В одном из энциклопедических словарей о Вертинском сказано предельно кратко: артист эстрады, певец, поэт, композитор. Но перед каждым словом можно смело поставить «великий». «Ты понимаешь, что такое Вертинский?— говорил Дмитрий Шостакович режиссёру Леониду Траубергу. — Он музыкальнее нас, композиторов». Владимир Маяковский, который, как известно, не признавал авторитетов, делал исключение лишь для Велимира Хлебникова и Александра Вертинского, считая их большими поэтами.
Москва. Наши дни
Несколько дней назад мы стояли с поэтом Александром Вулыхом поздним вечером посреди продрогшей мокрой мартовской Москвы рядом с кинотеатром «Горизонт» и беседовали о Вертинском, вспоминали стихи и песни.
Начало
«Поэт, странно поющий свои стихи, ни на кого не похожий, небывалый, вызывающий зависть», Александр Вертинский родился в Киеве 9 (21 марта) 1889 года. Это было ровно 130 лет назад. Родился аккурат в праздник — Всемирный день поэзии. Правда, праздник этот придумали только спустя 110 лет со дня рождения поэта. Мать Вертинского, Евгения, умерла, когда сыну было три года, совсем скоро ушёл в иной мир и отец мальчика Николай.
В 1912 году Вертинский отправился в Москву в поисках славы. Он играет в маленьком Мамоновском театре миниатюр, снимается в кино у уроженца Донбасса Александра Ханжонкова и… употребляет кокаин. Как-то на Тверском бульваре ему примерещилось, что бронзовый Пушкин сошёл с пьедестала и вскочил на подножку трамвая. Когда началась война, Вертинский ушёл на фронт, там и избавился от кокаиновой зависимости. Он работал в госпитале, потом в санитарном поезде. Его записали как «брата Пьеро». Вертинский вспоминал: «Я вёл специальный учёт сделанным мною перевязкам, их итог — 36 тысяч. Бог, видно, учёл мою работу, и 36 тысяч повязок умножил на миллионы аплодисментов…»
Однажды в 1915 году в квартире «королевы экрана» Веры Холодной появился очень худой и высокий солдат. Он привёз ей письмо от мужа с фронта и с той поры стал приходить каждый день: садился на стул, смотрел на артистку и молчал. Этим солдатом был Александр Вертинский. Он посвятил Холодной свои первые песни и был тайно влюблён в актрису.
Фёдор Шаляпин называл Вертинского «великим сказителем земли русской». Критик Константин Рудницкий говорил о Вертинском так: «В творчестве Вертинского скромные — каждое в отдельности — дарования стихотворца и композитора сливаются воедино и дополняют друг друга с редкой естественностью…»
Актёр Василий Качалов на вопрос, в чём он видит основы успеха Вертинского, отвечал: «Прежде всего — в выразительности его пения, в блестящем владении искусством интонации, в образности жеста, в умении какими-то своеобразными средствами, главным образом движением пальцев, создавать образы, перевоплощаться. Такого умения владеть руками, таких «поющих рук» я не знаю ни у одного из актёров».
Три Вертинских
За год до смерти Вертинский писал заместителю министра культуры: «Где-то там наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (простите мне эту смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!..»
Вертинский-Пьеро
После демобилизации Вертинский появился на подмостках эстрадных театров. Чтобы спрятать свой страх перед публикой, он пел в костюме и гриме Пьеро. Пришёл успех, граничащий со скандалом. Портреты в витринах, издание нот, пластинок, яростная травля прессы делали певцу большую рекламу. Билеты на его выступления раскупались на неделю вперёд. Артист получал по полсотни писем в день. Большая часть была любовного содержания.
Выступления Вертинского вызывали не только восторги, но и гнев. На концерте в Киеве какой-то человек кричал: «Молодёжь! Не слушайте его! Он зовёт вас к самоубийству!» В октябре 1917 года Москва разукрасилась огромными афишами: «Бенефис Вертинского». Билеты были распроданы за час. Концерт состоялся 25 октября (по новому стилю 7 ноября). Вертинский выступал в чёрном костюме Пьеро.
Вертинский-эмигрант
Судьба Вертинского резко изменилась в 20-е годы. Как и многие другие деятели русской культуры, он не принял революцию, и ему пришлось эмигрировать. Певец покинул Россию в ноябре 1920 года. В Турции он приобрёл греческий паспорт на имя Александра Вертидиса. Начались гастроли по миру: Румыния, Польша, Австрия, Венгрия, Германия… В 1925 году Вертинский переезжает в Париж и почти на десять лет оседает во Франции.
В тот период Вертинский сблизился с выдающимися деятелями русского искусства: Шаляпиным, Лифарем, Карсавиной, Павловой, Мозжухиным, Кшесинской и другими.
«Я был популярен, — рассказывал Вертинский, — обо мне, русском шансонье, газеты печатали рецензии и небылицы. У меня были «Рено» последней модели и личный шофёр. Владелец ресторана Ефим Левин платил мне 60 тысяч франков. Президент Франции получал 40… Вы думаете — лёгкая жизнь? Нет! Успех давался тяжким трудом. Любая из сотни песен репертуара требовала бесконечных репетиций перед зеркалом для актёрской шлифовки каждого номера…»
В конце октября 1934 года Вертинский решает уехать в Китай. Поначалу его сопровождал успех — двадцать аншлаговых концертов в Шанхае, триумф в Харбине. Но долго так продолжаться не могло, в Китае у Вертинского была небольшая аудитория, состоявшая в основном из русских эмигрантов.
«Требовалась железная выносливость, чтобы вести ту жизнь, какую вёл Вертинский в Шанхае, — пишет Наталья Ильина, чья юность прошла в Китае, — ни дома, ни женской заботы.
Ежевечерние выступления. Бессонные ночи. Романы. Курение. Алкоголь. Пить этот человек умел: подвыпившим я его видела, пьяным — никогда. Позже, когда Вертинский женился, ему пришлось, зарабатывая на семью, петь уже в двух местах: кончив работу в одном из кабаре французской концессии, в третьем часу ночи он отправлялся в ночной клуб «Роз-Мари» на Ханьчжоу-роуд, открытый до утра. И ничего. Выдерживал».
Родина
В Москву Вертинский прибыл глубокой осенью 1943 года вместе с молодой женой и трёхмесячной дочерью Марианной. «Лучше сундук дома, чем пуховая постель на чужбине», — говорил Александр Вертинский. Он гастролировал на фронте, исполнял патриотические песни — как советских авторов, так и собственного сочинения.
География поездок по стране — от Мурманска до Еревана, от Риги до Петропавловска-Камчатского. Во многих городах Вертинский бывал по четыре-пять раз. Иногда он пел на заводах, на стройках, в шахтах. В Донбассе Вертинский дал концерт под землёй для шахтёров во время обеденного перерыва. Ему подарили коногонку с выгравированной на серебряной дощечке тёплой и дружеской надписью. К артисту приходили за кулисы рабочие и благодарили. Вертинский говорил, что огромная любовь народа держит его, как поплавок, на поверхности, не даёт утонуть.
Донбасс
В плане мероприятий Сталинского областного управления культуры по подготовке к празднованию в 1953 году Дня шахтёра (последнее воскресенье августа) в списке представителей Гастрольбюро СССР, которые должны были выступить в Донбассе, значится и бригада с участием Вертинского. Певец должен был дать концерты в Мариуполе (в то время он назывался Жданов) и в Сталино.
В газете «Социалистический Донбасс» от 1 июля 1953 года было опубликовано объявление: «Концертный зал филармонии. 4, 5, 7, 8 июля — КОНЦЕРТЫ — лауреата Сталинской премии — Александра Вертинского. Партия рояля — Михаил Брохес. Начало в 9 часов вечера. Концерты, назначенные на 1 и 2 июля, переносятся на 7, 8 июля. Приобретённые билеты действительны с предварительной отметкой администратора». Донецкий краевед Анатолий Жаров в своих материалах, посвящённых Вертинскому, посетившему Донбасс, отмечает, что удивительно, как вообще объявления о концертах артиста были опубликованы в газете «Социалистический Донбасс».
«Ведь известно, — пишет Жаров, — что из ста с лишним песен из репертуара Вертинского к исполнению в СССР было допущено не более тридцати. Но публика все равно любила Александра Вертинского за его песни, и его концерты в городе Сталино, по всей видимости, прошли при полном аншлаге. Это подтверждает годовой отчет Сталинской областной филармонии по основной деятельности за 1953 год, хранящийся ныне в фондах Госархива ДНР. В нём чётко указан финансовый результат выступлений певца. В ведомости проведения концертов приглашённых коллективов и гастролёров под номером 11 после Марины Ладыниной указан Александр Вертинский. В этом документе чётко указано количество его концертов — 5, время пребывания певца у нас — с 4 по 10 июля 1953 года. Выступления певца принесли Сталинской филармонии 37,5 тысяч рублей дохода, расходы составили 21,1 тысячи рублей.
Таким образом, Вертинский принёс филармонии прибыль в сумме 12,4 тысячи рублей. В сравнении с другими гастролерами того года — это был третий результат, но у Александра Вертинского было меньше концертов».
Вертинскому было 64 года, когда он приехал в Сталино, раскалённый город произвёл на него двоякое впечатление. С одной стороны — жаркий приём публики, с другой стороны — невыносимая июльская жара. Письмо Вертинского жене из Сталино от 11 июля 1953 года, опубликованное уже после смерти певца:
«Дорогая Пекочка!
Наконец, закончил Сталино. Это настоящий ад. Раскалённый город. Вчера шли на машине 90 км — в Артёмовск. Как в душегубке. Я молчал и терпел, как всегда. Всё равно ничему не поможешь. Слава Богу — театр оказался каменный. Хорошо приняли. Там много интеллигенции, работающей на шахтах, молодёжи тоже».
Эпилог
Александр Вертинский так и не получил официального признания властей. После войны в Советском Союзе была развернута кампания против лирических песен. Пластинки Вертинского исчезли из продажи, песни не звучали в эфире, газеты и журналы хранили молчание о триумфальных концертах, не публиковались его стихи и ноты.
Одно из моих самых любимых, самых пронзительных стихотворений Вертинского — написанное им в 1952 году, за пять лет до смерти. Возможно, именно в этом тексте он, всю жизнь игравший роли, предстаёт перед нами без маски — растерянный, откровенный, сострадающий и милосердный.
Я всегда был за тех, кому горше и хуже,
Я всегда был для тех, кому жить тяжело.
А искусство моё, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный
Равнодушный, уже остывающий мир,
И сады голубые кудрявой вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный чёрною сажей,
Землекоп, из горы добывающий мел,
Жил я странною жизнью моих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И, меняя легко свои роли и гримы,
Растворяясь в печали и жизни чужой,
Я свою — проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
