Наш корреспондент поговорила с беженкой первой волны Юлией, которая с конца февраля с двумя детьми живёт в одном из отелей Нижнего Новгорода. Женщина рассказала о том, как эвакуировалась и как её встретила Россия.
История Юлии удивительна, она позволила мне её рассказать, но просила не показывать её фотографию, именно поэтому на снимке к этой статье она стоит спиной около окна, за которым виднеется прекрасный мост через Волгу в Нижний Новгород, ставший для неё новой родиной.
— Юлия, расскажите свою историю, откуда вы родом?
— Мне 31 год, я мама двоих детей, сыну 11 лет, дочери 2 годика. Родилась я в Одессе, замуж вышла за одессита. До 2013 года мы жили и не тужили в Одессе. У мужа был бизнес, в 2010 году родился наш первенец. Всё было хорошо.
В ноябре 2013 года вся наша семья начала пристально наблюдать за событиями, которые происходили в Киеве. Вся наша семья была категорически против майдана. Я вообще не понимала, что происходит, муж смотрел новости, и в какой-то момент я поняла, что у него появилась позиция, но не просто мнение, а именно позиция, которую он будет защищать.
Мой муж присоединился к одесскому Антимайдану. Муж мой вообще всегда за мир был, за дружбу. Помню, что у них тогда было три флага — флаг Одессы, флаг Украины и флаг России. Муж участвовал в антифашистких митингах, ночевал в палаточном городке рядом с Домом Профсоюзов.
А перед 2 мая 2014 года муж сказал, уходя: «Если что, то звони брату, вдруг я не вернусь сегодня домой». Знаете, Анна, я ведь тогда не понимала всей серьёзности. Муж мой с другими участниками антивоенного митинга был на Греческой площади, их тогда задержали и отвезли в участок под видом россиян. Каково же было удивление тех, кто задерживал, когда ребята показали свои украинские паспорта. Не было там россиян, были только одесситы. Возможно, будь там реальные россияне, всё было бы иначе…
— Сколько муж провёл в участке? Какова его дальнейшая судьба?
— Продержали их в общей сложности шесть суток. Их повезли в Белгород-Днестровский, там продержали двое суток, под покровом ночи вывозили из города. А я всё это время дежурила под участком. Мы все тогда очень переживали. А вывозили под покровом ночи потому, что уже тогда были угрозы от Правого сектора, с участниками Антимайдана хотели расправиться.
А в сентябре 2014 года муж принял принципиальное решение и уехал в Луганск воевать. А в ноябре он уже был в Донецке. Он ехал защищать свою позицию.
— Вы остались в Одессе? Как вы отреагировали на отъезд мужа?
— Да, я осталась в Одессе. Конечно, я плакала и угрожала разводом. У меня тогда ещё была надежда на мир, очень хрупкая. Знаете, Анна, что я вам скажу, скорее всего, мужа не было бы уже в живых, если бы он остался на территории Украины. В 2015 году после девяти месяцев разлуки с мужем я приехала в Донецкую Народную Республику. Я приехала не одна, со мною был трёхлетний сын и четырнадцатилетняя сестра. Мы тогда поселились в Новоазовске, потом переехали в Донецк.
Муж служил с 2014 года по 2018 год, потом он ушёл из армии, в феврале 2022 года снова вернулся в строй.
— Как вы оказались в Нижнем Новгороде?
— 20 февраля 2022 года мы эвакуировались из Донецка. Сын, которому в этом году должно исполниться 12 лет, сестра, ей 21 год уже, и моя маленькая дочка, родилась перед самой пандемией в Донецке. Я никогда не была в Нижнем Новгороде. Из Донецка мы на большом автобусе приехали в Ростовскую область. Честно сказать, мы все были в шоке от отношения к нам. В шоке в хорошем смысле этой фразы. Нам везде помогали, вот реально везде, помогали с багажом, сумками и вообще. Это и на нашей стороне, и на российской. Мы не ожидали такого тёплого приёма, такого участия.
Изначально у меня были переживания, что нам придётся жить в палаточном городке, конечно, я тревожилась о том, чтобы были хотя бы более или менее нормальные условия, всё из-за дочери, всё же она совсем маленькая у меня. Из Таганрога мы на поезде уехали в Нижний Новгород.
— Как вы устроились в Нижнем Новгороде?
— Как видите, у нас всё хорошо (Юлия обводит глазами холл гостиницы.) Сын здесь пошёл в школу, дочка пошла в детский сад. Мы должны были пойти в детский сад в Донецке, но из-за того, что вынуждены были уехать, не пошли. У меня все документы были готовы. Через несколько дней после того, как мы приехали в Нижний Новгород, пришли люди из министерства образования и помогли. Мы всё оформили и пошли в сад.
— Вы в этой гостинице живёте уже третий месяц, так? Как вам здесь?
— Всё прекрасно, нас кормят три раза в день. Утром шведский стол даже, в обед и на ужин комплексная еда. Всё хорошо, только домой очень хочется. Конечно, у меня есть планы. В Донецке у нас осталось всё. Мужа бизнес, моя работа. Муж сейчас защищает Родину, снова пошёл на фронт. Мы все мечтаем вернуться в Донецк, но пока это невозможно. Во-первых, идут боевые действия, во-вторых, сложности с водой и так далее. В Донецке ведь не просто громко, а и прилетает иной раз, сами знаете…
Пока мы здесь, пытаемся адаптироваться, но при первой же возможности хочу вернуться домой.
— То есть с Россией вы своё будущее не связываете?
— Как не связываю, связываю! Мы же войдём в состав России. По идее. Я так думаю. Но в Россию я переезжать не хочу, я хочу жить в Донецке, это уже мой дом, там у меня всё. Этот город стал моим домом, моей судьбой. Дальше я либо домой поеду, либо к тётке в Минск, у меня родня в Белоруссии.
— Юлия, как считаете, почему мир не видел трагедию Донбасса? С чем это связано?
— Те, кто это изначально начали, а это США, они создали все условия, чтобы нас не было слышно. Это моё мнение. Да, отдельные журналисты немного говорили об этом, но разве достаточно было их голосов? Нет, конечно. Вы посмотрите, как сейчас Украина действует, как плачется, как подсвечивает каждый случай, как создаёт эти случаи, чтобы обвинять и выглядеть жертвой! Как громко сейчас звучат голоса украинских женщин! Разве наши женщины так вели себя? Или ведут? Нет! Это ещё и разница менталитетов. Я не привыкла плакаться, не привыкла ходить с протянутой рукой. Мы не привыкли жаловаться!
Но тут ещё момент. Украинские голоса сейчас поддерживает Европа. И всегда поддерживала. А нас кто поддерживает? Только Россия. На неё только и надежда… Западный мир готов слышать и слушать Украину, но не готов подставлять это же ухо, чтобы в него что-то сказали про Донбасс. Это не вписывается! А то, что не вписывается, то не существует.
— «Беженцы» — страшное слово. Из всех возможных слов…
— Знаете, Анна, нас здесь не называют беженцами, называют гостями. Но соглашусь с вами, что слово это страшное.
— Что для вас важно в гостях?
— Хотела сказать «вести себя достойно», но это не совсем так. Я веду себя так, как веду у себя дома. Мне кажется, это важно. Я веду себя так, как я веду себя дома, в квартире. То есть, если я в квартире не хожу в обуви, то и здесь я этого не делаю. Конечно, я говорю сейчас образно, но я думаю, вы понимаете, что я хочу сказать…
— Поделюсь с вами своими переживаниями, я всегда очень тревожусь, чтобы мы вели себя достойно и правильно. Я и сыну своему говорю: «Веди себя хорошо, ты дончанин, всегда помни об этом, по тебе и твоим поступкам могут судить о целом городе, всегда держи это в голове».
— Я тоже об этом переживаю. Украинские беженцы сейчас ведут себя очень плохо в Европе, недовольны тем, как их принимают. Ладно бы были недовольны потихоньку, но они же снимают ролики и выкладывают это в сеть…
— Да, Юлия, некоторое украинцы сейчас ведут себя так, словно им все должны. Такие специальные люди, которым надо оказывать помощь. Мне стыдно даже смотреть такие видео…
— Знаете, Анна, мне немного неудобно сейчас от моего сегодняшнего положения. Я не привыкла стоять с протянутой рукой. Но я стараюсь принять ситуацию, у меня маленький ребёнок, так складываются обстоятельства, что мне надо сейчас выживать так. И муж мой так привык.
Моё сердце переполняется благодарностью, нет никаких требований и упрёков.
— Какие чувства вы испытываете к украинцам? Я так понимаю, что у вас в Одессе осталась мама и другие родственники?
— Я родом из Одессы, мои душа и сердце, в том числе, и в Одессе, с моими родными и близкими людьми. Мы с ними не говорим на политические темы. Так правильно. Я им сочувствую. Мне их жалко.
Именно из-за моих родственников я не хочу, чтобы моё фото видели читатели. Я боюсь за моих родных в Одессе.
— А они вам сочувствуют?
— Знаете, я никогда не говорила им, что меня надо пожалеть… Мне важно, что я сочувствую. Но я знаю очень много людей, граждан Украины, которые до сих пор говорят, что донбассовцы сами себя обстреливали восемь лет…
