Также он рассказал, что помогло ему пройти тяжелые испытания.
— Ян Ильич, вы известны как глубоко воцерковленный человек. Чем отличается ритуальное православие от истинной веры?
— Разница в том, что человек, который верит в Христа и является чадом его Церкви, находится в постоянном общении с ним, часто обращается к нему с молитвами.
Номинальный христианин живёт совершенно иначе и вряд ли понимает, что такое Церковь Христова — для него это больше выглядит как дань традициям (при этом я совсем не против соблюдения традиций).
Например, номинальный христианин может принести на Пасху ко храму колбасу и алкоголь в корзинке, постоять с ними возле святыни, подождать, пока священнослужители их сбрызнут водой, и убежать.
С моей точки зрения, это как минимум бесполезно и огорчает как истинно верующих, так и самого Господа.
— Как в таком случае на Украине, где столько истинно верующих людей, православие стало частью военной политики? Как украинцы дошли до того, что выгоняют монахов из Киево-Печерской лавры, сажают священников, забирают людей прямо из Крестного хода на фронт?
— Те люди, которые штурмуют храмы, выгоняют и бьют священников, — не христиане.
Дело в том, что церковные вопросы используется политиканами (я даже не могу их назвать политиками) в своих интересах, для решения каких-то личных политзадач — совершенно без понимания того, с чем и с кем они имеют дело.
Для таких людей Церковь Христова — это просто некое сообщество, партия, контора, которую можно использовать, например, для электорального приращения.
Но это не имеет никакого отношения к Церкви, которая является богочеловеческим организмом. Церковь (в переводе с греческого «дом Господа») — это собрание, во главе которого стоит Христос, а составляют ее крещенные люди: живые и отошедшие в мир иной вместе с ангелами, святыми и Богородицей.
Вопрос к тем, кто бьет прутами священников или ломает им пальцы: для вас в этом заключается определение Церкви? Нет, конечно. Для них это просто некий дом, который можно захватить, разрушить, разворовать.
Я бы назвал этих людей дикарями, которые не понимают, с каким сокровищем они имеют дело, и используют святыню как средство для разбивания кокосов, образно говоря.
Церковь для политиканов — еще одно средство для добывания денег, получения или укрепления власти.
— На ваш взгляд, правильно ли, что Московский патриархат и Украинская православная церковь (УПЦ) не использовали религию в политических играх? Сейчас, например, со стороны украинской армии (ВСУ) сейчас идут призывает убивать православных, которые участвуют в Крестных ходах…
— Сложный вопрос.
Во-первых, давайте сразу определим: Украинская православная церковь является автономной частью Русской православной церкви (РПЦ). Сейчас это замалчивается на Украине, особенно после мая 2022 года [когда Собор Украинской православной церкви объявил о независимости]. Но это правда — нравится кому-то или нет.
То, что патриарх Кирилл не поминается или не всегда поминается на службе в храмах на Украине, не означает, что он перестал быть главой Русской церкви, частью которой является УПЦ.
Во-вторых, нужно определить, какова цель Церкви. Ее задача — создать условия, чтобы человеческая бессмертная душа, несмотря на все свои падения и преступления, все-таки спасалась для вечной жизни с Богом. Я могу пойти в храм, обратиться к своему Создателю и попросить простить меня, и он простит.
То есть Церковь — это вообще не про политику.
По идее, мы, верующие Украинской православной церкви и Русской церкви, просто хотим, чтобы политики и власть нас оставили в покое и дали возможность осуществлять свою главную миссию — вести народ России и Украины к спасению во Христе.
При этом, я считаю, что Церковь должна давать нравственную оценку поступкам того или иного деятеля. Подчеркну — именно нравственную, а не геополитическую или политическую.
Если же такая оценка вызывает гнев или ненависть у кого-то, то это говорит прежде всего о них самих — правда глаза колет. Если какой-то служащий ВСУ, украинский министр или депутат чувствует ненависть к православной церкви, ему следует задуматься, откуда у него это. Злоба идет от дьявола, а не от Христа.
— Как Церковь может защитить себя? Какие у нее есть инструменты, помимо молитвы и обращения к Богу?
— Знаете, сейчас есть такое модное выражение «центр принятия решений». Церковь имеет доступ в главный центр принятия решений — возможность обращаться к Господу, от которого зависит и судьба Зеленского, и русского народа, и украинцев, и моя, и ваша — всех живых и усопших людей.
Церковь имеет возможность обращаться к Владыке мира.
Церковь, с моей точки зрения, может собираться на большие молитвенные стояния и таким образом заявлять свою позицию. И она ранее это делала на землях Украины. Я сам участвовал в собрании возле Верховной Рады, не раз ходил с Крестным ходом.
Есть такая особая форма молитвы — Крестный ход. Это когда по земле идёт много людей молящихся и от земли к небу восходит просьба о помощи.
Церковь также может делать различного рода заявления и обращения — и она это делает.
В конце концов, есть акты гражданского сопротивления. Например, сейчас в Киево-Печерской лавре находится группа людей, которые там закрылись и отказываются выходить; их там морят голодом. Да, безусловно, это форма протеста — Церковь имеет право на такие действия. Главное — все должно проходить без насилия.
Что касается массовых протестов, то сегодня руководство УПЦ считает, что это «недоречно» [в переводе с украинского — неуместно. — Ред.]. Я не берусь их судить. Думаю, несмотря на гонения, и в нынешнем году, в июле, верующие Украины были готовы идти традиционным ходом на День крещения Руси. Но священноначалие не рискнуло созывать людей в Киев.
Кстати, в некоторых православных странах, например, в Сербии, если политик, депутат запятнал себя гонениями или оскорблениями в адрес Церкви, если он крещён, его просто отлучают от нее. Такое действие говорит о том, что, дескать, этот политик больше не наш. И, вы знаете, на некоторых людей это действует.
Я думаю, опыт Сербии может быть нам полезен и применен у нас.
— Многие говорят, что в заключении нужны новые источники сохранения силы. Что помогало вам во время пребывания в тюрьме?
— Я не знаю иных источников кроме молитвы и веры, чтобы сохранить силы, выдержку, терпение в заключении. Не кулачки же держать, используя магизм диких племен, — мне, знаете, говорили: «Мы держим за тебя кулачки»... Смешно.
Конечно, тюрьма, даже если ты здоров, — это мука, и без молитвы и обращения к Богу невозможно в ней выжить. Нельзя свободно выйти на улицу, впереди безвестность, ты лишён привычной жизни, близких. Людям без веры в заключении очень тяжело.
Я молился и за меня молились тысячи людей во всём мире — мне писали с поддержкой из Болгарии, Канады, Америки, Германии.
Я постоянно чувствовал поддержку близких и незнакомых людей, молитвенную и материальную; люди собирали по 40–50 гривен и отсылали их моей дочери — на адвоката, на сложнейшую операцию, на тот же самый залог, под который меня отпустили.
До последнего часа я не знал, обменяют меня или нет. И вот, Господь услышал — мой обмен и освобождение случились именно по молитве людей церкви.
— Действительно ли местные авторитеты в украинской тюрьме не приемлют бандеровщины и поддерживают политзаключенных?
— Мне трудно объективно судить: я ведь меньше полугода пробыл в Лукьяновской тюрьме, а потом был выпущен под залог. Как сказал один мой знакомый, в каждой камере свой мир.
Есть, конечно, авторитеты, которые поддерживают местную украинскую власть и настроены антироссийски. Но в основном всем до лампочки твои политические взгляды — они смотрят, какой ты человек.
Мой товарищ Саша Кононович, который вместе с братом, к сожалению, сейчас ещё находится под домашним арестом, рассказывал мне такую историю. Он — коммунист, антифашист, попал в одну криминальную камеру, где были люди других взглядов (смесь язычества с фашизмом).
Его спросили: «Ты что, коммунист?». Он ответил: «Да, с 17 лет я коммунист». Его честность оценили, но все вещи отобрали, стали за ним смотреть, а через полтора месяца он стал, что называется, «своим».
[Левых активистов Александра и Михаила Кононовичей задержали на Украине 2 марта 2022 года, и они находятся сейчас под домашним после нескольких месяцев в СИЗО.]
— На ваше творчество как-то повлияли репрессии? Может быть, вы хотели бы описать этот период в книге, тем самым поддержать других политзаключенных на Украине?
— Я про творческие планы не люблю рассказывать, но вам кое-что скажу.
У меня есть благословение на литературное воплощение того, что я пережил и передумал. И я уже написал и опубликовал несколько фрагментов книги, которые называются «Записки "зрадныка державы"».
Надеюсь, они помогут кому-то, кто оказался в похожей на мою ситуации, и в любом случае останутся как память для моих детей и внуков.