Об этом, а также о методах реабилитации военных в интервью изданию Украина.ру рассказал военный психолог, полковник, ветеран боевых действий Алексей Захаров.
- Алексей Валерьевич, СВО имеет существенные отличия от всего, что было раньше - боевые действия малыми группами, использование беспилотных и безэкипажных аппаратов. Но есть и другие, например, активное участие на стороне противника структур, которые организуют информационно-психологические операции. Как военный психолог, могли бы вы классифицировать их и рассказать, как возможно этому противостоять?
- Тут некая неточность возникла по поводу исключительности, поскольку практически все войны, которые велись на нашей территории или с нашим участием, так или иначе выстраивались в системе идеологической или информационной войны. Обязательно.
Например, были специальные подразделения в вермахте, которые занимались этими делами во время Великой Отечественной. Были такие вещи и в Японии, и в Афганистане соответственно, просто по-разному.
Мы вот ,допустим, в результате информационной войны получили достаточно жесткие факторы, связанные с Афганистаном, с возвращением пленных, с позицией непринятия этой войны от многих людей внутри нашей страны.
То есть, надо понимать, что информационная война всегда сопровождает войну на поле боя, она всегда была, есть и будет. Понятно, что подразделения, которые ее ведут, они самые разные. Как правило, в большинстве своем их работа базируется на разведывательных подразделениях, то есть они действуют с позиции получения, сбора информации и ее реализации, в том числе за счет ложных слухов и дезинформации. То есть, эта история старинная на самом деле.
И важно понимать, что под эгидой ЦИПсО (Центра информационно-психологических операций Украины. – Ред.), работают две достаточно серьезные организации: одна американская, а одна английская с небольшим участием немцев. То есть это подразделения натовских спецслужб. У них в части ведения информационных войн большой опыт, особенно у англичан.
И ЦИПсО работает не только на пропагандистский фактор, но и создает серьезные психологические условия воздействия на население. Это все варианты, связанные с воровством денег, а также криминальные факторы. Подчеркну, ЦИПсО очень жестко использует криминальные элементы, чего даже немцы себе не позволяли в свое время.
В этот раз англичане и американцы используют маркетинговые технологии, которые определяют систему выуживания денег, измазывания людей и других вариантов воздействия, которые носят психофизиологический характер. Например, запугивание долгами, которые созданы тоже искусственно.
ЦИПсО и их хозяева работают с позиции жестких биологических медицинских технологий воздействия. Это вещи, которые связаны с выключением сознания людей и выстраиванием агрессивных зависимостей. На стариков это в меньшей степени действует, а вот на молодых пацанов особенно хорошо ложится.
И спектр таких инструментов широк, вплоть до использования современных вариантов воздействия на сознание в виде квестов и флешмобов. Иначе говоря, они формируют систему мобилизации молодежи.
Они не гнушаются ничем, даже создают психологические пункты помощи семьям наших бойцов и самим бойцам. Делается от имени наших психологов, российским бойцам и их родным предлагают как будто бы психологическую помощь, а на самом деле привязывают людей в системе зависимости. Это могут быть и наркотики, и алкоголь, и групповые зависимости.
Достаточно много таких групп, большинство которых раньше действовали с территории Харьковской области. Сегодня это в большей степени с Чернигова и Киева.
- То есть вбиваешь в поисковой строке что-то про психологическую помощь и можешь нарваться на ЦИПсО? Как отличить?
- Да, все так, и человеку, который не разбирается, очень сложно отличить, ведь такие подставные сайты даже расширение используют российское, никакого ua и прочих вещей, хоть как-то выдающих авторство ЦИПсО.
И самое страшное, что эти люди привязывают к себе пациентов. Поясню, как это происходит. У любой зависимости есть общая психофизиологическая основа или особенность. Это то, что зависимость не лечится, но легко трансформируется.
Да, все зависимости неизлечимы, все без исключения. Как только человек попадает в систему зависимости, его организм работает на дофаминовую реакцию.
ОТ РЕДАКТОРА:
Дофамин - нейромедиатор, служащий элементом "системы вознаграждения" мозга. В народе его называют гормоном радости, удовольствия. Отсутствие дофамина вызывает повышенную тревожность, бессонницу, постоянную усталость. Избавиться от этого состояния позволяет новый выброс дофамина, и со временем организм "хочет" его все больше и чаще
Вылечить это нельзя, можно либо создать условия для длительной ремиссии, чем, например, занимаются врачи, которые работают с наркоманами, алкоголиками и игроманами. А можно зависимость переключить. Помните, было такое направление как "анонимные алкоголики"? Что по сути там делали? Переключали зависимость от алкоголя на зависимость от групп. А можно переключить какую-нибудь зависимость на зависимость от проявления агрессии, например.
И вот ЦИПсО использует эту технологию. По факту, это то же самое, что и с "анонимными алкоголиками", только для этих зависимых создают ситуацию агрессивных факторов сброса эмоций. А это уже крайне опасная вещь.
- В одном из интервью вы как-то говорили, что на майдане в 2014-м как раз был проведен эксперимент по управлению этой зависимостью от агрессии. Что именно это был за эксперимент и кто его проводил?
- Прежде уточню, что любая цветная революция сопровождается определенного рода действиями, которые используются из раза в раз. Например, сжигание покрышек, броски брусчаткой, палаточные городки и обязательно – разворачивание революционных событий ночью. Все это – часть технологии цветных революций, разработанной известным Джином Шарпом.
ОТ РЕДАКТОРА:
Американский политолог Джин Шарп – автор той самой методички оранжевых революций под названием "От диктатуры к демократии". Вышла она в 1993 году и стала библией оппозиционеров по всему миру.
По сути, это сборник "рецептов" революции, куда входят, например, ночевки в палатках, факельные шествия и коллективное исполнение "песен".
Несмотря на очевидную причастность Шарпа к работе на ЦРУ и Госдеп сам он отрицает участие в десятках цветных революций по всему миру, организованных по его сценарию.
При этом СМИ известно, что в 2004 году на электронную почту Института Альберта Эйнштейна, основанного Шарпом, пришло письмо от украинского молодежного движения "Пора!". Юные оппозиционеры пожаловались ему, что самостоятельно перевели его книгу "От диктатуры к демократии", но денег на ее издание у них нет. Шарп отправил им 6 тысяч долларов, на эти деньги было напечатано 12 тысяч экземпляров.
И вот в этой технологии есть определенная закономерность, которая определяется со следующими действиями:
- —изоляция,
- —депривация,
- —фрустрация,
- —создание анонимного модуса.
- Поясните, пожалуйста.
- Сначала изоляция: человеку или группе людей ограничивают общение со социальной средой, чтобы сузить сознание, сконцентрировать его вектор в определенное русло.
Вы обращали внимание, что факельные шествия проходят ночью? Это как раз фактор изоляции, сужение круга восприятия до размеров того, что освещает этот факел.
Дальше депривация – это лишение человека базовых потребностей, то есть еды, сна и так далее.
Затем вступает этап фрустрации, и тут уже человеку давят на больные мозоли: чувство вины, чувство долга, ощущение несправедливости и тому подобное.
И наконец, последний фактор – это создание анонимного модуса, то есть снятие с человека ответственности за происходящее. На этом этапе появляются маски, капюшоны, одинаковая одежда, чтобы нельзя было различить конкретного человека как самостоятельную личность. Он не принимает решения, он ни за что не отвечает.
На майдане 2014 года спецслужбы Великобритании и США поставили эксперимент, чтобы проверить эти технологии и посмотреть, насколько люди становятся управляемыми.
Как, собственно, проходил этот эксперимент. Они разделили своих испытуемых на три группы: одним давали наркотик, вторым – энергетик, третьим – сладкую газированную водичку. Ну и смотрели, насколько люди были управляемы.
Выяснилось, что никакой разницы между поведением тех, кто употреблял наркотик и тем, кто пил сладкую воду, не оказалось. То есть все без исключения люди, которые подвергаются воздействию на психику этих четырех показателей, теряют свою личность и начинают действовать по принципу работы психологии толпы.
То есть за небольшое количество времени мы получили несколько десятков тысяч молодых украинцев, которых тяжело психологически травмировали, я сказал бы травмировали на всю жизнь. И с этими людьми нам придется потом разбираться достаточно серьезно.
- А разбираться как? Что мы в принципе можем с этим сделать, если зависимость не лечится?
- Социализировать их нужно. Я не берусь говорить слово "лечить", хотя, конечно же, они больные. А социализация - это как раз про создание той самой длительной ремиссии. И это тяжелая проблема, которую нам придется решать после того, как закончится СВО.
- Раз есть технология сознания зависимости и лишения человека личности, есть ли, скажем так, противоядие? Можно ли, грубо говоря, отмотаться назад?
- Одно дело, пока ты не попал в зависимость. Тут защититься можно с помощью воли. Однако с этим сейчас тоже довольно сложно дела обстоят, так как все маркетинговые технологии, которые выстраивали систему развития в Европе, построены как раз на подавлении воли.
Воля – это единственный механизм, который нас отличает от животного. Если подавить волю, ее место займет инстинкт. В результате мы получаем молодежь, которая действует инстинктивно. А мы удивляемся, почему они так жестоки. Потому что это действие инстинкта. Потому что волю у них убрали.
Насилие - это всегда отсутствие воли. И люди, которые действуют таким способом - не волевые, слабые. Я имею в виду с точки зрения их личностных качеств. Любого насильника возьмите, и вы увидите, что это человек в быту, в обычной жизни очень слабый. Чикатило тому – очень показательный пример.
- Но ведь из слабого человека нельзя сделать сильного. Тогда вернусь к своему вопросу – что нам дальше с такими людьми делать?
- Социализировать. Да, процесс это будет длительный. Социализация зависимых людей – это всегда длительный процесс. Не менее трех лет минимум. А сама трансформация зависимости может идти по двум сценариям.
Первый вариант – сужение сознания, но тогда из человека получится животное. А можно трансформировать зависимость, расширяя сознание, создавая для человека фактор развития. Другого пути у нас нет.
Да, за ними все равно надо будет наблюдать медицине, потому что это вещи очень сложные. Но самое главное – это все же определенная социальная среда.
- Какая, например?
- Примерно такая, которая была у нас в стране во время и после Великой Отечественной войны. Тогда действовала такая очень хорошая технология или идеология так называемого массового героизма.
Когда человек провозглашен героем, то само общество будет заставлять его поступать как героя, и спрашивать с него будут как с героя. Вот основная идея теории массового героизма.
Именно она позволила нам получить очень хороший результат по работе с ПТСР (посттравматическим стрессовым расстройством. – Ред.) после Великой Отечественной войны. То есть у нас ПТСР проявлялся в очень редких случаях, обычно при тяжелых физических инвалидностях.
Именно за счет того, что человека превозносили и одновременно с него много требовали, он был социально востребован, он все время стремился быть выше, сильнее остальных.
- Хватит ли у нас военных психологов в стране? Насколько я знаю, их уже начали готовить.
- Еще не начали, к сожалению. Пока с военными психологами беда, потому что недостаточно, например, получить диплом клинического психолога. Нужно продолжительное время, как говорится, просидеть у постели больного.
Ребята, кто посознательнее, пытаются залезть в любую дырку, чтобы узнать побольше. Вот сейчас я только вернулся из Новороссийска. Мы там проводили работу с "Бастионом". Это подготовка военных корреспондентов. Хороший курс, хорошо прошли.
- А с нашими бойцами, которые вернулись с СВО, вы работаете? Какие еще технологии сейчас используются, чтобы они смогли вернуться к мирной жизни?
- Если мы говорим вообще о системе реабилитации, социализации наших ребят, это вопрос комплексный, не один человек тут решает. Слава Богу, у нас возникла система, которая за это отвечает, с которой можно спрашивать за эти действия и которая, слава Богу, работает нормально. Это Фонд "Защитники Отечества". Там очень удачно выстраивается работа по героизации ребят и включения их в систему военно-патриотического воспитания школьников. Это очень важно.
Собственно, я сам вырос на ней, и сам глядя на стенды с портретами пионеров-героев, стремился быть таким же. Потом тоже хотел защищать Родину. В Афганистан я не попал, и очень сильно по этому поводу страдал, потому что герой жил во мне.
Зато потом я хлебнул это достаточно здорово, потому что все последующие за Афганистаном военные конфликты, которые были в нашей стране, я откушал полной ложкой. Начиная с осетино-ингушского конфликта, потом Чечня, первая и вторая кампании.
Моя война длилась больше 10 лет, это было очень тяжело. И меня тогда вытащила работа с детьми, которые оказались в трудной жизненной ситуации. Так что я хорошо понимаю, какое важное значение имеет среда. К счастью, в этом отношении политика государства повернулась лицом, и надо шляпу снять перед государством за то, что оно старается создать условия для социализации наших бойцов. Но государство и социальная среда – это только половина дела.
Вторая половина – семья. К сожалению, у нас в этом плане все не самым лучшим образом обстоит. Но и тут надо отдать должное государству: в 2022-м году президент подписал указ о традиционных ценностях, который поможет с точки зрения идеологии очень грамотно выстроить наше общество. И это очень важно, потому что без правильной среды нет социализации.
Боец после войны возвращается в первую очередь домой, к семье. И по-хорошему, работу по реабилитации его самого и его родни надо начинать с того момента, как только он на войну ушел, чтобы встречали его дома люди подготовленные, чтобы связь не прерывалась.
Все эти вещи крайне важны, потому что там другая жизнь. Вообще другая жизнь, там другой мир, там другая система отношений, она более жесткая, более тяжелая. Из нее трудно выйти, потому что она более естественная. Там ценности совершенно другие. Там человек спит в обнимку с тремя смертями сразу: со своей смертью, со смертью товарища и со смертью врага.
И самая легкая смерть, с которой можно договориться, это твоя собственная. А вот смерть товарища и смерть врага, она переживается очень трудно. Особенно смерть товарища. А когда он погибает не один? А когда ранение человек получает? Вот поэтому нам нельзя без социума и традиций, потому что они у нас заложены для проживания таких ситуаций. Другого варианта, кроме как прожить, пережить травмирующий военный опыт нет.
Читайте также интервью Александра Семченко о диктатуре на Украине: Выбрали кондитера — не сладко, поставили комика — не смешно