родных и волонтеров, которым – исключительная благодарность за их помощь (кстати, сотрудники тюрьмы меня также узнали, ведь сам до ареста неоднократно передавал передачи политзаключенным одесситам).
Время шло очень медленно. От бесконечных разговоров – почему все так произошло, почему мы проиграли, – порой заходил ум за разум. Спустя три месяца я детально изучил все дела своих сокамерников, четко видел, что они шиты белыми нитками.
Одному вменяли подготовку покушения на одесского депутата Рады Алексея Гончаренко за упоминание его нецензурными словами в телефонном разговоре, второму – шпионаж за любовь к радиотехнике, еще двоим – подготовку взрывов на стратегических объектах, а прибывшему позже жителю Донбасса – финансирование терроризма.
Всем им, кстати, неизменно подбрасывали при задержании гранаты и патроны, поэтому я горько шутил, что на мне они, видать закончились. Одного из участников "дела 2 мая" выпустили под домашний арест, что вызвало всеобщее ликование.
Немного выручало то, что благодаря коррупционным лазейкам мы нашли способ завести мобильные телефоны и по ночам звонить родным и близким.
Ближе к новому, на тот момент 2016 году, мы очень надеялись на обмены. Ведь часть одесских политзаключенных, в том числе моих товарищей, оказавшихся за решеткой, благодаря обмену 2014 года сумели таким способом добиться освобождения. Хотя все, конечно, всё понимали: это означает начать полностью новую жизнь чуть ли не сначала.
Однако альтернатива сидеть в тюрьме годами никого не прельщала.
Каково же было разочарование, когда стало очевидно – договориться в Минске не смогли, никаких обменов не будет. Тогда моральный дух резко упал, начались склоки по мелким бытовым вопросам…
Перед Новым годом у меня состоялся приговор суда, в рамках которого становились более понятны перспективы – присудили 3 года ограничения свободы.
По "закону Савченко", который тогда вступил в силу, день, проведенный в СИЗО, до приговора считался за два дня лишения свободы. Таким образом в конце 2016 года я должен был покинуть тюремные стены.
Впрочем, за неделю до праздника меня решили перевести в Ровненский исправительный центр. Тогда довелось испытать, что такое "этап", следование в "Столыпинском вагоне" на пересылку.
Две недели пришлось провести в специальной камере для пересыльных во Львовском СИЗО, где находились одновременно аж 22 человека. Примечательно, что во львовской тюрьме очень редко можно было услышать украинскую речь.
В сравнении с СИЗО исправительный центр казался чуть ли не санаторием: возможность нормально готовить себе еду, перемещаться по территории на воздухе, принимать горячий душ и даже легально иметь мобильный телефон.
О том, что ты не на свободе, напоминало наличие порой не совсем приятных собеседников, общавшихся на "блатняке", забор с охраной по периметру и отвратительная сирена, будившая для переклички ежедневно в 7 утра и возвещавшая об отбое в 22:00 – ее мы между собой шутливо называли "концлагерной".
После длительного этапа радостью была возможность наконец подольше пообщаться с родными и… сковородка жареной картошки, которую я набрал, согласившись помочь ее чистить на кухне.
Так шел день за днем, время я коротал за просмотром фильмов и чтением книг – за год в тюрьме прочитал более 40 томов. Настало лето, впереди был чемпионат Европы по футболу. Как любителю футбола очень хотелось его посмотреть.
Поговорив с администрацией и написав нужные заявления, удалось выбить у нее разрешение смотреть футбол после отбоя. Но, к счастью, мне не пришлось воспользоваться этой функцией. Потому что свобода пришла откуда не ждали.
Обмен: неожиданная, но желанная свобода
Между 9 и 11 июня ко мне пришли представители СБУ и предложили выйти на свободу в рамках обмена с Россией. Сначала я даже подумал, что это шутка, ведь обмены производились между Украиной и ДНР-ЛНР.
Но оказалось, что в Киеве уж очень хотели вытащить Афанасьева и Солошенко, а кое-кто из моих товарищей замолвил за меня словечко в Москве. Разумеется, я дал согласие, ведь переезд в Россию и так планировал после того, как гипотетически закончился бы мой срок заключения.
Перед обменом за два дня меня перевели в Киев. Тогда я узнал, что коллега Елена Глищинская тоже будет обменяна. Этому я был очень рад, учитывая неимоверные трудности, которые выпали на ее судьбу.
В Гостомель наш сопровождал целый десант вооруженных автоматчиков (возникло дежавю с днем ареста). По пути я спросил сбушников, не надоело ли вам все это, на что с кислым лицом последовал ответ: "еще как надоело". Затем я сказал, что все в их руках – нужно лишь сделать правильный выбор, отличный от того, который они сделали в 2014 году.
Затем уже последовал самолет, прибытие во Внуково, долгожданная свобода.
Я искренне благодарен руководству России и ее президенту за то, что вызволили, дали возможность начать новую жизнь. Позже я узнал, что подавляющее большинство моих сокамерников тоже обрели свободу благодаря обмену между Украиной и республиками Донбасса в 2017 году.
А последний из них добился оправдательного приговора в 2018 году, проведя в тюрьме по надуманным обвинениям целых 3 года. Он также уехал из Украины, понимая отсутствие там перспектив.
Сейчас на Украине за решеткой сидят тысячи людей, которые пострадали от репрессий киевского режима. В тюрьму сажают ежедневно многих людей за любое проявление несогласия с властью, ее русофобской политикой.
И отношение к ним сейчас – гораздо хуже, чем было ранее. Получить обвинения в "коллаборационизме", "терроризме", госизмене можно за что угодно: от "лайков" неправильных постов в соцсетях до обсуждения в интернете мест прилета ракет, от критики правительства в разных формах до общения с родственниками и друзьями в РФ.
Масса гражданских людей пострадали за то, что верили и ждали Россию, надеялись на нее. России нужно найти способ, как дать им свободу. Ведь русские своих не бросают.
