«Услышите эфпэвэшки — сразу прыгайте за борт! Знаете, как звучат? Хорошо. Вот и давайте, парни, удачи!» — закругляет инструктаж «волчий» замполит пока мы с Громовым подгоняем снарягу, толкаясь в узком коридорчике.
За окошком темно и холодно, а запах из столовой, где бойцы забрасывают в топку перед дальней дорогой, навевает воспоминания об ужине в детском саду. Кажется, что сейчас придет мама, проведет по волосам прохладной ладонью, возьмет за руку, и мы отправимся домой. Но нет.
Из сахарных размышлений выдергивает рокот могучего двигателя. Ребята вытаскивают на улицу генератор, ящики с боекомплектом, рюкзаки, матрацы и почему-то самодельную штангу.
— А помнишь, Федор, как мы прыгнули в пикап и за час домчали до Соледара?
— А теперь заходим ночью, на грузовике и с ротацией.
— Становимся здесь своими.
— Точняк!
На улице зябко и это проблема, ибо выезжали-то мы из вполне ранней осени, а тут вдруг едва ли не заморозки. Ну да чего уж теперь? В машине согреемся. Затушив едва прикуренные сигареты о край пепельницы, идем на погрузку.
Попутчики
Подножка скользкая от налипшей грязи. «Помочь?» — спрашивают из кузова. «Нормально», — отвечаю и через секунду вкатываюсь, как горбатый Колобок.
На матрацах возлегают трое. Крайний и самый общительный – Колыма. На ящиках с боеприпасами в меру уютно расположился Борода, до смешного похожий на актера Нагиева в молодости. Младший научный сотрудник с позывным Рэй, которого все называют Малой, все никак не усядется. То там угнездится, то сям, но мужики все кричат, что места он выбирает паршивые и к завершению поездки наверняка отобьет себе всякое. То и дело ему суют что-нибудь мягкое, чтобы не застудил и не отбил драгоценное. Малой огрызается. Все смеются.
— Дорога сколько займет, мужики?
— Часа три где-то.
— Сколько? Мы за полтора добирались.
— Так это тогда, а то сейчас.
— Вопросов не имею.
— А вы пресса, да?
— Она самая мы, да.
— Пацаны, нас снимать будут! Это и матом при вас ругаться нельзя?
— Не боись! Мы на пляжУ этом давно отдыхаем.
— Тогда подружимся!
Грузовик трогается и Рэй зачем-то кричит немногочисленным провожающим: «Мотивация должна быть всегда! Мотивацию надо поднять!» Дальнейшие расспросы покажут, что это популярный интернет-мем, о котором я даже не слышал, но пока мы хохочем без контекста. Поехали!
Как понять, что заезжаешь в недоброе место, сидя в кузове грузовика? Сперва машина остановится на блокпосте, затем погаснут фонари, а после и трафик иссякнет.
В углу кто-то включает фонарик и привлекает внимание Рэя. «Вот так нас и спалят!» — возмущается он. «А ничего, что мы с фарами едем?» — осоловело лыбится Колыма. «Да он выключил фары!» — не сдается Малой. «Ты мочишь? Мы тормозим, и "стопы" загораются! Сам посмотри!» — вклинивается серьезный Борода. Молодой боец отбрасывает край брезента, выглядывает и возвращается на место. «Рот закрыл», — сконфуженно признает он ошибку.
Комфортной трехчасовую поездку в кузове армейского грузовика не назовешь, но последние километры он «съедает» на бешеной скорости. Дорог здесь, может, и нет, а украинские FPV-дроны и другие летучие мерзости очень даже встречаются. Мой совет юным коллегам: не ленитесь возить с собой «пятиточечник». Благо что у парней нашелся лишний каремат, которым великодушно поделились с бестолковым гражданским.
Злые волки
Останавливаемся. Тихо. «Корреспонденты, ваша остановочка! При выходе из транспорта не забывайте свои вещи!» — доносится снаружи. Прыгаем за борт, осматриваемся. Сказать, что в Соледаре темно, — не сказать ничего. Ночи здесь чернее могильного дна, а сам город, к сожалению, мертв. Однажды здесь вновь заколосятся газоны и зазвучит детский смех, но пока это холодные развалины, в которых держат оборону российские войска.
Пока любуемся видами, машина отчаливает, а подоспевшие бойцы уносят куда-то ящики, сумки и ту самую штангу. Стоим в полной темноте, я, Громов и большой генератор. Стоим и друг дружку не видим.
Луч фонаря в глаза. «Парни, мне вас забирать?» — интересуется женский голос. Цепляем генератор и бодро шагаем вдоль мрачного здания, ориентируясь скорее на слух. Дальше — скрип двери с надписью «Волки», полоска света, глубокий подвал и длинный коридор. Здесь потеплее.
Штаб — просторная комната с коврами на стенах, винтажными советскими креслами-кроватями и умопомрачительно шикарным котом, который будто и сам знает, насколько прекрасен. Здесь нас встречает Депутат — командир одного из орудийных расчетов. Обещает накормить ужином и найти свободные койки. Ждем, курим.
В углу замечаю пыльный телевизор, допотопную игровую приставку SEGA, изрядно бывшую в употреблении, и стопочку картриджей. «Работает?» — спрашиваю восхищенно. «Депутат», увлеченный переговорами по рации, молча кивает.
За дверью с надписью «Тихий час» находим спальное помещение: четыре койки, тумбочки, стол с парой импровизированных пепельниц да горы снаряги. На одной из курток дремлет черно-белый котенок. Уютненько!
— Мужики, кто на дальней койке спать будет — не пугайтесь. Дырку видите? Ага! Вот из нее мыши лезут.
— Эт нормально. Их сейчас всюду много.
— Приятного все равно мало, но они вроде бы не кусаются.
Дверь за Депутатом закрывается и где-то неподалеку ложится снаряд. Тяжеленький. Дыра, из которой должны бы атаковать мыши, «выдыхает» облако пыли. Ребята на двух занятых койках даже не дергаются. Прилеты здесь нечто вроде фонового шума. Как вечерний прогноз погоды по телевизору или музыка в ресторане.
В столовой, где Федор ужинает, а я отогреваюсь кофе, перманентно что-то пищит. «Это чего такое?» — интересуюсь у добродушного повара. «Пищалка. Типа от мышей. В кухне стоит. Сходи, посмотри», — улыбается он.
За те пять минут, что уходят на мытье кружки, голова начинает кружиться, а выпитый кофе подступает к гортани. Зато мышей писк не смущает. Они бодро гоняют по столу, полкам и даже стенам. Очень эффективное средство! Очень!
Располага никогда по-настоящему не спит. Одни люди возвращаются с задачи, другие уходят, а третьи курят и болтают в уголочке, стараясь никому не мешать. Потому здесь не бывает по-настоящему темно и всегда найдутся свободные койки.
Волки, мыши и котики
Возвращение ребят с боевой работы пропустить невозможно. Сперва из коридора доносится топот ботинок, затем протяжное «ф-ф-фу-у-ух». Глухой стук автоматного приклада о бетонный пол, мерзкий хруст отрываемых липучек и звонкий щелчок дешевой пластиковой зажигалки.
— Привет, мужики! Вы откуда?
— Я из Донецка приехал, а Федор аж из самой Москвы.
— Ты небось из ополчения, а ты доброволец?
— Да нет же. Пресса мы.
— Ого! Это при вас и матом ругаться нельзя?
— Да вы будто сговорились!
Вновь прибывшего зовут Денисом. Позывной — Шантаж. «Эх, надо было вам сюда немножечко раньше приехать — когда город брали. Такой движ был», — вздыхает он. «Когда пустили, тогда и приехали», — парируем мы. Смотрю на патчи и складываю в уме. «Братец, ты из "музыкантов", да?» — интересуюсь. Выясняется, что да.
Шантаж убывает на поздний ужин, а мы с Громовым обсуждаем планы на утро. Худенькая кошка, прокравшаяся в комнату, увлекает котенка за кипу снаряги. Сразу видно, что кормящая мать. «Игорян, гляди!» — шепчет Федор, указывая куда-то за броник. Ба-а-а! Да тут их целое семейство!
— С котятами играете?
— Слушай, а черно-белый вроде старше других.
— Да это мы подобрали и кошке сунули. Вроде приняла.
— Что же это у вас полна горница котов, а мыши свирепствуют?
— Да вот что-то не ловят. Договорились, наверное. Кстати! Эта кошечка ночью приходит в кровать. Вы ее погладьте, приласкайте, и она уйдет по своим делам. А если белый придет — гоните. Он зазнался и наводит суету.
После этой фразы молодой, усталый и взъерошенный Шантаж кажется совсем мальчишкой. «Дениc, а давай интервью запишем? От поклонниц отбоя не будет!» — искушаю его. «Записать-то можно, а поклонницы мне ни к чему. Меня жена дома ждет», — демонстрирует он левую руку с кольцом на том самом пальце.
Далеко за полночь решаем, что пора отбиваться. Утром поедем снимать расчет гаубицы Д-20, а это значит, что вставать предстоит на рассвете. Не раздеваемся, но в спальных мешках вся равно холодно. Ковры на стенах здесь не уют создают, но парируют сырость. Даже летом подвал есть подвал, а тут еще похолодание это внезапное. Лениво думаю, что стоит надеть куртку, но день был длинным, а вне спальника еще холоднее.
«Гарри, подъем! Приходил Депутат. Сказал, что ехать пора», — шепчет Федор. Вспоминаю, где и зачем нахожусь: «Соледар, "Волки", артиллерия». Ага, можно ехать.
«Волчья артиллерия». Как поражать цели с двух выстрелов?
Наскоро «умывшись» бумажными салфетками, цепляем рюкзаки и айда вверх по лестнице. Дежурный открывает скрипучую дверь, и бритовка яркого света царапает глаз. Депутат ждет нас у УАЗика, ежится. Холод забирается под легкую куртку и моментально бодрит.
За рулем Депутат
«Как сейчас с эфпэвэшками?» — вяло интересуется Громов, закуривая. «Плохо, но мы взяли против них штуку», — отвечает командир расчета и открывает черный ящик, лежащий на заднем сидении. Внутри какие-то антенны, схемы, провода. Выглядит как что-то из фантастики 40-х. «Только головы профессора Доуэля и пары колб с разноцветными жидкостями не хватает», — думаю я.
— Депутат, ты почему Депутат? Так и не рассказал нам вчера.
— Да ну! Ничего интересного!
— Но-но, товарищ военный! Это очень интересно.
— Это еще с довоенных времен прозвище. Просто я такой человек… в любой момент мог собраться и уехать куда-нибудь к морю на пару дней.
— А работал ты депутатом?
— Да нет же! У меня рабочая специальность.
— Вот! Какой удар по украинской пропаганде: простой российский работяга может позволить себе море! А то у них мы ворованную «Нутеллу» на последних ежей намазываем, сидя на краденых унитазах.
Надо понимать, что старенький УАЗ — это вам не мягонький «Патриот», а дороги Соледара скорей направления: разбитые, усеянные воронками, уставленные сгоревшей техникой. Потому разговор наш больше походит на череду выкриков, прерывающуюся возгласами а-ля «блин, опять язык прикусил». Автомобиль, очень метко прозванный «козлом», скачет по ухабам так бодро, что даже на заднем сидении приходится держаться как следует. Ибо не едем — летим! А как иначе, коль на небе ни единого облачка? Погодка — в самый раз для работы вражеских беспилотников.
Навстречу то и дело выскакивают джипы, грузовики и квадроциклы. По здешним меркам, трафик очень даже плотный. Сам же город со дня моего последнего визита изменился едва ли. Разве что наших войск, по моим ощущениям, стало заметно больше, да транспорта сгоревшего на дорогах прибавилось. Пыль вот дождями прибило маленько, что не может не радовать.
«Вот и приехали! Можно пока покурить. Только встаньте под дерево, а то мало ли», — напутствует Депутат. Проверяем технику. Сейчас начнется работа.
Бац-бац, и в цель
Хотя тут и там звучат то взрывы, то стрельба, утро в мертвом городе кажется тихим и даже умиротворяющим. Хочется взять кружку горячего кофе, присесть на скамейку и уткнуться взглядом в горизонт, но минут через пять из укрытия выходит расчет. Коротко поздоровавшись, бойцы увлекают нас за собой.
«Пресса, мы работаем планово — по заранее разведанной цели. Стрелять будем три раза. После этого маскируемся и валим в укрытие. Успеете отсняться?» — вопрошает Депутат, перемахивая через лужу.
«Всего три?» — удивляется Федор. «А сколько надо?» — зеркалит его Депутат. Знаем подразделения, которые и десять засандалить могут, чтобы цель отработать», — объясняем мы едва ли не хором. Провожатый лишь пожимает плечами.
Наблюдать за работой слаженного коллектива — отдельное удовольствие. Каждый знает свое место, каждый действует в унисон с товарищами. Кажется, что ребята читают мысли друг друга, хотя на самом деле все это — результат тяжелой работы на полигонах и непосредственно тут — на позициях.
Двое снимают маскировочную сеть и являют миру ее — гаубицу Д-20, способную швырять в сторону неприятеля железки размером с торс далеко не самого тощего человека. На стволе белой краской написано: «За Стаса!» Здесь это самое обычное дело. Каждый потерял кого-то. Каждый мечтает посчитаться.
«Так, мужики, только позицию не засветите, а то ну его на фиг!» — просит боец в сложносочиненном бронежилете и «балаклаве». Наклоняется, чтобы взять снаряд. На затылке вижу патч «Судебный пристав». «Разных людей война собрала», — думаю, вспоминая историю о том, как полицейских спецов попросили отремонтировать беспилотник для штурмовиков, которые оказались «кашниками». Приносят товарищам полицейским птичку, и те на борту видят надпись «Жизнь ворам», оставленную каким-то шутником. И смех и грех.
После короткого, но весьма мудреного радиообмена, бойцы заряжают и наводят гаубицу. Огонь, понятное дело, будет корректировать оператор БПЛА. Старший передает координаты, наводчик крутит рукояти. Становится тихо.
«Орудие!» — кричит старший. «Выстрел!» — отзывается боец и дергает шнур. Времени, затраченного на произнесение им первых четырех букв, хватает на то, чтобы отвернуться, раскрыть рот и закрыть уши пальцами. Последние три сметает рев пробудившейся гаубицы.
Зубодробительно
Активные наушники парируют звук, но выстрел — это еще и вибрация, которую ощущаешь кожей, мясом, костями и особенно — зубами. Кажется, будто эмаль отслаивается, желая убраться подальше.
Дальше — мгновения. Один боец цепляет еще дымящуюся гильзу, другой подтаскивает новый снаряд, третий надиктовывает координаты, а четвертый корректирует орудие. Слушаю воздух — тихо. Ну и ладушки.
«Орудие!» — кричат где-то слева. «Выстрел!» — отвечают справа. Молот плющит наковальню. «В укрытие!» — командует Депутат, посовещавшись с говорящей коробочкой.
«Как в укрытие? Может, и гуманитарий, но до трех я считать умею», — возмущаюсь мысленно, но с расспросами пока не пристаю. Может, «крыло» поблизости заметили, а может, еще чего. На войне переменных больше, чем хотелось бы.
В три секунды расчет укрывает орудие и уходит с позиции редкой колонной. Не бегут, но и не мешкают. Мы следуем их примеру. «Давайте в машину», — говорит «Депутат», и мы ныряем в салон.
— Чего случилось-то? Ты ж говорил, что три выстрела.
— Зачем три, если первый — накрытие, второй — прямое попадание?
— Да ладно!
— Серьезно!
— Да как?
— В смысле? Разведали, передали координаты, а наводчик нормально навелся. В результате попадаем если не с первого, то со второго раза.
— Солидно!
Минут тридцать спустя возвращаемся в подвал артиллеристов, как в дом родной. Тут нам сообщают, что на позиции «кашников», с которыми познакомились летом, пробиться сегодня удастся едва ли, но стоит подождать. Быть может, что ближе к ночи обстановка улучшится.
В кухне знакомимся с «Месси» — «кашником», который только-только вернулся после выполнения задачи и заглянул сюда по той же причине — выпить кофе.
Туда и обратно
История у «Месси» не уникальная, но весьма необычная. Дело в том, что добровольцы, прибывшие из мест лишения свободы, как правило, идут в штурмовики. Операторы среди них встречаются крайне редко. Хотя у «волков» к спецконтингенту отношение особое: надел шеврон — ты «волк». Безо всяких там «но» или «если».
Контракт свой боец почти отслужил и вот прямо сейчас думает, куда идти дальше. И образование приличное, и опыт работы, но и с парнями остаться хочется. «Уйдет, погуляет месячишко и подпишет новый контракт», — говорят про таких бывалые товарищи. Война как таковая засасывает единицы. Другое дело — свои пацаны, которые вот прямо сейчас воюют без тебя.
Внезапно поступает предложение — вернуться и отработать по еще одной цели, и мы спешно допиваем свой кофе. Все тот же УАЗик, все та же позиция, но другой командир: коротко стриженный, небритый, сонный и резкий. Всю ночь он работал в полях, вернулся ближе к полудню, мечтая поспать, но вот снова работа.
Дальше история повторяется даже в мельчайших подробностях, а потому и рассказывать бессмысленно. Главное — цель поражена с двух выстрелов.
— Слушай, вы как это делаете? Тут ведь либо чудо, либо фокус.
— Да какое там чудо? Нормальное командование, нормальная разведка, нормальная корректировка, нормальные стволы и нормальные снаряды. Больше для успеха ничего особо не надо, поверь.
— Стволы да. Стволы — больная тема.
— Мы тщательно следим за орудиями. Если что, принимаем меры. Если стволы «усталые», то можно сколько угодно стрелять, а никуда не попадешь.
— А расчет?
— Не, ребята молодцы. Это мои ребята. Хорошо работают, но чуток зазнались в последнее время.
— На людей, которые попадают со второго раза, молиться нужно!
— Обойдутся. Дисциплина — это наше все.
Современная оборона города — это, как правило, подвалы. Хорошо для бойцов, поскольку и плита над головою крепкая, и в землю зарываться не надо, но для журналистов — такое, ибо темно и никакой тебе картинки. Именно поэтому весть о том, что никаких телодвижений больше не будет, а транспорт подхватит нас глубокой ночью, принимаем без энтузиазма.
Кто ходит в гости по утрам
Заливаем горе сладким чаем и заедаем галетами. «О! Старые знакомые! Вы как тут?» — гремит из коридора. Ба! Да это ж Колыма с Рэем — ребята, с которыми сюда заходили!
— Как дела, пацаны?
— Хорошо тут у вас!
— Да? Так сейчас контракты принесем. Подписывайте и оставайтесь.
— Нас в редакции не поймут. А вы тут какими судьбами?
— Пришли записаться на ужин, чтоб и на нас приготовили.
— Готовят здесь очень даже.
— В гости к нам хотите?
— А почему бы и не да?
Сообщив дежурному, что убываем к соседям, выбираемся на простор. «Так! Нам вправо или влево?» — тормозит Колыма. Осматриваюсь: с одной стороны дом горит, с другой руины какие-то, а где-то неподалеку падает и рвется. «Так, блин, Сусанин!» — делаю строгие глаза. «Да шучу я, шучу!» — поднимает он руки.
По дороге мужики жалуются, что сменщики — поросята. Им, дескать, пятизвездочный подвал оставили, а они его за две недели в свинарник превратили. «Главное — мыши повсюду! Повсюду мыши!» — сокрушается Рэй.
На месте выясняется, что ребята не врали. Так это мы уже порядок чуть-чуть навели, — грустит командир группы — кавказец лет сорока. «Злые мыши!» — написал кто-то в отчаянии прямо на стенке. Подозреваю, что Рэй.
Пока суд да дело, Колыма, с комфортом расположившийся в импровизированном кубрике, показывает фотографии деток, которых у него четверо: трое девчонок и мальчик.
— И что ты здесь делаешь, многодетный отец?
— Так уехали же все из Соледара. Колыма у нас не просто так. Он секретное оружие Путина. Будет популяцию восстанавливать.
— Тогда нужно его в Штаты десантировать, а лет через десять выберем там своего президента.
Волк тоже человек
Отдельное удовольствие — наблюдать пикировки Колымы с бойцом постарше, которого тот зовет либо Толстым, либо Старым. Штука в том, что на гражданке эти двое были соседями. Здесь тоже селятся рядом, бесконечно ворчат друг на друга и беззлобно подкалывают.
В комнату заходит Рэй, который наконец-то снял «балаклаву» и выглядит, как и положено девятнадцатилетнему мальчишке — как юный модник с рок-концерта.
«Месье прибыл к нам прямо из барбершопа?» — подначиваю я. «Вот так с порога хамите? И зачем я только пришел к вам?» — вздыхает парень. «Как? Пообщаться с интересными людьми. Нет?» — улыбается Федор. «Да ну-у-у!» — протягивает Малой, но почему-то садится на ящик и закуривает.
Рэй — доброволец из ЛНР. В начале СВО пошел в штурмовики. Дальше — к «волкам», в артиллерию. Но даже с таким бэкграундом, мальчишка остается мальчишкой: аниме, «ТикТок», видеоигры и другие нехитрые радости жизни.
— Малой, так ты у нас хипстер?
— Знаешь, как интересно бывает, когда в отпуск вернешься, переоденешься в гражданское и какой-нибудь мужик в магазине скажет, что настоящие мужчины воюют, а ты какой-то ненастоящий?
— И что ты ответил ему?
— Да ничего. Что-то из документов сунул под нос, и ты бы видел его глаза.
«Пресса! Пресса! Тут "кашник" пришел. Говорить с вами хочет!» — кричат откуда-то сверху. Заинтригованные, мы поднимаемся и встречаем пожилого дагестанца в бронежилете, надетом прямо на свитер. Позывной у него — «Ягуар».
Мужчина принес мед в сотах, собранный на оставленной кем-то пасеке, за которой до поры военные присматривают. Хочет, чтоб мы записали его обращение к Зеленскому и всю дорогу приговаривает: «Я ему скажу! Я хочу ему говорить! Э-э-э! Как можно детей стрелять, а? Я хочу говорить с Зеленски».
Мед приходится кстати, ведь буквально за час до этого ребята набрали грецких орехов, а всякий знает, что орехи с медом — первейшее дело, когда на улице осень.
За следующие два часа мы успеваем прогуляться на позиции ребят и послушать лекцию о работе с гаубицей Д-30, смастерить хитроумную мышеловку, услышать и рассказать великое множество военных историй. Но ужин все ближе, а это значит, что нужно идти. Да и по рации журналистов запрашивают. «Не отдадим! Мы подружились, и теперь они будут жить с нами!» — отвечает Колыма.
До рассвета
Без ПНВ, тепловизора или хотя бы фонаря на здешних улицах после наступления темноты делать нечего. Впереди идет весельчак Колыма, за ним плетемся мы с Федором, а Рэй замыкает колонну. «Пс-с! Не оборачивайтесь. Сзади свет», — шепчет он, когда выходит на бетонку. В ту же секунду тишину разрывают щелчки затворов. Шутить никто не намерен. А то мало ли кто ночью ходит. ДРГ противник засылает регулярно и регулярно же теряет. Дальше идем осторожно, но быстро.
Ночевать приходится в городе — транспорт не может пробиться. Это нормально. В предрассветных сумерках, пожелав ребятам удачи, выезжаем к месту выгрузки БК, где перебираемся в грузовик. «Шустрее, пацаны, шустрее! Стоять здесь опасно», — торопит водитель. Изо рта его вырывается облако пара. Спустя час дикой гонки по бездорожью он щелкает застежкой бронежилета и сообщает: «Все, здесь относительно безопасно».
А где-то сзади просыпается артиллерия. В мертвом городе, который однажды вновь станет живым, начинается какой-то там по счету день войны.