«Ох ты ж блин!» — кричит коллега Фёдор Громов с заднего сиденья.
Мгновенье назад наш «Патриот» неловко прыгнул с бордюра — большая чашка горячего чая, которым Фёдор мечтал вылечить простуженное горло, расплескалась по салону, как синева в день десантника.
Бодрящий и согревающий
А ведь еще на заправке я почуял неладное.
«У нас большие стаканы без крышечек», — равнодушно брошенное сонным клиентам, нервная реплика волонтера «Каджита» насчет отставания от графика и просьба Федора ехать аккуратнее слились воедино и вылились в отчаянный крик журналиста, а также на мой бронежилет, Федоров рюкзак и коробки с гуманитарной помощью.
Поездка набирает обороты.
Едем в ЛНР. Если совсем конкретно, то в Кременную, ставшую одной из горячих точек Луганщины. Едем с ребятами из группировки «Повернутые на волонтерстве», ибо практика сто раз показала, что с добровольными помощниками фронту и договориться, и выехать куда-то проще, чем с официальным Минобороны.
К тому же волонтерам солдаты обычно рады, а журналистам — как получится. На втором году войны фронт по большей части держится на тех самых горизонтальных связях, формирование которых столь активно продвигал покойный Максим Фомин.
С ним, кстати, прошлый раз в Кременную и ездили. Волонтеры, правда, тогда были другие — из «Гуманитарного батальона», ныне переименованного в «Народную команду Владлена Татарского».
Температура в ту пору была пониже, грязи на дорогах больше, а пыли — меньше. Главное, морального ресурса и драйва хватало на всех. Теперь подустали, да и Максима с нами давно уже нет.
Но всё равно едем.
Если брать среднюю температуру по палате, дороги в ЛНР заметно лучше, чем в ДНР. Прифронтовые районы, понятно, в расчет не берем, ибо там, где катается бронетехника, дорог не может быть в принципе.
Даже с учетом перекуров, заправок и остановок на блокпостах, к Счастью, условно разделяющему республику на старую и новую Луганщину, добираемся часа за три.
— А Халк сегодня дежурит?
— Сейчас его нет.
— Увидишь — передай, что Каджит привез ему то, что обещал.
— Передам. Счастливого пути.
«Халк» — позывной здоровенного бойца лет сорока с лишним отроду. Накануне тот с пристрастием досматривал автомобили волонтеров, и результатом сего акта бдительности стала новая дружба.
Забегая наперед скажу, что Халка мы встретим уже поздней ночью и тот будет светиться от радости из-за того, что о нем не забыли. Суть вопроса — яркие магниты с артом DaZbastaDraw. Подобно малым детям, солдаты высоко ценят внимание.
Жизнь в мертвом городе
Дальше — хвойные леса, бесконечные следы войны и следы войны на хвойных лесах. Длинные участки их выгорели дотла. Едешь-едешь, а вдоль дорог лишь черный песок да такие же черные остовы сосенок. А ведь когда-то здесь пахло хвоей.
— Федь, а что это впереди?
— Если мне не изменяет память, то это завод «Азот». Но точно не помню.
— Похоже на какой-то завод, ага.
— Если слева все разбито к чертовой матери, то наверняка «Азот».
— Оно разбито к чертовой матери, но здесь буквально все разбито к чертовой матери.
— Ну тогда я не знаю.
Северодонецк вроде наш, но город практически мертв.«Мариуполь на минималках», как выразился один мой коллега.
Тем не менее среди в хлам разбитых домов и сгоревших магазинов бродят гражданские люди. Глядь — абсолютно мирный автомобиль у подъезда. Понятно, что рано или поздно восстановление и сюда доберется.
Понятно, что линия фронта вспахала землю не так далеко от Северодонецка, как многим хотелось бы. Но понятно и другое: помощь, которую знакомые волонтеры по личной инициативе таскают местным старикам — это капля в море. А зима всегда близко.
В прошлый раз из Северодонецка в Кременную мы гнали настолько быстро, насколько позволяли убитые дороги и местный танково-бронетранспортерный трафик. В бронежилеты и каски упаковывались на выезде из города, поскольку артиллерия противника не замолкала, а в небе роились украинские беспилотники.
Да и по городу неслись сломя голову, поскольку мины ложились не реже, чем на окраине любимой Петровки.
Тише громкого
Но с тех пор фронт заметно продвинулся, и железки наши валяются на заднем сидении, мешая ошпаренному и простуженному Громову вытянуть ноги.
— Ну и где тут лютая жесть, как мне докладывали некоторые?
— Зимой тут и в самом деле было жарко, но сейчас — вполне мирненько.
— Человек, который стращал меня, летом ездил.
— Тогда я не знаю. Обстановку сам видишь.
Боец на блокпосте сообщает, что мирных в городе осталось немного, но люди есть. Не все, мол, выехали. В прошлый раз у нас тут спрашивали какой-то пароль, но в итоге пустили без него. Сейчас не спрашивают — пускают по документам.
Надо полагать, что старая концепция безопасности не оправдала себя.
Смотрим в окна. Судя по тому, что я вижу, характер обстрелов здесь тот же, что в Донецке и других городах ДНР: прилеты по улицам и частному сектору, но минимум поврежденных многоэтажек.
Это, если кто вдруг не разбирается, намекает на два момента. Во-первых, российские военнослужащие не оборудуют позиции в жилых многоэтажках. Притом что в военном смысле это весьма удобно.
Во-вторых, обстрелы направлены против гражданских, которые нет-нет да и выйдут на улицу. В этом смысле удар по стоянке у магазина куда эффективнее, чем в крышу жилого дома. Снаряд попадает в асфальт, а осколки далеко разлетаются и косят всех, кто не прыгнул в укрытие.
Немудрено, что улицы пустые. В немногочисленных открытых магазинах, впрочем, теплится жизнь. Здесь люди встречаются, обмениваются новостями и делятся наболевшим.
— Зимой в этом магазине писали комментарии людей, и где-то рядышком ка-а-ак прилетела мина.
— Не в магазин?
— Нет, но тряхнуло нас знатно.
— А теперь он закрыт.
— Помнится, что уезжать хозяева не планировали, но время идет, а терпение людское... сами знаете.
«Много людей осталось в городе?» — интересуюсь у продавщицы одного из немногих открытых магазинов.
«Прилично. Думаю, что где-то половина людей уехала, а остальные живут», — бодро отвечает она.
По улицам Кременной
Просим бутылку воды без газа — тянет из-под прилавка. Газированную, мол, оплатите, а эту берите даром. «Как даром?» — удивляемся мы. Женщина объясняет, что водичка гуманитарная, ею не грех поделиться. Самой, дескать, хватает.
— Как с военными живется? Не обижают вас? Только честно!
— Да хорошо живется. Дружим.
— Точно?
— Знаете, я в принципе со всеми дружу, а ребята очень хорошие. Надо — помогают. Нет, хорошо мы с ними живем.
В углу замечаю огромную упаковку энергетиков. Марку за толстой пленкой не разглядишь. Показываю Федору. Смеемся. На войне энергетик самый ходовой товар. Разве что в магазине игрушек его сейчас не найти.
Выбираемся за город, ибо нам дальше — к позициям. Ищем стелу для красивого фото, но что-то более или менее похожее окружено солдатами.
— Давайте сфотографируем!
— Слушай, здесь прифронт. Если ты сейчас выскочишь из машины и начнешь что-то фоткать, то ночевать будем в комендатуре. И это в лучшем случае.
— Не очень-то и хотелось.
На крайнем блокпосте долго объясняем, что да, знаем, куда приехали, и понимаем, что дальше опасно, однако же нас ждут и посылку ребятам нужно передать. Махнув рукой, боец пропускает.
А буквально в пятидесяти метрах ждут ребята из 2-го батальона 448-го полка: Александр и «Газпром». Каджит привез им настоящее сокровище — противодронное ружье.
«Вот это спасибо так спасибо! Официально первая дронобойка в нашем подразделении!» — радуется Александр, вскрывая солидный черный кейс.
Выходные за городом
Тем временем ребятам из волонтерской группы замечают в кустах импортный противотанковый гранатомет а-ля NLAW.
— А посмотреть можно?
— Посмотреть можно, а руками не трогайте!
— Почему нет?
— Да потому что он заминирован.
— В нейтралке много такого добра валяется. И оружие импортное, и бронежилеты, аптечки, разгрузки. Все заминировано.
Излюбленный трюк ВСУ — заминировать что-нибудь ценное и оставить на видном месте. Авось кто неопытный подвернется и схватит. Новички любят импортные трофеи. А если гражданский какой схватит и подорвется, так наверняка же «сепаратистом» был. Такая вот сермяжная правда жизни.
Газпром — мужчина суровый, но улыбчивый. Правая нога его упакована в нечто красное, напоминающее чулок от ОЗК. Грязи вокруг предостаточно, однако же «чулок» этот всего один. Почему? Пока я размышляю, Федор заводит беседу.
— А почему эта штука одна?
— А сколько надо?
— Так... на левую ногу.
— Зачем?
— Грязь же.
— А-а-а! Так это не от грязи. Это мне пальцы оторвало. Ну... что-то оторвало, а что-то раздавило. Пришили, наложили повязку, а мужики мне к ступне железку присобачили, чтоб на педаль в машине давить мог. Ну и чехол этот сверху.
Лесная специфика
Обращаю внимание на красные повязки, с помощью которых ребята отличают своих. В прошлом году, как правило, это либо скотч был, либо крашеное тряпье. Сегодня — что-то фабричное.
— Как обстановка, братики? — спрашиваю.
— Да как? Работаем. Противник стал действовать подлее. То из минометов исподтишка обстреляет, то с беспилотника на голову что-нибудь сбросит. Но мы на месте не сидим. Потихоньку двигаемся, — отвечают бойцы.
Слово за слово выясняется, что Газпром — полевой медик. Говорит, что к осколочным ранениям в последнее время добавились ожоги. Достает из кармана телефон, демонстрирует обожженные ноги, руки, спины. Контент не для слабонервных.
Пациентов ласково называет «мои ребята». Хвастается, что недавно гуманитарщики передали квадроцикл для эвакуации раненых, который сильно упростил работу.
Леса в тех местах хвойные — на машине не развернешься. Плюс песок, в котором после дождичка застрянет все что угодно. Квадроцикл здесь самое то. В полях, к примеру, микроавтобусы да «нивы» отвечают за эвакуацию, а тут лучше квадрика не сыщешь. Тоже специфика, которую нужно учитывать.
Не знаю, на что здесь противник надеется. Здешние леса буквально напичканы российскими войсками, которые возводят все новые и новые укрепления. По-хорошему, сложить бы украинцам оружие и бежать со всех ног с луганской земли. Так ведь нет же — кусаются.
Пыль и вода
На обратном пути заезжаем в Сватово и полчаса «тошним» по грунтовке за танком. Пацаны с башни машут — обгоняйте, мол, не дышите пылью. Да только обгонять здесь негде.
В районе Сватова — волонтерская рутина: передать гуманитарку, обсудить ситуацию, помолчать о погибших. Десятки историй, которые, к сожалению, пока нельзя пересказывать. Когда-нибудь — возможно.
На одном из блокпостов ребята просят воды, и мы протягиваем «гуманитарную» бутылку.
— А пятилитровой хотя бы нет?
— Нет, пацаны. У вас совсем нет воды?
— Нету. Жарко. Она быстро заканчивается. А мы луганские мобилизованные. Нам никто ничего не везет.
— На обратном пути завезем.
Крюк стоит нам двух рессор, но литров сто к закату мужикам привозим. Те разве что обниматься не лезут. Очень уж знойный денек.