Координатор движения «Матери Украины», полковник милиции в отставке Галина Запорожцева, давшая интервью Pravdа.Ru на конференции «Россия, Украина, Новороссия: глобальные проблемы и вызовы» в Ялте, предсказывает, что этой зимой Украина утонет в криминале.
— В прошлом я полковник милиции. Тридцать лет проработала в правоохранительной системе. Кандидат наук, но сейчас совсем не до науки. Возникло очень много вопросов, которые нас и объединили. Это были сначала проблемы, связанные с помощью семьям «Беркута», которые пострадали и которым никто и никогда не оказывал помощь. Мы только со всех городов присылали помощь. Все это нас организовывало, объединило, сплотило. Потом, когда пошли в феврале раненые, убитые, мы организовались, ходили по больницам, помогали. Таким образом, у нас родилось движение. И нам не безразлично то, что сегодня происходит на Украине. У нас сегодня гибнут люди. Это самое страшное.
Мы давно говорили о том, что ни одна политическая цель не стоит жизни человека. И против гибели, бессмысленной гибели людей мы поднялись, мы протестуем, мы сопротивляемся. Это производит определенные угрозы в наш адрес. Несколько дней тому назад погибла наша единомышленница Валентина Петровна. Ее убили. Зверски убили. Она придерживалась таких же взглядов, как и мы. Это — позиция к насилию, смертям на Украине. Конечно, все мы находимся в опасности. Но ничего не делать, это значит, просто укутаться в белую простынь и идти уже на кладбище.
— Вы ведь начинали с активных выступлений против режима Януковича.
— Да.
— Вам прямая дорога была на Майдан…
— Я была на Майдане. Все мои единомышленники очень активно боролись с режимом Януковича в течение долгого времени. Примерно два года до всех этих событий я ходила по кабинетам чиновников, организовывала людей, у нас были целые движения, направления, мы вызывали милицию в кабинет министров, составляли протоколы на министров. То есть у нас развернулась целая такая борьба, движение против чиновничьего беспредела, который был во времена Януковича. Я как полковник милиции, могу сказать, что и в милиции было не все в порядке. Я писала открытые письма министру Захарченко с просьбой разобраться, провести реформу. Милиция требовала реформы. Ничего не было услышано.
Вот это как раз и привело к тому, что люди вышли с протестным митингом. Другое дело, что я не совсем их поддержала. Я занималась противоборством с чиновничьим беспределом, но на правовых основах. Я писала жалобы, обращалась в суды, в прокуратуру. Я считаю, что государство нужно эволюционным путем изменять. Я была против революций. Потому что я знаю из истории, это все знают, что любая революция — это жертвы. Я очень боялась жертв. И я, как женщина, которая познала материнство, знаю, что такое родить ребенка. И я знаю, что для матери потерять своего ребенка — самое страшное.
Поэтому я всем говорила: ребята, ни одна человеческая жертва, ни одна человеческая жизнь не стоит никаких политических целей. Ничего не оправдывает потерю жизни. Поэтому я стала против того, что происходило на Майдане. Ведь на Майдане начали происходить правонарушения. Камнями бросали в головы людям, проламывали головы. Подходили и между бронежилетом и телом запихивали бутылки с зажигательной смесью. Преступления стали на Майдане — нормой. Там было очень много всевозможных преступлений против сотрудников правоохранительной системы. Они стояли не на защите Януковича, они стояли на защите государства и законности в государстве. И против них были совершены преступления. И это мне претило. Как человек, который 30 лет прослужил в милиции, я стала противиться правонарушениям.
— Наверняка, кто стоял рядом с вами на Майдане, считали, что революции всегда очень жестоки, но это нормально. Ведь главное же — цель: светлое европейское будущее.
— Абсолютно согласна. Мне как раз все мои единомышленники так и отвечали, революция все спишет. Революция это то, что объясняет и дает объяснение этим всем событиям, жертвам. Так и говорилось, я стою на позиции принципа законности, а они встали на принципы революционной целесообразности. То есть цель оправдывает средства. Против чего я и выступала.
Исходя из опыта, науки, знания криминологии, я могу сказать, что нас ждет. Во всяком случае, по моей линии, в которой я себя считаю специалистом, нас точно ждет рост преступности.
Это будет даже не рост, это будет взрыв. То, что нас ждет зимой, страшно представить. Я не говорю про экономические и социальные аспекты. Я в них не специалист. Я говорю юридические, криминологические аспекты. Нас ждет очень большой взрыв преступности. Многие люди сейчас почувствовали кровь и безнаказанность. Они захотят дальше реализовывать свою энергию и зарабатывать деньги таким образом. Есть психологические механизмы поведения человека, который совершил один раз преступление. И если он не получил за это преступление определенную оценку и наказание, у него возникает чувство безнаказанности и вседозволенности. Такой человек считает, что ему разрешено убивать, грабить, насиловать.
— Кроме того, он получил за это деньги.
— Он получил за это вознаграждение. Он получил от этого удовольствие. Это как некий такой охотничий инстинкт — такой адреналин. Его будет тянуть к этому. Это как раз механизм тех преступников, которых мы относим в криминологии к серийным преступникам. И каждое следующее преступление, к сожалению, будет еще более жестокое и циничное. В этом как раз и весь трагизм. И милицейская система всегда была нацелена против этого. Если мы видели какую-то серию преступлений, то все силы бросались. Потому что известны детерминанты преступного поведения. Мы всегда говорили, что нужно останавливать преступное поведение, иначе оно побуждает новые преступления. Это страшно.
— Как вы сейчас в этих условиях можете говорить об этом? Это же опасно.
— Это очень опасно. Я это осознаю. Но я понимаю, что если этому не сопротивляться, будет еще хуже для всех. Мне иногда приходит в голову пример тех людей, которые вели антифашистскую деятельность в оккупированной фашистами Германии. Да и вся история Великой Отечественной, Второй мировой войны говорит о том, что в Германии были коммунисты, которые вели вот эту подпольную, антифашистскую борьбу. Что-то ими двигало? Они, наверное, тоже испытывали страх, понимали всю опасность. Было гестапо. Была очень сильная репрессивная система государства. Но они не останавливались. Они боролись.
Они понимали, что это зло, с которым надо бороться. Мне бывает ужасно страшно. Я женщина, в общем-то, слабая по натуре, не такая я уж и смелая, как иногда кажется. Но я вспоминаю, что я одесситка, я родилась в Одессе, и я вспоминаю те жертвы. У меня всегда слезы на глазах, потому что я не могу без слез вспоминать жертвы Одессы, тех молодых людей, которые в обнимку погибли. Они всегда рядом со мной. Со мной рядом те беркутята, которых сожгли на Майдане. Со мной рядом те люди, которые сейчас погибают на Донбассе. Та горловская Мадонна с ребенком в руках.
Когда становится страшно, я вспоминаю эти кадры, они проходят у меня перед глазами, и мне становится стыдно за свой страх. Они-то уже ничего не могут сделать. А мы здесь на Земле можем еще что-то сделать, можем изменить. И мне придает некую такую решимость, что нужно что-то делать, чтобы не было больше жертв. Я не хочу больше жертв. И ради этого, я готова рисковать.
— Протесты на Украине жестко подавляется. Много разумных людей вынуждены молчать и скрываться, чтобы там спастись. Как вы думаете, насколько силен сейчас протест, сколько людей с вами?
— Людей, которые уже понимают всю пагубность этой ситуации, с каждым днем становится все больше и больше. Другое дело, что нет возможности выхода в эфир, выражения протеста. У меня бывают выступления, поездки куда-то. Открыто, не закрывая лицо. Я много лет проработала в милиции, и мне приходилось часто смотреть в лицо преступнику. Это вырабатывает определенный иммунитет. И как уже сказала, эти жертвы мне не дают спокойно спать. «Пепел стучит в наши сердца».
Есть люди, которые где-то внутри понимают, что это плохо, внутри себя понимают, что они готовы к сопротивлению, но считают, что еще нет условий для этого. Если они почувствуют поддержку общественного мнения, в том числе международного, то они станут более активны. Я хочу разбудить людей. Я ездила в Брюссель, выступала в Европарламенте. Я все время стучусь во все двери и говорю: ребята, проснитесь, на планете ужасная трагедия, и мы должны все вместе остановить ее. Только вместе мы сможем справиться с этой трагедией.
— В современном мире трудно сразу на это рассчитывать. Но, в конце концов, поддержка придет.
— Стучащемуся, да откроется.
