— Александр, скажи, пожалуйста, что сейчас, на данный момент происходит в Старомарьевке, в которую недавно вошли украинские военные подразделения? Кто сейчас ее контролирует, и если ее контролируют украинцы, можно ли сделать так, чтобы их там не было? И что необходимо для этого — военное решение, политическое, какое?
— Сейчас Старомарьевка относится к серой зоне. Украинцы могут в любой момент взять над ней контроль. В каком сейчас они количестве присутствуют или присутствуют ли вообще — мне неизвестно.
Те причины, по которым Старомарьевка оставалась в серой зоне, сегодня не действуют. С учетом тактических условий, в которых она находится, брать под контроль Старомарьевку сейчас сложно. Ее можно брать целиком — ее и прилегающие территории — для того, чтобы обеспечивать ее безопасность.
Если мы берем Стармарьевку сейчас и присоединяем к своей территории полностью, как это по логике следует, то мы ее автоматически делаем участком фронта. Соответственно, мы подвергаем Старомарьевку плотному военному воздействию.
Поэтому сейчас ситуация, исходя из этих соображений, достаточно сложная, потому что речь идет о наших мирных гражданах.
Если бы там не было населения, то можно было бы спокойно линию фронта проложить.
— Правильно я понимаю, что на юге, у Донецка, линия фронта проходит по реке Кальмиус, которая течет от Донецка до Мариуполя?
— Не совсем. Линия фронта не проходит четко по водоразделу, нет четкого разграничения водной преградой.
— Все обратили внимание, что украинцы смогли перекинуть понтон через Кальмиус и зайти в Старомарьевку. Почему если вы видите, что враг хочет зайти хоть бы и в серую зону, не открыть по нему огонь, или вы не имеете права открывать огонь? Или вы имеете право открывать огонь только тогда, когда враг идет непосредственно на ваши позиции?
— Доминируют указания на неприменение огня. Оно относится ко всем. И когда возникает внештатная ситуация, то прежде чем отреагировать там, на месте, сразу, происходят длительные согласования.
Как только о ситуации докладывается, то сразу же начинается изучение, разбирательство, потому что по существующей военной бюрократии ни один вышестоящий военный чиновник не примет никакого решения, пока он досконально не изучит сложную для него ситуацию.
Поэтому мы всегда проигрываем, всегда теряем время. Если бы, например, командирам на местах было дано право реагировать в соответствии с развитием обстановки, тогда, конечно, мы бы минимизировали временные интервалы фактически до минуты-двух-трех.
Но поскольку ситуация касалась серой зоны… К тому же Украина объявила потом, что это был гуманитарный якобы конвой, который сопровождался вооруженными подразделениями… поэтому и не отреагировали.
На самом-то деле должно быть так: мы увидели нечто подобное — отреагировали. Но такой практики нет. Потому что главенствует указание не применять огонь без разрешения сверху. Ну а дальше уже включается та самая военная бюрократия, о которой я сказал. Поэтому даже если все видели, даже если наблюдали, то не предпринимали никакие действия, потому что команды не было.
— Многие наблюдатели считают, что такие действия Украины — это провоцирование ДНР и России на военные действия. Согласен ли ты с этой оценкой? Если бы, предположим, Украина действительно сейчас решится не просто войти в серую зону, а вообще захватить территорию ДНР южнее Донецка, смогут ли подразделения Народной милиции ДНР защитить свои позиции, или это невозможно, так как силы неравны?
— В отношении провокаций. Да, однозначно, это провоцирование нас. Причем стоит задача, сделать виноватой Россию.
Мы сейчас не готовы оказать достаточно эффективного сопротивления Украине, потому что мы ведь все-таки находимся в статусе мирных переговоров с Украиной. Хотя понятно, какая им цена, этим мирным переговорам.
Мы не проводим каких-то полномасштабных приготовлений, а наша артиллерия находится на отдалении, как это предусмотрено Минскими соглашениями.
Если Украина пойдет в наступление, то шансы у нее прорвать нашу оборону очень высоки, практически 80-90%, потому что она будет наносить концентрированный удар на каком-нибудь конкретном направлении, она не пойдет по всей линии фронта. А в южном направлении они привлекательны для Украины в том числе и в первую очередь потому, что там проходит граница между Россией и ДНР.
И если Украина таким глубоким маршем пройдет вдоль границы и возьмет ее под контроль, то политическая окраска ситуации поменяется в какой-то мере. Появятся украинские флаги, появятся международные наблюдатели, появятся всевозможные средства разведки и наблюдения, которые будут сфокусированы на границе. И все дальнейшие предпринимаемые нами действия будут проходить под плотным мониторингом.
— По поводу «Байрактара». Насколько эффективно это оружие? Способна ли ДНР с ним бороться, и если способна, то как? Есть у ДНР боевые беспилотники типа «Байрактара» и если нет, то что вы будете делать?
— Таких беспилотников, как «Байрактар», изготовленных на таком технологическом уровне, у нас нет. У нас кустарные одноразовые модели, предназначенные либо для уничтожения батареи противника, либо живой силы. Это все, скажем так, сделано нашими силами. Даже у меня в «Востоке» была укомплектована лаборатория, где мы изготавливали беспилотники, предназначенные как для разведки, так и для применения их в таком одноразовом режиме для небольших военных задач.
Что касается «Байрактара», то мы с ним не сталкивались раньше. Но мы понимаем, что есть участки, на которых с «Байрактаром» сталкивались. Поэтому я обзвонил и связался со всеми ребятами, кого я знаю, и чьему мнению доверяю, и которые сейчас находятся в Сирии и решают военные задачи.
Конечно, с «Байрактаром» достаточно регулярно сталкивались и в Ливии, и в Сирии. Они знают характеристики этого типа вооружения, и оценивают его достаточно высоко. И оценка примерно такая, что до тех пор, пока на участках не появлялись российские «Панцири», «Байрактары» чувствовали себя в небе очень спокойно, и наносили и фактический урон, и морально-психологический урон очень серьезный.
Потому что люди на позициях не чувствовали себя защищенными, потому что «Байрактар» работает на двигателе внутреннего сгорания, и его подлет может быть слышным, а может быть и не слышным, так как они убирают до минимума мощность работы двигателя, и он практически не бреющем летит.
А могут специально для психологического эффекта врубить звук, чтобы подлет его был слышен, как в свое время немцы включали специальные сирены. То есть ребята, которые с ним сталкивались в боевой обстановке, оценивают этот тип вооружения как достаточно эффективный.
Несмотря на то, что на украинских «Байрактарах», которые с нами сейчас воюют, установлен более устаревший тип вооружения, чем тот, с каким сталкиваются наши в Ливии или Сирии, но, тем не менее, он достаточно эффективный.
Но как только появляется «Панцирь», «Байрактары» пасуют и в ту зону, которую закрывает «Панцирь», стараются не попадать. У нас есть разработки, которые по своим характеристикам далеки от «Панциря», но в то же время способны выполнять подобные задачи.
У нас весь промышленный комплекс, который включает 32 предприятия и носит наименование «ГИК», уже произвел разработку, и даже были сделаны опытные установки, которые предполагалось представить на какой-то военной выставке в России. Это делается на базе имеющегося у нас вооружения, имеющихся средств радарного обнаружения.
В принципе, наша система вполне справляется с «Байрактаром», он ведь летает в звуковом режиме и летает на тех скоростях, на которых его можно доставать. И производит отстрел боеприпасов на тех высотах, где его можно доставать.
Поэтому средства борьбы с ним потенциально есть, но сейчас нужно их внедрить в производство, поставить их на вооружение. К сожалению, это займет какое-то определенное время.
— В 2014 году, когда над позициями ДНР летали украинские самолеты, то вы, ополченцы, их сбивали с помощью ПЗРК, а эти ПЗРК, если они самолеты могут сбивать, могут ли сбивать и беспилотники?
— Нет, там принцип наведения другой. Там же принцип наведения по тепловой отдаче самолета, а двигатели внутреннего сгорания дают выделение тепла минимально по сравнению с реактивными самолетами. Мы сбивали в основном реактивные самолеты.
Не только реактивные, конечно, но объективно у «Байрактара» ниже пороговый уровень теплоотдачи. Поэтому не факт, что ракета распознает цель и нанесет урон. Если бы можно это было делать, это бы применяли на всех участках, где «Байрактар» используется.
— А сколько у Украины «Байрактаров»? Есть данные разведки?
— Не помню точно, она их чуть больше десятка закупила.
— То есть, если возникнет ситуация, то собьете их легко?
— По отзывам тех, кто видел это собственными глазами и применял, в том числе, «Панцири», вполне без всяких затруднений справляются с этой задачей.
