Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Войска НАТО могут принять непосредственное участие в конфликте на Украине, заявил бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен в беседе с Guardian 7 июня.
— Евгений Леонидович, насколько реально участие войск НАТО, в том числе поляков, в войне против России на стороне Украины, о чем сказал Расмуссен?
— Он сказал немножко иначе: если НАТО не будет заниматься гарантиями безопасности Украине, то отдельные государства — не как члены или часть Альянса, а как суверенные страны — могут ввести войска на Украину. И упомянул как пример Польшу и Прибалтику. Технически такое возможно, политически — достаточно вероятно, учитывая агрессивность Польши. Остальные члены НАТО скорее могут участвовать, как говорится, для мебели, для количества.
— Насколько серьезна угроза для России со стороны польской армии?
— Угроза очень серьёзная. Польша — громадная страна, которая по размерам практически сопоставима с Украиной. Но в отличие от последней, Польша не повреждена войной, у нее нетронутая армия, есть военные запасы. Она может дополнить силы ВСУ, что не принесет ничего хорошего России.
Это будет уже большая война, в которой у России может не хватить конвенциональных средств. У нас снарядов, техники, людей не очень-то хватает на одну Украину. А если к ней присоединится Польша, положение усугубится, и мы встанем перед выбором: применять ядерное оружие с совершенно неизвестными перспективами, проиграть или выйти на какое-то политическое решение.
— В таком случае Польша может и на Белоруссию пойти?
— Слова Расмуссена скорее имеют отношение к Украине. Белоруссия же стоит особняком — на нее даже не введены такие санкции, как против Российской Федерация. Белоруссия под другой угрозой находится.
Теоретически отдельные воинские формирования альтернативного правительства с участием Польши могут захватить какой-либо приграничный город Белоруссии и объявить, что началась гражданская война; устроить раскол власти, точнее, имитировать двоевластие. По такой схеме Запад время от времени начинает конфликты внутри других стран.
— Почему против Белоруссии не вводятся санкции, несмотря на то, что там размещено тактическое ядерное оружие?
— Ядерное оружие в конфликте вокруг Украины выглядит своеобразно в том смысле, что мы никогда не видели ещё такой ситуации. До сих пор угроза применения ядерного оружия была только во время Карибского кризиса, которая привела, кстати, к его разрешению.
Сейчас проблема в том, что МИД России и многие чиновники, но не высшие руководители страны, неоднократно заявляли о всевозможных красных линиях. Но потом, при их нарушении, не происходило ничего. И западные руководители открыто говорят, что не надо бояться Москвы — русские делать ничего не будут.
В то же время американцы сказали, что предупредили русских на случай применения ими ядерного оружия — что, дескать, наступят очень тяжёлые последствия для России. При этом США не конкретизировали, что это будут за последствия. Наступят ли они — тоже вопрос.
Исходя из всего этого, появление ядерного оружия в Белоруссии, с одной стороны, является сдерживающим фактором. Но с другой стороны, у Запада есть соблазн попытаться проверить, будет ли оно применено. Чисто гипотетически американцы же могут пойти по пути «а что мы теряем» и попробовать на деле: получится, значит, молодцы; не получится — включат заднюю.
— Президенты России и Белоруссии встретятся 9 июня, сообщил пресс-секретарь главы российского государства Дмитрий Песков. Что могут обсуждать Владимир Путин и Александр Лукашенко?
— Лукашенко с Путиным встречаются в рабочем режиме непрерывно. У меня нет информации, что они будут обсуждать — это секретно. Но я обратил внимание, что Лукашенко [на встрече с секретарями советов безопасности государств — членов ОДКБ] упомянул напряжённую обстановку, в том числе в Закавказье и Юго-Восточной Азии. Я думаю, что прежде всего глава Белоруссии говорит о своих западных границах — о Польше, которая рядышком находится, о планах наступления на территорию Белоруссии чужими силами.
Ведь Украина показала уже, что может набрать каких-то так называемых неовласовцев, объявить их самостоятельной силой и отправить на территорию Белгородской области. Их не так много, с ними какие-то наёмники ходят, флаг у них не украинский. С Белоруссией такой финт сделать ещё проще. Поэтому, конечно, Лукашенко волнуется.
— Выступит ли за нас Белоруссия, если Польша пойдёт за Украину?
— Белоруссия за нас и так выступает. Она предоставила нам свою территорию для наступления на Украину, создала совместную с РФ группировку. В Белоруссии базируются наши самолёты, которые работают и по Украине в том числе. Один из летательных аппаратов даже подвергался попытке диверсии. То есть Белоруссия участвует за нас очень активно.
Что касается непосредственно участия Минска на территории Украины военными силами, технически, конечно, это возможно. Но я думаю, что Белоруссии, да и России, это вряд ли нужно с политической точки зрения. Тем более не такие большие вооруженные силы у дружественной нам страны, чтобы распылять их на территории Украины. Белоруссии бы свою территорию защищать лучше — мне так это представляется.
— Идет ли сейчас реальное контрнаступление ВСУ или создается видимость некой крупной движухи?
— Это действительно попытка контрнаступления — первый его этап. В военной науке, как я уже не раз говорил в наших интервью, все можно просчитать, по крайней мере при явных диспропорциях количества и качества сил, с учетом местности и укреплений. Например, при наступлении ВСУ на Харьковскую область натовские штабисты увидели, что у них перевес сил такой, что нашим либо придется отступать, либо мы окажемся в окружении. И ВСУ поставили российскую армию в ситуацию, при которой она вынуждена была отступить.
Сейчас натовские генералы видят, что стратегическая оборона Суровикина работает, и ВСУ оказались на грани военного поражения. НАТО, Евросоюз, США пеняют киевскому руководству: мы на вас потратили и продолжаем тратить огромные деньги — где эффект? Но у Запада задача ослабить Россию, а у Зеленского — уцелеть; у украинской армии цель — сохранится. При этом ВСУ видят, что не могут нас поразить и достигнуть успеха. И вот они пытаются, понимая всё это.
Поэтому да, это не блеф: идут реальные попытки контрнаступления ВСУ. Силы у них по-прежнему есть, но не получается достигнуть результата. И не получится, если все останется в том соотношении, которое имеется сейчас. Это реальная попытка контрнаступления и реальная его неудача.
— Почему западные лидеры не повторяют версию Зеленского, что Россия взорвала Каховскую ГЭС?
— На мой взгляд, здесь прослеживается два варианта. Во-первых, если Запад займет позицию, что всё это сделала Россия, ему придётся на это реагировать какими-то жёсткими мерами, усилением эскалации, поставками новых вооружений и так далее. А они уже в принципе все, что могли, сделали (если не переходить к ядерной войне). Им нечем ответить, если они зададут такой эмоциональный вектор своему населению.
Вспомните, ведь спектакль вокруг Бучи устроили исключительно с одной целью — расчехлить санкционное давление против РФ и начать поставки оружия на Украину.
Второй момент может быть связан с тем, что мы не взрывали Каховскую ГЭС и это очевидно. Она могла сама разрушиться вследствие ранних обстрелов со стороны ВСУ. Я, конечно, не могу противоречить нашему руководству, которое говорит, что вся вина лежит исключительно на Украине — им виднее, но я бы сказал, что подрыв ГЭС — скорее для нас удача. Счастливая случайность или глупость Украины — это неважно.
Разлив Днепра, несмотря на минусы, которые он и России несёт, делает практически невозможным форсирование Днепра и наступление ВСУ с той стороны. Там сейчас широкая река, а потом ещё и болото надолго будет. И даже на Энергодар и ЗАЭС, как отмечают относительно объективные аналитики со стороны самой Украины, наступать теперь придется (если они решатся) во многом по протяженному болоту, а не по реке. То есть становиться хорошо видимыми малоподвижными мишенями.
Таким образом, угрожаемая линия фронта становится меньше, а значит, маневрировать резервами нашим военачальникам будет проще. Украинским тоже, но наши военачальники укрепились качественно, и теперь уже ВСУ вынуждены будут расшибать лоб о нашу оборону, сжигая свою армию.
Поэтому я могу предположить, что, во-первых, Запад прекрасно знает, что мы её не взорвали, а она упала сама; во-вторых, все понимают, что это будет представлено на публику и представлено убедительно; плюс Запад не хочет реагировать. В совокупности получается то, что мы видим: достаточно вялую реакцию западных лидеров. Все говорят «ужас, ужас», но обвинять Россию не торопятся.
— Когда ВС РФ уходили из Херсона по распоряжению Сергея Суровикина, помнится, очень возмущались военные эксперты и простые россияне. Сегодня после подрыва ГЭС ситуация выглядит иначе. Получается Суровикин предвидел негативные последствия для нашей армии и сделал верный шаг?
— Да, так и есть. Украина собиралась разрушить каховскую ГЭС еще тогда. Это было известно. Сегодняшнее затопление, которое мы наблюдаем, действительно подтверждает, что Суровикин был абсолютно прав. Он это сказал прямо: у ВСУ план взорвать Каховскую ГЭС, наша группировка будет на долгое время отрезана от снабжения. Тогда это была теория.
Теперь уже на практике наглядно видно, что, если бы сейчас в Херсоне находились наши войска, они бы оказались минимум на неделю отрезаны от всего: израсходовали топливо, боеприпасы — и погибли. Там было 30 тысяч наших кадровых десантников! Они бы все там полегли. Представьте: ВСУ по нашим стреляют, а русским ответить нечем — сзади Днепр разлившийся и полгорода по шею в воде. У нас бы не было ни 30 тысяч десантников, ни Херсона; мы бы не имели силы сейчас наполнить людьми и держать линию обороны.
На самом деле Суровикин реально две героические вещи совершил. Во-первых, он инициировал отступление из Херсона, взяв на себя смелость принять решение, когда ему публично пеняли «да ты что — что о нас подумают». Во-вторых, предложил сделать, спланировал и построил стратегическую оборону, благодаря которой Украина не смогла пробить наши оборонительные линии на данный момент и провалила начало своего контрнаступления.
— Могут ли Суровикина вернуть к рулю?
— Его и не снимали с командования, он продолжает командовать. Я думаю, руководство страны сделало по-другому, наблюдая конфликт концепций. Очевидно, что есть профессиональный спор между наступательной концепцией Герасимова и оборонительной концепцией Суровикина. При этом Суровикин придерживался не в принципе оборонительных концепции — в Сирии он 95% территорий не обороной отвоевал.
Генерал Суровикин говорил, отстаивая ситуативную необходимость стратегической обороны: для того чтобы наступать на имеющуюся сейчас армию ВСУ, необходимо собрать силы, достаточные для атаки. У нас их сейчас нет, так как ВСУ значительно усилились западным оружием и боеприпасами. Необходимо, чтобы наша промышленность создала достаточное количество новой техники, снарядов и ракет. Когда это произойдет, мы пойдём в наступление, а сейчас у нас есть силы на оборону, давайте в ней грамотно оборонять завоёванные позиции, это необходимо и это возможно.
Валерий Герасимов придерживался точки зрения — надо наступать во что бы то ни стало.
Поэтому руководство страны, посмотрев на это, усадило военачальников в одну лодку, поставив их в ситуацию, когда он оба должны отвечать за результат. Пусть Герасимов, поскольку он по должности старше, называется начальником СВО, а Суровикин будет его заместителем. И получилось, что Суровикин продолжал руководить спецоперацией, а Герасимов его корректировал.
Для политического руководства такие шаги — норма, а для целей чисто военных — не факт, что это так уж хорошо, потому что корректирует начальник или же мешает работать — не всегда можно однозначно определить. Но в этом профессиональном споре, в этих столкновениях суждений рождаются обоснования обеих концепций, которые можно уже защищать перед руководством страны.
В итоге мы сейчас имеем то, что имеем. Суровикинская концепция перехода к стратегической обороне и нахождение в ней до момента накопления наступательного потенциала получила приоритет у руководства страны примерно в марте (тогда — в теории), а теперь показала свою абсолютную правильность на практике.