"Можно я закурю?" - спрашивает таксист бесцветным голосом. Уже десять минут кавказец средних лет рассказывает о том, как прятал детвору в подвале в четырнадцатом, как ВСУ сложили дом родственника снарядом в прифронте, о погибших друзьях. Заурядные донецкие истории. Рассказывает и мнет губами фильтр сигареты.
- Кури. Твоя ж машина.
- Брат, а бывает у тебя, что просыпаешься ночью, а сердце вот так быстро-быстро-быстро стучит?
- Бывает. Встану, пройдусь по квартире, выкурю сигарету-другую и успокаивается потихоньку.
— Вот у меня так! Я интернет читаю. Новости читаю. Что угодно.
- Помнишь, что снилось?
- Никогда не помню. А ты?
- Пустой город. Или ничего.
- Ой! Это пройдет?
- Не знаю.
А во дворе встречают соседи. Здороваемся. "Что там на фронтах происходит?" - интересуются. Считают меня особенно смелым, хотя оба по работе мотаются на край прифронта. Один в том году осколок локтем поймал. Электрик.
"Что у нас?" - спрашиваю. "Опять сегодня беспилотники. Сбрасывали на стоянку "Первого Республиканского" и рядом с остановкой. Как-то много их в последнее время. Утром сидели на лавочке, а они давай жужжать над головой", - отвечают.
Тем временем артиллерия продолжает монотонно дуэлировать. Снаряды наших и не наших пролетают над головой. Сходимся на том, что на скамейках нынче опасно рассиживаться. Вздыхаем и закуриваем еще по одной. Уличные собаки, накормленные от пуза, расходятся по их собачьим делам. Темнеет.
"Чего тебя несет на Петровку? Я туда не езжу! Мне туда не надо! Это диспетчер-пигалица заставила!" - ноет уже совсем другой таксист вечером следующего дня. Очень-очень другой. Чужой.
Быстрый опрос показывает, что гражданин отбыл в большую Россию, когда началось в 2014-м, а в 2023-м, когда стало потише, смекнул, что извозом в Донецке можно зарабатывать. Вернулся. А тут с ним приключились я, вечер и выезд в прифронт. Нытье.
Всяк имеет право бояться, но сорок минут жаловаться на судьбу-злодейку, а также на то, что сейчас "погибну за эти копейки" — это не только стыдоба, но еще завидная выносливость. Не всякому на такое силушек хватит. Даже злиться на такого противно.
Но в Донецке теперь не только война. Хотя, конечно, она правит бал. Тем не менее, где-то чего-то стригут и ремонтируют, в центре открываются магазины и салоны красоты, а на месте ржавых устанавливают новенькие детские площадки. Даже грузовичок "Сбер" по улицам курсирует. В центре вот-вот запахнет миром.
Воскресным вечером, поквитавшись с делами и набросав черновик плана на будущую неделю, мы с коллегой выходим на бульвар Пушкина, где играют уличные музыканты. Подходит бродяга и просит закурить.
- Знаешь, что немножко веселит на этой войне? Вот смотришь – доходяга, но может выясниться, что на самом деле это какой-нибудь легендарный штурмовик, которому равных нет.
- Ха! Ко мне тут на выезде один подходит: весь в наколках. Знаешь, что говорит? Видел, мол, наших "сомалийцев". "Те еще отморозки", - говорит.
- Если даже такого впечатлили, значит и впрямь что-то крутое исполнили. Я одного такого в Соледаре записывал. Он к Зеленскому обращался. И все так ладно говорил, но в последний момент не выдержал и ругнулся.
Рядом курит парень. Слушает нас и улыбается. Девушка из группы тянет "Я свободен" Кипелова. Не знаю, где там чего, но в Донбассе эта песня звучит по-особенному.
"А вы откуда, ребята?" - по-свойски интересуется незнакомец. "Да мы корреспонденты. А ты?" - подхватываем беседу. "Я из военного училища", - отвечает. Слово за слово и познакомились.
- А ты "Юношу" знаешь? Он аккурат перед СВО выпустился.
- Я думал, что ты спросишь, знает ли он философа Коробова-Латынцева!
— Вот его знаю! Отличный дядька!
Тут все друг друга знают.
Подходит корреспондент ТАСС, с которым третьего дня познакомились на выезде. Не узнал его сперва по гражданке. "Богатым буду", - усмехается он и уходит снимать музыкантов, которые затянули "Я так соскучился".
Странное чувство. Будто жизнь разделилась на три: довоенную, ту, что шла до СВО, и теперешнюю. Настоящую. Когда-то здесь выступали каждый вечер. Затем, после долгого перерыва, исполняли грустные солдатские песни. А сегодня красивая девчонка играет на гитаре и поет о любви. А в получасе езды вас могут сжечь FPV-дроном. А в часе с лишним наши дочищают Красногоровку. А в годе отсюда вас прямо здесь могли накрыть реактивкой за здорово живешь.
Помню, как зимой 23-го перебегали бульвар, чтоб выпить кофе и не оказаться при этом в полуденных сводках. Но сегодня мальчишка кладет монетки в коробку музыкантов, а другой носится туда-сюда на самокате. И это прекрасно.
Подходит коллега, который недавно избежал удара дроном-камикадзе и с тех пор плохо спит. Следом – волонтер, который воевал с четырнадцатого, подорвал здоровье, но не может бросить своих пацанов.
- Столько ребят погибло.
- Знаешь, мы с Ромой Гнатюком в 22-м думали, в какое подразделение поехать. И вот смотрим в телефоны, а Рома поворачивается ко мне и спрашивает: "Игорь, у тебя в телефонной книге тоже почти все уже мертвы?" А я смотрю и понимаю, что да.
- Все они герои. Все, кто отдал жизнь на поле боя.
- Мужики, надо понимать, что самого Рому смерть тоже по голове погладила. Его "Днепр-1" в плен брал и только благодаря тому, что с ними был иностранный журналист, Рому не грохнули. Имитировали расстрел и бросили голым в поле. Он избитый до какой-то деревни добрался.
- Зверье.
Ещё один материал Игоря Гомольского "Солнце, воздух и бензин": как заправляют технику вблизи от линии фронта