75 дней жила в камере 1,5 на 1,5 метра без света. Донецкий предприниматель Анна Сергиенко хочет возмездия
06:16 24.04.2023 (обновлено: 13:48 24.04.2023)
© из личного архиваАнна Сергиенко интервью
© из личного архива
В Донецке, в Апелляционном суде ДНР, начались слушания по иску донецкого предпринимателя Анны Сергиенко, которую в 2014 году похитила банда казаков. Вместе с ней был похищен и ее муж Виктор Горбенко. Почти 3 месяца супруги провели в нечеловеческих условиях: их били, морили голодом, угрожали расстрелом
"Атаман" Юрий Сафоненко (позывной «Батя»), организовавший похищение, до сих пор находится на свободе.
В 2014 году граждане ДНР и ЛНР страдали не только от войны, которую развязало против восставшего Донбасса руководство Украины, но и от внутренней войны, в которую погрузили шахтерский край банды мародеров и бандитов, создававшихся под видом ополчения. Они терроризировали местное население и запомнились убийствами, пытками, рэкетом и грабежами.
Об одной из таких банд — Казачьем союзе «Область Войска Донского» — и своем опыте «общения» с этими бандитами и рассказала изданию Украина.ру Анна Сергиенко, подавшая на них в суд.
— Анна, на момент вашего похищения, кем были вы и ваш муж? Чем вы занимались?
— Была частным предпринимателем, направление — строительные материалы. Родилась и выросла в Донецке. Проживала в Кировском районе города. С 2009 года арендовала торговые площади в местном торговом комплексе «Сокол» (его можно называть и рынком), владельцем которого до 2014 г. являлся донецкий бизнесмен Геннадий Кортунов.
Я ведь сирота и всего добилась сама. После интерната получила высшее образование. Воспитывала сама меньшую сестру. Продала дом отца, чтобы начать свое дело…
Забегая вперед, скажу: а ведь некоторые похитители были из моего района и, наверное, завидовали мне и моим успехам. Нравилась одному из них моя старенькая машинка. Так и говорил, когда ушел в казачество: «Раскулачим мы тебя, Аня, и других, таких как ты».
Мой муж — Виктор Горбенко — потомственный донецкий шахтер. Когда у меня наладился бизнес, ушел с шахты, чтобы помогать мне.
У меня никогда не было желания жить за границей. Люблю свой город не потому, что не с чем сравнить, а искренне считаю его одним из лучших, родным. Больно смотреть, как его сегодня украинские нацисты постоянными артиллерийскими обстрелами стирают с лица земли.
В 2014-м, когда началась война в Донбассе, люди бедствовали, нуждались во всем. Не было никаких благотворительных организаций, мы сами старались помочь своим соседям и землякам.
Мой брат, его друзья и знакомые самостоятельно на своих машинах вывозили людей из-под бомбежек в безопасные районы города.
— Почему, как многие другие, не уехали из Донецка, когда начались боевые действия?
— Не уехала... Не могла бросить своих родных и близких. Хотела быть полезной не только своей семье.
— Итак, вас и мужа похитили в конце 2014 года. За что?
— Когда началась война, это, естественно, отразилось на бизнесе. Покупательная способность дончан упала по понятным причинам. Естественно, это отразилось и на доходах предпринимателей, в том числе и тех, которые торговали на «Соколе».
Мы стали поднимать вопросы о снижении платы за аренду помещений на рынке. Мы даже встречались с первым главой ДНР — Александром Захарченко, не я лично, но наши представители. Он нас поддержал, сказал, что мы можем создать свой профсоюз, который бы защищал и отстаивал наши права перед властями, доносил бы до них наши просьбы. В общем, чтобы находился в постоянном диалоге с властью ДНР.
Вы же, наверное, помните, что когда из Донбасса ушла украинская власть, а новая народная власть ДНР и ЛНР еще только находилась в стадии становления, нашу территорию захлестнула махновщина, а в повседневный язык вошли такие страшные понятия как «отжим» и «подвал».
Тогда под видом ополчения стали возникать разного рода банды, которые давали себе громкие названия, чаще всего именовались казаками, но вместо фронта занялись обычным рэкетом и крышеванием. Все это мы уже проходили в 90-е.
Одной из таких «казачьих» банд и был так называемый Казачий Союз «Область Войска Донского» (далее — КС ОВД). Ее атаманом был Юрий Сафоненко. Эта банда и начала крышевать наш «Сокол».
Вы знаете, мне непонятно, как наши тогдашние власти могли допустить, чтобы банда, состоящая в основном из сидевших ранее людей, курировала большинство рынков Республики и многие предприятия.
На тот момент государство Украина самоустранилось от выполнения своих обязательств по выплатам заработных плат бюджетным организациям, а школы и детсады остались без средств. А ведь только наш рынок собирал с предпринимателей миллионы гривен, и эти деньги шли в карман криминальных личностей, в том числе и Сафоненко, а не в бюджет молодой Республики.
На «Соколе» возникла инициативная группа, куда входили и мы с мужем. Она начала собирать подписи за снижение арендной платы и создание льготных условий работы на период ведения активных боевых действий. Вот это и не понравилось казакам, крышевавшим «Сокол», и стало причиной нашего похищения.
— Я понимаю, что вам даже спустя почти 9 лет после тех драматических событий психологически трудно о них вспоминать, но прошу вас рассказать, когда и как банда Сафоненко похитила вас и вашего мужа Виктора?
— Всё произошло в Донецке. 30 ноября 2014 года примерно в 15:00 мы с мужем на своем личном автомобиле марки «Мазда 6 MPS» (г. н. AH8818 IC) ехали домой.
Возле дома № 29 по ул. Терешковой в Кировском районе города группа вооруженных людей несколькими машинами преградила путь моему автомобилю. После этого, угрожая автоматами, разбив прикладами боковые окна, они силой вытянули меня и Витю из «Мазды». Затем один из похитителей сел за руль моей машины. Есть видео нашего похищения, которое сняли наши соседи. Отдельное им спасибо за неравнодушие и смелость, учитывая обстоятельства.
Я в этот момент сопротивлялась, кричала и звала на помощь, просила вызвать полицию. Похитители втроем меня запихивали в другой автомобиль. Мне больно заломили руки, при этом нанеся несколько ударов в область грудной клетки, чем причинили сильную боль и сбили дыхание.
Я не могла какое-то время вдохнуть воздух, а не то что кричать и звать на помощь. Моему мужу надели на руки наручники. Мне натянули на лицо капюшон и усадили на дно автомобиля «Фольксваген Кэдди Кастен» белого цвета. После этого повезли на территорию базы № 3, которая находилась в Макеевке по адресу: ул. Терриконная, 1 .
В тот день, 30 ноября 2014 год, практически оборвалась счастливая жизнь нашей семьи. Я и Виктор оказались на волоске от смерти: мы воспринимали насильственные действия в отношении нас как реальную угрозу нашей жизни.
Везли нас около 20—30 минут. Как только мы приехали на место, нас разделили. Меня привели в какое-то нежилое помещение, где и удерживали на протяжении нескольких дней: не кормили, было холодно, морально издевались и били.
© из личного архива Анны Сергиенко Виктор Горбенко (крайний слева)
© из личного архива Анны Сергиенко
Виктор Горбенко (крайний слева)
— Вы не могли бы конкретизировать, как именно это происходило?
— Казак Анатолий Якубенко (позывной «Валуй»), который непосредственно участвовал в похищении, устроил мне показательный расстрел. Делал он это в присутствии двух членов банды: у одного была фамилия Самарский (позывной «Арий»), у другого — Петин (позывной «Адвокат»).
Мне угрожали реальным убийством! Это не шутки, за Якубенко числится только доказанных 11 убийств. Он уроженец Макеевки. Ему в то время было не больше 30 лет. Уже был ранее судим. Забегая вперед, скажу, что в 2016 году судом ДНР он был за свои злодеяния приговорен к расстрелу.
Я сама видела, как его подельники убивали людей, и это тоже был один из методов психологического воздействия на нас.
В Макеевке нас продержали 5—6 дней. Условия, в которых я пребывала, были не только антисанитарные, но и просто нечеловеческие. Первое время меня держали в здании, в котором туалет был не в моей камере, а в соседней. Из-за этого мне пришлось отказаться от воды, чтобы не провоцировать позывы в туалет.
Только на третьи сутки мне предложили сходить в душ. Я попыталась отказаться, но мои надзиратели настояли. Под конвоем из трех девушек и парня, вооруженных автоматами, проводили в другое одноэтажное здание, где и находился душ. В нем была очень горячая вода, а холодной не было вообще, душ мне пришлось принимать в присутствии вооруженного конвоя, так же водили и в туалет.
На протяжении всего времени я просила помощи у всех, кого видела. Сопровождающим меня лицам было запрещено со мной говорить, однако я смогла привлечь внимание медика, который оказывал мне помощь, его позывной был «Боцман». Он обещал разобраться и помочь. Однако через сутки после беседы с ним и другими представителями казачества, меня и Витю перевезли в другое место.
Меня связали, на голову надели пакет. Витю я не видела, но слышала, что он тоже рядом. Приказ о перевозке, по словам сопровождающих, был отдан лично атаманом Сафоненко, а курировал нашу транспортировку лично Якубенко.
— Куда вас перевезли?
— В неизвестное место, где продолжали насильно удерживать. Поместили в нежилые помещения, не предназначенные для проживания, — 1,5 на 1,5 метра, неотапливаемые и без окон, освещения никакого не было. На лавке не было возможности вытянуться в полный рост, колени постоянно были согнуты, что причиняло невыносимую боль.
Я сидела в полной темноте и в холоде на протяжении 75 суток. Нас очень плохо и нерегулярно кормили, один раз в день или через день. Пища была без соли, иногда не давали воды. Нам угрожали каждый день предстоящими допросами и пытками.
У меня произошла серьезная трансформация психики. Возникло ощущение нереальности ситуации. Весь декабрь 2014 года мы провели практически на улице. Температура ниже нуля. Я замерзала так, что не чувствовала ног. Из-за постоянного нахождения в холоде у меня началась пневмония, причем с большими осложнениями.
Как я не просила моих мучителей, мне категорически отказывались предоставлять какую-либо медицинскую помощь.Когда совсем стало невыносимо, думала, умру. Похитители перевели меня в саманный дом, где мне выделили комнату с забитыми окнами и железной дверью, но там хотя бы было тепло.
Правда, кормили раз в двое суток, у меня был очень строгий «пост»: помню, что пшеничная каша без соли была вкуснее макарон без соли. Хлеб давали очень редко, говорили, что и у самих нет. Иногда приносили суп. На фоне каш без соли, суп был очень вкусным. За 75 дней меня водили в душ 6 раз. Правда, я боялась, что, как только я разденусь, меня изнасилуют. В туалет мы ходили в ведро или полиэтиленовые пакеты. Часто это приходилось делать при охранявших меня мужчинах, которые смотрели в это время на меня. Извращенцы.
Поползновения изнасиловать были, но пресекались своими же. Бить — били, но сексуального насилия не было, так иногда [стреляли] очередями над головой да под ноги или рядом с лицом из пистолета.
Благодарна, что не совершили сексуального насилия, а то не было бы меня. Как с этим жить? Угрожали, что пустят на толпу по кругу. Я потом ночами не спала, была с гвоздем в руке. Нашла. Думала, хоть одного, если полезут… но обошлось, благодарю Бога и людей, что пожалели. Значит, что-то есть…
Мне постоянно угрожали, что убьют Витю, если я не буду идти на те или иные их требования. Меня постоянно оскорбляли, унижали как личность. Также в мой адрес постоянно сыпались какие-то необоснованные обвинения: меня пытались обвинить в каких-то политических преступлениях и при этом представлялись уполномоченными лицами на совершение в отношении меня мнимого правосудия.
Все мои просьбы уведомить о моем пребывания родственников игнорировались и лишь сопровождались очередными запугиваниями. Кроме того, постоянно я слышала требования о передаче им моего имущества.
— Как вам удалось освободиться от ваших похитителей?
— 11 февраля 2015 года ко мне зашли казаки и сказали, что Виктор сбежал. Кричали, угрожали расстрелом, требовали указать место, куда он может пойти. Казак по фамилии Агеев, угрожая пистолетом, дал указание подчиненным, чтобы мне связали руки, надели повязку на глаза, а после — мешок и усадили в легковой автомобиль.
Другой казак Захарчук (позывной «Керя») был за рулем, рядом со мной сел Агеев. Он сказал, что если я в процессе поездки буду кричать или звать на помощь, меня убьют. Как я могла не поверить человеку, жестокость которого я видела, так же, как и то, что он имеет оружие?
Перевезли они меня на завод «Топаз». Продержали там, не выводя из подвального помещения, около суток. Это было страшное место. На стенах везде следы пуль и крови, и только один стул посреди комнаты. Я кричала и звала на помощь, так как слышала недалеко голоса, но никто не реагировал и не заходил. После меня все же провели в туалет, надели наручники сзади, завязали глаза, надели мешок, после натянули еще один большой мешок и все это перевязали скотчем.
Сопротивления я не оказывала, была обессилена голодом и после слов о побеге Виктора и последующих выстрелов у меня не было надежды на жизнь. Побег для меня был невозможен. Я думала, что меня везут закапывать, убивать, так как слышала фразу, что нужно избавиться от этого «геморроя», то есть от меня. Меня куда-то отвезли, вывели из машины, сняли наручники, пригрозили, чтобы молчала и не поднимала шум, если хочу жить, и уехали.
С большим трудом я освободилась, осмотрелась и поняла, что нахожусь в поле под обстрелом, так как видела прилеты и разрывы снарядов. Я не узнавала местность, просто пошла в направлении частного сектора. Позднее поняла, что нахожусь за Щегловским кладбищем, у меня там похоронен отец, поэтому узнала эти места.
Когда дошла до частного сектора, помню название улицы — Мурманская, увидела асфальтированную дорогу и пошла вдоль нее. В кармане дубленки нашла 10 гривен. Мне страшно было, но нужно было попасть домой. Машин не было, как и людей. Через какое-то время выехал автобус, номер не помню, но доехала на нем до железнодорожного вокзала. Далее на маршрутке до своего района.
Сейчас не могу объяснить, почему не просила у людей помощи или возможности позвонить... Голова была пустая и только мысль, что нужно домой, вдруг Витя там...
Не представляете моей радости, когда я поняла, что и Витя, и брат живы! Мне говорили в плену, что меня не ищут и брат погиб.
— Витя, наверное, сразу рассказал, как смог сбежать? Как ему это удалось?
— Он смог разогнуть металлические пластины, которые держали дверь. В день, когда на базе осталось мало бандитов, Витя выбил ее. Нам говорили, что территория по периметру заминирована. Не знаю, так ли это, но Вите повезло. Он перепрыгнул забор и побежал в частный сектор. Ему помогли добрые люди — ведь казаки в страхе держали весь район — поверили ему и дали возможность позвонить, вызвали такси, на котором он поехал на встречу с моим братом. Очень благодарна этим людям.
— Как вы себя после этого психологически чувствовали?
19 апреля 2023, 07:01
Андрей Пинчук: Возможно, Россия и Украина идут к заморозке в зоне СВО— Я никогда не предполагала, что переживу весь этот кошмар, который был за рамками обычного человеческого опыта, и первое время вновь и вновь переживала его в различных формах.
Меня постоянно преследовали навязчивые воспоминания, ночные кошмары, «обратные кадры» и дикий страх при виде людей в военной форме. В других отношениях я сначала оставалась в высшей степени безучастной: отдалилась от членов семьи и потеряла интерес к работе.
В целом я чувствовала себя отчужденно и отрешенно. Кроме того, у меня отмечались симптомы повышенного психологического возбуждения: плохой сон, неспособность сосредоточиться, чрезмерная пугливость. Только через год, после произошедшего, я начала осознавать необходимость налаживать жизнь, брать на себя ответственность за решение насущных проблем.
Даже сейчас я с большим ужасом и содроганием вспоминаю те дни моего плена. В настоящий момент я ясно сознаю, что выжить и вырваться из той страшной ситуации мне удалось только лишь по счастливой случайности. Случайности и силы духа мужа, который решился на побег.
Перенеся на ногах тяжелую форму пневмонии и находясь тогда из-за высокой температуры практически в бреду, я и до настоящего времени ощущаю физическую слабость моего организма.
Тяжелые душевные волнения и переживания, вызванные чувством разочарования, гнева, негодования и горечи, крушением личных надежд сказались на моем эмоциональном состоянии, я постоянно ощущаю страх, допуская мысль, что виновные лица все еще ходят на свободе и могут снова повторить все то, что они делали со мной тогда.
И мой страх обоснован, так как главный организатор незаконного вооружённого формирования Казачий Союз «Область Войска Донского» Юрий Сафоненко находится на свободе и по настоящее время спокойно проживает на территории РФ.
Моя история не единственная в подобном роде, просто мы с Витей выжили. Спасибо Господу Богу и неравнодушным людям!
© из личного архива Анны Сергиенко
© из личного архива Анны Сергиенко
— Сейчас, после того как ДНР стала частью России, по вашей инициативе в Донецке, первом Апелляционном суде общей юрисдикции, началось разбирательство вашего дела. Почему вы снова подали в суд? Чего конкретно вы хотите добиться? Против кого из похитивших вас направлен иск? Было ли судебное разбирательство при ДНР? Чем оно закончилось?
— В 2015—2022 гг. в производстве Генеральной прокуратуры Донецкой Народной Республики находилось уголовное дело № 73-02-077-15 по факту создания незаконного вооружённого формирования Казачий Союз «Область Войска Донского».
С данным делом объединено уголовное дело № 03-1-2014-05-000307-1, возбужденное 03.12.2014 г. по факту похищения меня и моего мужа. Я была признана потерпевшей.
Кроме того, по фактам совершенных в отношении меня и Виктора преступлений дополнительно возбуждены уголовные дела: за разбойное нападение; по факту незаконного лишения нас свободы с применением насилия, опасного для жизни и здоровья.
При переходе в правовое поле РФ данное дело поменяло номер и было разделено на несколько уголовных дел, в частности № 02-1-2014-005-000307 и № 01-1-2021168-003330, по которым я признана потерпевшей. Однако выделенное уголовное № 01-1-2021168-003330 было приостановлено в связи с тем, что лицо подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, не установлено.
Данное уведомление было мной опротестовано и написано заявление о возобновлении следствия, так как информация о лицах, совершивших преступление, в материалах дела была, и имена многих причастных лиц к совершению преступления установлены в ходе оперативных и других следственных действий. В частности, главаря Юрия Сафоненко, 04.02.1967 г.р, зарегистрированному по адресу г. Донецк ул. Октября 56\36, а также Стрихаря (позывной «Рем»), Агеева, «Гризли», «Текстиля» и других. Данным людям не предъявлено обвинение, так как на момент разоружения банды, многие уехали на территорию РФ и смогли избежать уголовного преследования.
Почему подаю в суд, когда часть дела и так рассматривает суд, и какова моя цель. Ответ простой. Я хочу справедливости и того, чтобы все причастные лица понесли заслуженное наказание.
Данная банда под предводительством Юрия Сафоненко (по информации издания Украина.ру, он проживает в Ростове-на-Дону) совершила огромное количество преступлений на территории ДНР, не только в отношении меня, но других людей.
— Сафоненко сейчас в Ростове-на-Дону. А что с вашим мучителем Якубенко? Его приговорили к расстрелу? Расстреляли?
— Нет, он умер в заключении. Вся эта казачья банда нанесла большой вред репутации ребят из ополчения ДНР, которые действительно защищали свой дом и родных от украинских нацистов. КС ОВД за их спинами занималось мародерством, похищениями, разбоем, рэкетом и убийствами. Верю, что в жизни просто так ничего не происходит. Возможно, я выжила, чтобы эти люди смогли ответить за свои преступления.
Касательно Сафоненко, мне неизвестно, находится ли он в розыске на данный момент, потому что обвинительного заключения относительно него я не видела. Значит, это просто слова.
© из личного архива Анны Сергиенко
© из личного архива Анны Сергиенко
— Чем вы сегодня занимаетесь? Бизнес?
— Сейчас я работаю преподавателем в колледже, прошла регистрацию в РФ как индивидуальный предприниматель.
Заниматься полноценно предпринимательской деятельностью на данный момент нет возможности из-за активных боевых действий. Но я оптимист, жду перемен к лучшему и победы.
У Вити проблемы с сердцем, но доказывать, что это связано с давними событиями он не будет. Есть желание все забыть, перевернуть эту страшную страничку и просто жить. Этот суд — моя последняя попытка добиться справедливости. Понимаю, что мучаю своих родных и себя, трудно остановиться, видя попустительство следственных органов, а еще очень боюсь повторения.