Под Мариуполем на блокпост Донецкой народной республики (ДНР) с западной стороны подходит пара — мужчина и женщина. «Хлеба? Хлеба… Уже приходили, весь, наверное, разобрали. Посмотрим?» — преградивший им путь солдат озадаченно смотрит на своего товарища. Тот идет в «караулку», выносит два каравая: «Больше нет. Это последние. Только если еще привезут». Женщина застенчиво просит еще и воды. Принесший хлеб солдат разворачивается и снова идет в «караулку».
В штабе одной из частей ДНР тем временем слушают «прилеты» — украинская сторона ведет артиллерийский огонь. «Это они так соблюдают "тишину" (режим тишины. — Ред.)», — саркастически замечает кто-то из офицеров, отрываясь от фото, разложенных на столе. По снимкам в штабе пытаются среди пленных узнать тех, кто терроризировал местных жителей. «Он? Зарос, исхудал. Одно лицо, нет? Брови вроде похожи», — по рукам идут групповые портреты, на которых с оружием позируют улыбающиеся люди в камуфляже.
«Гражданские выходили, было такое. Семью с маленьким ребенком передали в тыл, узнайте в Новоазовске», — командир поднимает глаза с трофейной карты, на которой лежат два шеврона — тоже трофейных, кто-то из разведчиков положил добычу на стол. По словам военных, из Мариуполя на донецкую сторону проходят единицы — просто опасно, стрельба не прекращается.
Галина, жительница Безыменного, контролируемого ДНР села по пути из Мариуполя, не ждет, что по трассе из приморского города пойдут автобусы и автомобили с беженцами. Женщина уверена, что жителей города не выпускают украинские военные. «В нашем районе, где 62-я школа, а там "азовцы" (бойцы полка «Азов». — Ред.), женщина хотела выйти в аптеку, он ее обратно в подъезд запихнул автоматом. Защитники», — раскатывая букву «з» презрительно произносит Галина. У нее в Мариуполе дочь — связи с ней нет третий день.
«Дочке [в дом] прилетело, кухню разворотило, балкон снесло. "Азовцы", когда приехали в 2014-м или 2015-м, у них расположение было рядом со школой, так они свой приезд праздновали — стреляли вверх. Они в школе, в 62-й. На [микрорайоне] Восточном оружие ставили на крыше дома, знали, что по ним стрелять не будут», — у Галины есть основания бояться, что городские бои станут катастрофой для мирного населения. По ее словам, у 90 процентов в Безыменном в Мариуполе родня — очевидно, что люди бы вышли на территорию ДНР, если бы могли.
Несмотря на такое отношение украинских военных, восемь лет военной пропаганды сделали свое дело — Галина определяет многих в Мариуполе как «заукраинцев».
— Что, готовы погибнуть вместе с «Азовом»?
— Типа того, они власть со страной перепутали, — женщина не скрывает своего пессимистического настроя. Хотя и информация о том, что Вооруженные силы Украины (ВСУ) нанесли удар ракетой «Точка-У» по штабу специального отряда «Азова» в Мариуполе, у нее не вызывает недоверия — «азовцев» ненавидят многие, даже кадровые военные. И этот хаос и насилие, в которое Мариуполь погружается, страшат Галину больше всего.
В спортивном зале школы поселка Митьково-Качкари на полу лежат матрасы — на них сидят и лежат немногие люди, кто вышел из Мариуполя и его окрестностей. Они устало отворачиваются, говорят неохотно и скупо. Большая часть — пожилые, безразличные ко всему люди. Радостно бегают только дети. «Сначала они зажатые все, смотрят так затравленно», — поварихи в кухне откровенно жалеют людей, для которых здание школы стало временным домом.
«Говорят, что когда люди начали уходить, их начали обстреливать», — этот слух очень тревожит Андрея (имя изменено по просьбе собеседника издания), который с семьей в ночь на 4 марта бежал из Мариуполя. Он поправляется, что только слышал такое, сам не видел, но это кажется ему возможным.
Класс в школе Митьково-Качкари теперь его обиталище, он стоит в коридоре, где играют дети, и перечисляет то, через что пришлось пройти его жене и дочке. Жена Андрея при каждом эпизоде надрывно кашляет и начинает плакать.
«Третьего числа [марта] решили уходить, — рассказывает Андрей о том, как он выбирался из города. — После того, как стало прилетать в соседние дома. Дом горит, дети кричат… Ни на день, ни на час не стихало. Смотрю, один дом горит рядом, а еще мы увидели какую-то тактическую ракету, которая летела из порта. И у дочки в какой-то момент у нее психика переключилась, идет обстрел, а она: «Мам, ты за горошком не сходишь или сыра не купишь?»
— Мини-сосисками, чтобы пиццу сделать, — поправляет папу девочка.
«Да, за мини-сосисками… Нас отрезали, транспорт не ходил, пожарных не было, вода встала, — продолжает Андрей. — Люди были без продуктов, без ничего. А чуть дальше — в четырех остановках — люди в кафе ходили, спрашивали: «А что у вас там происходит?» И мы пошли… Шли очень долго, шесть-семь часов, с вещами, с ребенком. А у жены сердце больное. Выходили под обстрелами мимо разрушенных домов. И мы никого не встретили, пока не дошли до блок-поста ДНР. Везде помогали — и вещи, и лекарства, и человеческое отношение».
— В отличие от Мариуполя, где никто не помогал, обычная буханка хлеба стоила 150 гривен, — снова поправляет девочка родителя, как будто повторяя фразу, услышанную от взрослых.
Отец успокаивает девочку жестом, и начинает вполголоса говорить, что с той стороны могли кого-то прислать, чтобы терроризировать беженцев, чтобы те не рассказывали о том, как спасались. «Ясно, крыша потекла», — замечает кто-то из слушавших страхи Андрея.
Андрей подчеркивает, что его семья уходила из города сама, еще до объявления о гуманитарных коридорах: «Какой гуманитарный коридор? Его просто не было! Мы услышали по радио ДНР, что есть возможность выйти по Новоазовской трассе, что там будут медики и помощь. И пошли вперед… Нам на посту военные дали в подарок шеврон — сказали, что подарок всем нам на наш новый день рождения».
