Украинский кризис сильно повлиял на политику мировых держав в Центральной Азии. И Россия, и Евросоюз смягчили свои требования и пересмотрели многие принципы работы в регионе, а сами центральноазиатские государства все дальше отходят от политики жесткого геополитического выбора «или — или», диверсифицируя свои внешние связи и активно развивая сотрудничество друг с другом.
Тем не менее Москва по-прежнему видит в действиях Европейского союза и США возможный источник угрозы для своих интересов в Центральной Азии, а любую их активность воспринимает как попытку вырвать регион из сферы влияния России.
Недавние заявления российского министра иностранных дел Сергея Лаврова, в которых он призвал не ставить центральноазиатские страны перед ложным геополитическим выбором, так как региону требуется конструктивное партнерство со всех сторон, показывают, что Москва по-прежнему всерьез обеспокоена тем, что ей могут бросить вызов в этом регионе. Похожую тревожную реакцию вызвали у России визит Нурсултана Назарбаева в Вашингтон и объявление о создании платформы С5+1 для сотрудничества США с Центральной Азией.
Казалось бы, почему платформа, которая располагает весьма скудными финансовыми возможностями и создана прежде всего для диалога, вызывает такой негатив со стороны России? И что тогда можно подумать об активности ЕС, который имеет в Центральной Азии куда более солидное присутствие? Как можно снизить это взаимное недоверие?
Стратегия нового соседства
Цели Евросоюза в Центральной Азии всегда были гораздо менее амбициозными, чем в странах Восточного партнерства. Речь шла об обеспечении безопасности и стабильности центральноазиатских государств, о поддержке их в борьбе с бедностью, о развитии регионального сотрудничества в сфере энергетики, транспорта, высшего образования и защиты окружающей среды.
Долгое время Евросоюз проводил в Центральной Азии сдержанную и реалистичную политику, осознавая, что излишний упор на тему прав человека и демократических реформ не даст тут ощутимых результатов.
Такой подход активно критиковали — например, в Европарламенте — за то, что он ставит главной целью сохранение стабильности существующих режимов и подает центральноазиатским правителям неправильный сигнал, что ЕС готов закрывать глаза на коррупцию и нарушение прав человека ради продолжения сотрудничества по отдельным, важным для него направлениям.
В результате получалось так, что, с одной стороны, сотрудничество ЕС со странами Центральной Азии в энергетике или сельском хозяйстве сдерживалось мощной публичной критикой со стороны политиков, активистов, журналистов и правозащитников. А с другой стороны, ЕС не мог реально повлиять на процесс ужесточения местных авторитарных режимов.
Тем не менее даже в условиях жесткой критики Стратегия ЕС по Центральной Азии, принятая в 2007 году и обновленная в 2015-м, добилась успехов в некоторых областях. Сейчас в каждой стране региона, за исключением Туркмении, действуют представительства ЕС, реализован ряд программ по борьбе с бедностью, в сфере высшего образования и защиты окружающей среды. Сами государства Центральной Азии позитивно отзываются об этой стратегии и поддерживают продолжение сотрудничества.
А вот документ Еврокомиссии и верховного комиссара ЕС по внешней и оборонной политике «Новый ответ на изменяющееся соседство» от 2011 года, где сотрудничество с регионом определялось на основе принципа «больше демократии — больше поддержки», не достиг заметных успехов. Больше демократии в Центральной Азии так и не стало.
Московские тревоги
Политика России в Центральной Азии традиционно держится на трех китах. Первый — это вопросы безопасности и военно-технического сотрудничества (от модернизации вооруженных сил государств региона и до строительства военных баз в Киргизии и Таджикистане). Второй — энергетические проекты в нефтегазовой сфере и гидроэнергетике. Третий — укрепление интеграционных институтов Евразийского экономического союза.
Прямого противоречия между целями России и Евросоюза в Центральной Азии вроде бы нет, но некоторые действия европейцев вызывают у Москвы тревогу. Прежде всего, Россию раздражают любые шаги ЕС, связанные с развитием гражданского общества, демократизацией и вопросами прав человека. Недовольство вызывают даже просто оценки уровня соблюдения прав человека и жесткости политических режимов в регионе. Во всем этом России видится подготовка цветных революций и подрыв стабильности центральноазиатских режимов, что затем может открыть дорогу радикальным исламистам.
Также Москва опасается, что Евросоюз пытается переориентировать энергетические потоки региона в свою сторону в обход России. Любые подобные проекты воспринимаются как антироссийские. В свое время Москва не скрывала раздражения из-за участия Туркмении в проекте газопровода Nabucco. Сегодня новым раздражающим фактором стал проект Азербайджана и Турции TANAP, к которому после строительства Транскаспийского газопровода может присоединиться и Туркмения. В подобных инициативах Москва видит двойной риск: снижение собственного влияния в регионе и рост конкуренции на энергетическом рынке Евросоюза.
Однако на деле в Москве сильно преувеличивают угрозу со стороны ЕС в Центральной Азии. Проекты Евросоюза в регионе в основном сосредоточены в таких далеких от геополитики сферах, как инклюзивное образование, модернизация городской инфраструктуры, защита прав и повышение роли женщин, образовательные реформы, обеспечение чистой водой в экологически сложных регионах и так далее. То есть ЕС в Центральной Азии главным образом сосредоточен на гуманитарных проектах, которые не угрожают российскому геополитическому влиянию, а, наоборот, помогают снижать социально-экономические риски и угрозу дестабилизации, возможность которой постоянно волнует Россию.
Хотя Евросоюз славится своей экспертизой в гуманитарных проектах, уровень их успешности в Центральной Азии часто оставляет желать лучшего из-за региональных проблем. Узбекистан, Таджикистан и Киргизия занимают первые места по оттоку квалифицированных специалистов. В результате кадровый голод, коррупция, непотизм иногда проникают и в проекты международных организаций, что в целом негативно влияет на их имидж в регионе.
К тому же Евросоюзу приходится ограничиваться двусторонним сотрудничеством с отдельными странами, потому что реализации общерегиональных, многосторонних проектов мешают бесчисленные противоречия между центральноазиатскими государствами. В последнее время ситуация в этой области постепенно улучшается, но в среднесрочной перспективе прорывов тут ждать не приходится.
Россия, в свою очередь, уступает ЕС в мягкой силе. Несмотря на мощное присутствие в регионе российских СМИ, ЕС все равно кажется многим в Центральной Азии более привлекательным. Местная интеллигенция, мечтающая о региональной интеграции, смотрит на ЕС как на успешный пример объединения государств, который можно было бы повторить и в Центральной Азии.
В крупных городах и столицах работают представительства Института Франции, Гете-института, Британского совета, обучающие крупнейшим европейским языкам. Ежегодно около тысячи студентов из Центральной Азии отправляются на обучение в европейские университеты по программе Erasmus Mundus. Сюда нужно добавить еще студентов, которые участвуют в государственных стипендиальных программах отдельных европейских государств.
С вернувшимися обратно выпускниками европейских вузов посольства стран ЕС и представительство ЕС постоянно поддерживают контакты, приглашают на свои конференции, в СМИ и привлекают к проектам на местах.
Этого не скажешь про Россию. В российских вузах обучается в десятки раз больше студентов из Центральной Азии, чем в ЕС. Но Россия не занимается дальнейшей работой с бывшими выпускниками своих вузов. Молодежь Центральной Азии в российских вузах обучается почти по всем направлениям, но реальные человеческие контакты сохраняются в основном только с выпускниками силовых учебных заведений, и то по предварительному согласованию с вышестоящими ведомствами.
Вместе против рисков
В отличие от других частей постсоветского пространства в Центральной Азии интересы России и Евросоюза во многом совпадают. Обе стороны заинтересованы в экономической стабильности региона, в укреплении безопасности и поддержке местных властей в борьбе против терроризма. Также обе стороны выступают за сохранение территориальной целостности государств региона.
В Центральной Азии ЕС не напирает на «цивилизационный выбор» и не пытается привлекать государства региона в свои интеграционные проекты. Поэтому у Москвы не должно быть опасений по поводу повторения ситуации с Украиной и Грузией.
Сами центральноазиатские государства тоже стали намного выше ценить предсказуемую и многовекторную внешнюю политику, чем рискованные попытки поиграть на противоречиях великих держав. А сотрудничество в области безопасности еще долго будет практически безальтернативным предложением Москвы для региона, особенно для небольших государств, как Киргизия или Таджикистан.
При таких незначительных противоречиях и близких целях Москва и Брюссель могли бы гораздо эффективнее выстраивать сотрудничество в Центральной Азии, дополняя друг друга.
Проекты ЕС по улучшению городской инфраструктуры и реформам образования совместимы с теми программами, которые Россия реализует в регионе совместно с другими международными организациями. Например, Москва сегодня финансирует многие проекты Программы развития ООН (UNDP), еще в 2015 году она создала совместный фонд с ПРООН в размере $25 млн для финансирования проектов ООН в Центральной Азии до 2019 года.
Такого рода сотрудничество может значительно укрепить безопасность и стабильность в Центральной Азии, если России и ЕС удастся уйти от традиционных геополитических соображений и сконцентрировать внимание на вопросах экологии, продовольственной безопасности и технологического содействия государствам региона. Именно эти, а не какие-то «цивилизационные» или «геополитические» проблемы несут для Центральной Азии наибольшие риски.
Сегодня ситуация в Центральной Азии во многом похожа на Ближний Восток накануне «арабской весны», где истощение водных ресурсов и другие экологические проблемы привели к неорганизованной и массовой миграции населения из неблагополучных сельских районов в города, совершенно не готовые принять такой поток ни экономически, ни инфраструктурно. В конечном счете это привело к глубокому социально-экономическому кризису регионального масштаба.
Хотя центральноазиатские государства сейчас значительно окрепли по сравнению с первыми годами своей независимости, риск дестабилизации региона по-прежнему остается высоким. Поэтому и России, и Евросоюзу необходимо учитывать, что вопросы безопасности, стабильности и процветания Центральной Азии — это не только борьба против бородачей, проповедующих радикальный ислам, а прежде всего совместная работа по развитию образования, социально-экономической инфраструктуры и технологическое содействие местным предприятиям.
Рафаэль Саттаров
