В основе любого современного военного столкновения лежат экономические интересы. Собственно, так было и раньше, но средневековая экономика была столь же династической (семейной), сколь и средневековая политика. Поэтому до начала эпохи Возрождения войны достаточно умело маскировались под конфликты по вопросам чести или прав наследования. Затем маскировка была отброшена. Но повод для открытия военных действий всё равно подбирался не утилитарный.
Например, Первая мировая война, которая могла начаться и на пару лет раньше, и на пару лет позже, но к которой готовилась и которую готовила вся Европа, формально началась из-за убийства сербским террористом Гаврилой Принципом в боснийском Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда. На деле же она началась потому, что бурно развивавшейся Германии не хватало колоний, разобранных Великобританией и Францией. В свою очередь, Великобритания опасалась германской программы строительства флота. Немцы в кратчайшие сроки создали второй по мощи (после британского) флот мира и готовились сделать его первым. Это бы усилило позиции Германии в дискуссии о колониях, и Лондон желал уничтожить врага раньше, чем Берлин реально смог бы конкурировать с ним на морях.
При этом, как правильно сказано в «Августовских пушках» Барбары Такман, «войны никто не хотел», но «война была неизбежна». Действительно, все предпочитали договориться, но слишком остры были противоречия, слишком диаметральны позиции, чтобы найти компромиссное решение. Но экономикам была необходима определённость и, раз не удалось договориться, пришлось воевать — иного выхода не было (разве что кто-то должен был сдаться и согласиться на роль второразрядного государства).
Надо также иметь в виду, что если государства решают воевать, то они стараются заставить противника вступить в войну в невыгодных для него условиях. Например, германский генеральный штаб, накануне Первой мировой войны, был уверен, что если Великобритания не выступит, то Францию и Россию Германия по-очереди сможет разгромить. Как показала практика, эта уверенность базировалась на верном расчёте. Даже в условиях переброски двух корпусов на Восточный фронт и внесённых Мольтке-младшим изменений в план Шлиффена (которые ослабили атакующее крыло), без британских экспедиционных сил Битва на Марне была бы проиграна французами, что вело к поражению Франции (а за ней и России) в войне. Это не считая британского флота, парализовавшего поставки в Германию не только стратегического сырья, но и продовольствия.
Германия зондировала почву относительно британских намерений и ей дали понять, что Лондон в войну не вступит. Британия действительно не объявила войну Германии ни 1 августа, когда Берлин объявил войну России, ни 3 августа, когда Германия объявила войну Франции. Но 4-го августа, придравшись к нарушению нейтралитета Бельгии Британия вступила в войну, а Германии отступать было уже поздно.
Точно так же США спровоцировали в 1941 году на военный конфликт Японию. Они просто наложили эмбарго на поставки в эту страну нефти. Без нефти японская армия и флот оказывались небоеспособными, а промышленность не могла работать. Япония должна была либо согласиться с доминированием США в Тихоокеанской акватории, либо прорваться к источникам нефти в Индонезии и прикрыть пути доставки нефти на Японские острова. Для этого надо было уничтожить американский флот в Тихом океане и занять базы на островах, делая территорию Японии, источники сырья и важные для страны морские пути недосягаемыми для американской авиации. Япония попыталась договориться, но США на компромисс не шли и Токио пришлось выбрать войну.
Обычно крупные военные столкновения, потрясающие мир, приходятся на время смены глобальных экономических систем. Опасность Первой мировой войны начала нарастать с бешенной скоростью с конца XIX века, когда буквально за пару десятилетий мир оказался поделен между несколькими колониальными империями. То есть стандартный капитализм сменился системой колониального империализма. Вторая мировая война также пришлась на слом эпох. На смену одряхлевшему британскому колониальному империализму, шёл американский неоколониализм, в рамках которого эксплуатируемые государства, контролировались не военно-политически, а финансово-экономически, а система «концерта» нескольких великих держав была заменена системой одного гегемона (в рамках капиталистической части мира).
Сейчас мы также находимся на сломе эпох. Уходит в прошлое американский неоколониализм с системой одного гегемона и принадлежащей гегемону, ничем не обеспеченной единой мировой валютой. В мире возникает несколько центров силы, как военно-политических, так и финансово-экономических. Военно-политическая и финансово-экономическая мощь не всегда совпадают в одном государстве (чаще не совпадают). Это делает неизбежной сложную систему союзов, декларируемых, как экономические, но имеющие прочную (хоть и не оформленную де юре) военную составляющую. При этом продолжают функционировать союзы (экономические и военные) оформившиеся в рамках системы одного гегемона. Результатом является нарастающий когнитивный диссонанс, когда актуальные экономические интересы требуют от ряда государств заключения новых союзов, а старые обязательства держат их в рамках прошлой системы, наносящей ущерб их развитию.
Кроме того, в отличие от предшествующих смен глобальной экономической системы, в настоящее время, в каждом из задействованных в мировом противостоянии государств (независимо от того, к какому лагерю оно относится) сражаются две мощные элитные группировки, одна из которых намертво связана со старой системой и намерена если уж не сохранить её, то продлить агонию (по принципу «на наш век хватит»), а другая сделала ставку на скорейший слом старой системы и прыжок в неведомое будущее. Это антитрамписты и трамписты в США, лево-либеральные глобалисты и право-консервативные традиционалисты в Европе, русофобы и русофилы на постсоветском и постсоциалистическом пространстве, прозападные либералы в союзе с право-левыми радикалами и патриоты-государственники в России, условные Гонконг и Тайвань против КПК в Китае.
В разных странах они идентифицируется по-разному, могут быть фашистами, коммунистами, монархистами, буржуазными демократами, могут быть выкрашены в любые политические цвета и оттенки, но на деле их принадлежность к тому или иному лагерю определяется их отношением к распадающейся системе американской гегемонии. Те, кто связывает своё благополучие с сохранением этой системы толкает мир к конфронтации, поскольку иначе, как угрозой войны эту систему сохранить невозможно. Она слабеет и рассыпается по объективным причинам. Просто потому, что в связи с исчерпанием свободных рынков исчерпан и потенциал её развития, а особенностью системы является необходимость постоянного опережающего роста. Если нет роста, система, как потерявший скорость мотоцикл, теряет устойчивость и валится. Именно поэтому Путин говорил об исчерпанности либеральной идеи, а Макрон — об исчерпанности современного капитализма. В рамках нынешней системы возможности развития действительно исчерпаны.
На данном этапе для сторонников системы американской гегемонии крайне важно не допустить создания актуального и крайне выгодного всем участникам экономического (а в ближайшей перспективе и политического) трансевразийского объединения, становым хребтом которого является ось Брюссель-Москва-Пекин. Впрочем, поскольку в руководящих органах ЕС всё ещё очень сильны позиции лево-либеральных глобалистов, вместо Брюсселя в схеме может оказаться Париж или Берлин. И опять-таки Путин и Макрон в последнее время особенно часто говорят о необходимости создания единого экономического пространства от Лиссабона до Владивостока (или до Шанхая), как станового хребта новой системы, способной задать глобальной экономике новое устойчивое развитие.
Самую большую опасность глобалисты видят в налаживании российско-европейских связей. Москва уже установила близкие военно-политические и экономические отношения с Пекином. Для Европы Россия не только поставщик сырья (а в некоторых случаях и весьма технологичной продукции), но и мост в Азию. Кроме того, Россия с лёгкостью может заменить США в качестве гаранта безопасности ЕС. Это значит, что прочное экономическое партнёрство России даже не со всем ЕС, а хотя бы для начала с Германией или Францией окончательно хоронит старую систему. Гегемон теряет контроль над всей Евразией, рассыпается атлантическое единство, а новый российско-китайско-европейский союз устанавливает финансово-экономический контроль не только над Евразией, но и над Африкой и даже Латинской Америкой. Неизвестно останутся ли в американской упряжке даже такие близкие союзники, как Мексика, Канада и Великобритания.
Чтобы не допустить такого развития событий, глобалисты провоцируют конфликт между Россией и ЕС. Мы привыкли говорить, что конфликт провоцируют американцы. Это отчасти так, но не совсем верно. Если бы это были одни американцы, проблема была бы давно решена. Но проблема в том, что нашими противниками выступает не только наиболее влиятельная (контролирующее Сенат и Палату представителей «двухпартийное большинство», а также владельцы большей части медиаресурсов) часть американской элиты, но и большая часть евробюрократии и национальных политиков в странах ЕС.
Именно поэтому мы регулярно сталкиваемся с ситуациями, когда наши общие с ЕС энергетические проекты («Южный поток», «Северные потоки —1 и 2») старательно тормозятся и даже дезавуируются в последний момент именно европейцами. Более того, мы сталкиваемся с абсолютно неправосудными, даже абсурдными решениями европейских судов. Тот же Стокгольмский арбитраж мотивировал своё решение присудить «Газпрому» штраф по принципу «качай или плати» (которого не было в контракте с «Нафтогазом» Украины) тем, что Киеву нужны деньги.
Эта подрывная работа евро-американских лево-либеральных глобалистских элит направлена как против нас, так и против своих собственных внутриполитических оппонентов. Она ориентирована не столько на срыв проектов (срыв — программа максимум), сколько подрыв юридических основ сотрудничества. Неправосудные решения и отказы от обязательств в последний момент (когда деньги уже вложены) должны заставить Россию либо отказаться от признания системы европейской юстиции, либо платить десятки, а то и сотни миллиардов долларов на содержание своих врагов, поскольку так «Европа присудила». Понятно, что никакого «Газпрома» вместе с «Роснефтью» не хватит, чтобы удовлетворить все европейские аппетиты (одна Украина, хоть и не член ЕС, размахивается на пару десятков миллиардов). Значит сотрудничество надо разрывать, как невыгодное (что и требуется глобалистам). Если же Россия будет упорствовать и, допустим, откажется платить, можно начать массово арестовывать её имущество (ведь есть же судебное решение). Зеркальный ответ России приведёт к росту напряжённости и, в конечном итоге, разрыву отношений с ЕС (что и требуется глобалистам).
Именно поэтому я не разделяю оптимизма экспертов по поводу абсурдного требования нового главы «Нафтогаза» Юрия Витренко (требование, кстати, старое), либо заключить контракт на транзит на украинских условиях, либо выплатить штраф («за предыдущие низкие тарифы») размером в 11-14 миллиардов долларов. Если Стокгольмский арбитраж присудил «Газпрому» почти пятимиллиардный штраф за отсутствующее в контракте положение «качай или плати», то почему он не может присудить ещё 14 миллиардов. Ведь за это время нужда Украины в деньгах не уменьшилась.
Говорят, что в любом случае взыскать деньги с «Газпрома» не удастся. А это и не надо. Украина, может, и рассчитывает на какую-то копеечку, но организаторам этих «судебных решений» нужны не деньги (хоть и они не помешают) а создание юридических препятствий сотрудничеству России и ЕС. Даже самые антиглобалистские европейские элиты пока не могут согласиться с тем, что кто-то (пусть и целая Россия) не будет выполнять судебные решения (до сих пор такое себе могли позволить только США). То есть Москва оказывается в вилке — либо платить сколько скажут, а тогда будут требовать всё больше и больше, либо отказываться от выполнения решений и тогда Россию обвинят в том, что она ненадёжный партнёр, не уважает суды т.д.
Причём надо понимать, что удар направлен и против сторонников сотрудничества с Россией в самих европейских странах. Их тоже хотят поставить в ситуацию, когда всё понимая, они ничего не смогут сказать в защиту собственных политических концепций, ибо это будет противоречить европейской политической традиции.
Кстати, наступление на газовые сделки с Европой развернуто комплексное. Буквально накануне заявления Витренко, суд ЕС принял решение, которым опять ограничил использование «Газпромом» газопровода ОРАL. Можно, конечно, сказать, что когда зимой станет холодно, а газа будет недоставать они это решение пересмотрят. Но, во-первых, могут и не пересмотреть (выкрутятся за счёт сжиженного или зима окажется тёплой), а во-вторых, даже если пересмотрят, то нормально работать в условиях, когда один и тот же суд, раз-два в год меняет правила игры на противоположные (а ЕС принимает дискриминационные меры задним числом, что недопустимо по правилам ВТО) ни одна нормальная компания не сможет.
Нам создают такие же условия экономического сотрудничества с ЕС, как те, что были у мореплавателей до тех пор, пока в XVII-XVIII веках не начало оформляться международное морское право. До тех пор, любой корабль мог быть захвачен более сильным встречным судном. Даже Колумб, отплывая на поиск пути в Индию, на испанских кораблях, держал время отплытия и маршрут в тайне, ибо опасался, что будет атакован португальцами, ревностно оберегавшими монополию на индийскую торговлю. Нас толкают к пиратским правилам международной торговли и экономического сотрудничества, вернее к игре без правил, чтобы нас же в этом и обвинить, обеспечив разрыв торгово-экономического партнёрства с Европой.
Альтернативой пиратскому беспределу всегда была сила. Но сила означает конфликт, а конфликт такого масштаба легко может перерасти не просто в военное столкновение, но в полномасштабную ядерную войну. Не случайно об опасности таковой предупреждали и президент России, и министр обороны, и Министерство иностранных дел. Наши противники считают, что мы не рискнём пойти на обострение. Ведь в таком случае всё равно партнёрство будет свёрнуто, ещё и военная опасность вырастит на порядки. Но они не просчитывают ситуацию на случай, если Москва вызов примет и на конфликт пойдёт (Осетия и Крым никого ничему не научили). И это опасно, поскольку когда решения такого уровня принимаются "за доской", без адекватного анализа и оценки рисков, перейти роковую грань очень легко. Тем более, что они сами пытаются поставить Россию перед выбором между плохим и худшим (капитуляция либо конфронтация).
В аналогичный тупик Россию пытались загнать в 2008 году в Грузии и в 2014 году на Украине. Оба раза Путин нашёл неочевидный третий выход. Но оба раза, принимая решение, он рисковал, поскольку Запад мог не отступить и тогда необходимо было бы делать следующий шаг. А шагов до начала военного кризиса надо не так много (три-пять, вряд ли больше). Возможно, третий выход будет найден и сейчас. В конце концов, слабость наших оппонентов в их силе. Сила заключается в том, что мы не можем просчитать действия США и европейских государств с той же точностью, что в 90-е или нулевые. Тогда их элиты были едины и алгоритм их действий в критической ситуации был понятен. Сейчас же в каждой стране идёт борьба элит. Причём они знают, что такая же борьба идёт у нас. И хоть российские прозападные оппозиционеры слабы и не пользуются поддержкой народа, но в плане финансово-экономическом и медийном они достаточно влиятельны, у них есть серьёзные аргументы в защиту своей капитулянтской позиции.
Таким образом, и мы не можем точно предсказать, позиция какой элитной группы в какой западной стране в отдельно взятый момент времени возобладает, и они не могут точно оценить реальные возможности влияния на позицию Кремля прозападной части российской элиты. Повторю, в краткосрочном плане аргументы "западников" выглядят достаточно убедительно. Другое дело, что уже в среднесрочной перспективе (не говоря о долгосрочной оценке) видно, что они не решают ни одной из проблем и никак не уменьшают риск, а лишь переносят его на пару лет ценой общего ослабления России.
Всё как обычно. Никто не хочет воевать. Все хотят мира, благополучия, процветания. Но в эпоху смены систем процветание одних элитных групп ведёт к упадку других (и наоборот). Поэтому противоречия становятся непримиримы, оппоненты начинают восприниматься уже не как политические партнёры, имеющие иные взгляды, но как злобные иррациональные разрушители цивилизации. Внутренний кризис накладывается на внешний, за счёт чего международное противостояние приобретает характерные черты гражданского конфликта. Гражданские же войны самые жестокие, поскольку противники в них рассматриваются как абсолютное зло, с которым невозможно жить в одном государстве. Его надо либо выдавить за пределы, либо уничтожить. В нашем случае, имея дело с глобальным системным кризисом, противостоящие группы никуда не могут выдавить оппонентов, ведь ареной противостояния стала вся планета. А война на уничтожение сторонников неправильной системы несёт риск уничтожения всего человечества. Нужен третий выход.
