Тайная миссия первопечатника. Средневековый детектив

Львовское Успенское Ставропигийное братство, объединявшее православную общественность Львова, было создано в 1572 году, а уже 7 марта 1573 года, приехавший из Москвы Иван Фёдоров, основал при братстве типографию. Здание типографии, многократно перестроенное, сохранилась и ныне – в формах конца XVIII века. Действительно ли переезд первопечатника на территорию Речи Посполитой был следствий преследований на родине?

Происхождение Фёдорова точно неизвестно, сведения о нём фрагментарны. Родился он скорее всего до 1520 года. Подписывался как "Иван Фёдоров (Фёдорович) Московский (печатник с Москвы)", но был ли русским по происхождению – вопрос.

Первые достоверные сообщения касаются его учёбы в Краковском университете в 1532-34 годах. Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что человек это был непростой, достаточно образованный чтобы поступить в университет и осилить учёбу, знающий, как минимум, польский, древнегереческий и латынь. В университете он приобрёл звание бакалавра "свободных искусств" (что означает – окончил базовый курс университета). Данных о получении им магистерской степени нет.

Тридцать лет спустя, в 1563 году, Фёдоров внезапно всплывает в Москве – прямо сразу в качестве главы созданного царём Иваном Васильевичем (будущим Грозным) Печатного двора. К этому времени он уже какое-то время там жил и стал дьяконом церкви Николы Гостунского, что на Ивановской площади в Кремле.

Типографию построили в Китай городе рядом с Николо-Греческим монастырём (часть строений монастыря существует и сейчас на названной в его честь Никольской улице). Тут была создана первая датированная русская книга – "Апостол". Вообще в Москве и до этого был Печатный двор, но его продукция в литературе именуется "анонимной" – имена составителей и даты работы остались неизвестными. А вот работа над "Апостолом" документирована – началась 29 апреля 1563 года и была закончена 11 марта 1564 года (по старому стилю – 1 марта, в XVI веке разница между старым и новым стилями была иной, чем в XX). Книга была настоящим произведением искусства с 48 иллюстрациями и ценным историческим источником благодаря послесловию.

Несмотря на поддержку царя, а точнее – именно благодаря её, жизнь печатников не была простой. Просто потому, что работа Печатного двора означала непосредственное вмешательство царя в дела церковной иерархии.

Для того, чтобы напечатать книгу надо подготовить текст – выправить грамматические и фактологические ошибки. Для этого надо было сверять тексты. Сама по себе сверка и выбор основного варианта отражалась на положении тех или иных иерархов, да и на всей службе. Не будем забывать, что только недавно церковь сотрясала борьба иосифлян и нестяжателей, в частности под каток этой борьбы попал известный просветитель Св. Максим Грек, обвинённый в ереси и сосланный в Кирило-Белозёрский монастырь именно за "порчу" (в смысле – сверку с греческими вариантами) богослужебных книг. А в XVII веке сверка, предпринятая патриархом Никоном, привела к Расколу, не преодолённому и по сей день.

Это не говоря об истинно средневековых интригах в окружении царя, где такой доверенный человек как Фёдоров обязан был ежеминутно принимать соответствующее расстановке сил положение…

Удивительно ли, что при таких вводных Печатный двор сгорел, а Фёдоров, вместе со своим другом и соратником Петром Мстиславцем, "сделали ноги"?

Сам Иван Фёдоров объяснял потом, что ударился в бега "вследствие великих бед, часто случавшихся с нами не из-за самого русского государя, но из-за многих начальников, и церковных начальников, и учителей, которые нас по причине зависти во многих ересях обвиняли, желая благо во зло превратить и Божие дело окончательно погубить".

Бежали они в Литву, где, как показал опыт князя Андрея Курбского, совершившего такой манёвр в 1564 году, высокопоставленных русских очень даже привечают.

Польский король Сигизмунд Август и гетман Великого княжества Литовского Григорий Ходкевич, действительно встретили беглецов с распростёртыми объятиями.

Уже в 1569 году в городе Заблудове, благодаря поддержке Ходкевича, было напечатано "Учительное Евангелие" — сборник бесед и поучений из византийской, болгарской и древнерусской литературы. После этого Мстиславец поехал Вильно, где основал новую типографию. Фёдоров же напечатал в 1570 году "Псалтирь с Часословцем", а осенью 1572 года отправился во Львов. Причиной, якобы, было то, что магнат посоветовал ему взяться за ум и заняться каким-то делом – печать книг, не смотря на их сказочную дороговизну, в качестве источника доходов не воспринималась. Не столько из-за отсутствия рынка (он-то как раз был), сколько из-за специфического восприятия литературы в православной среде – в основной массе она была религиозная и переписывание книг воспринималось как монашеский подвиг. Слава пресловутой библиотеки Ивана Грозного объяснялась в том числе тем, что по его приказу собирались и составлялись книги не только религиозные, но и светские.

Во Львове, не смотря на наличие большой православной общины (более трети населения города) найти поддержку ему оказалось трудно – средства были выделены не шляхтой и священниками, а православными мастерами местных цехов.

Казалось бы, всё логично и последовательно – из-за преследований на родине Иван Фёдоров бежит в Литву, находит поддержку сначала у магнатерии, потом – у православного братства… Если бы не совпадения.

А совпадений у нас много.

В 1565 году Иван Грозный ввёл опричнину, которая была ответом на выявленную в ходе Ливонской войны низкую эффективность армии и оппозиционность боярской аристократии военным планам царя.

В 1566 году Фёдоров бежит в Литву, а тем временем в Москве проходит Земский собор, которые отвергает предложенные Польшей предложения о мире (эпизод начатой в 1558 году Ливонской войны).

Пока всё понятно – Фёдоров напуган репрессиями (это ничего, что они направлены против врагов царя, а значит и самого Фёдорова?) и бежит туда, где его точно примут. Фёдоров – не князь, но он близкий сотрудник Ивана Васильевича. Согласитесь – в таком контексте "распростёртые объятия" польского царя смотрятся несколько иначе? Равно как и деятельность первопечатника, направленная на улучшение имиджа короля среди православных.

Но в июле 1572 года последний из Ягеллонов умирает и в Польше начинается возня, связанная с выборами короля. Переезд Фёдорова во Львов явно связан с этим моментом…

Появление в руках Львовского братства такого инструмента как типография совпадает с любопытным поворотом – в выборах короля принял участие… Иван Грозный! Причём не корысти ради, а токмо волею позвавшей его на царствование польской шляхты.

Действительно – оказалось, что русский царь в Речи Посполитой необычайно популярен (несмотря на войну). Небогатая шляхта воспринимала Ивана Грозного как защитника прав дворянства перед лицом аристократии и надеялась, что русский царь взнуздает и польскую магнатерию. Иван придёт – порядок наведёт. Достоинства русского царя превозносил, в частности, литовский дипломат Михалон Литвин (католик, кстати).

Также следует отметить, что в это время Иван Грозный отменяет опричнину и русская армия наносит поражение крымским татарам в битве при Молодях. В Польше и Литве, чьи земли регулярно разорялись крымцами, эта новость должна была вызвать определённое воодушевление и ещё больше повысить авторитет Ивана.

Ну и возникает вопрос – в пользу какого кандидата на пост польского короля могла бы работать типография Львовского православного братства? А в каких отношениях с этим кандидатом находился сам первопечатник (см. цитату выше)? То-то же!

Справедливости ради следует отметить, что большинство историков полагает шансы Грозного на выборах незначительными и, соответственно, сами намерения несерьёзными. Действительно, трудно представить себе, как бы в одной державе сочетались самодержавие и liberum veto. Зато деградация общественного устройства России до уровня магнатской олигархии и шляхетской анархии под властью Владислава IV, претендовавшего на русский трон во втором десятилетии XVII века, представляется довольно легко.

Королём Польши непродолжительное время пробыл Генрих Валуа, который тайно бежал из страны с тем, чтобы занять французский престол (на котором и был благополучно зарезан). В 1576 году на польский престол взошёл ревностный католик и талантливый полководец Стефан Баторий.

Однако и при новой власти Фёдоров продолжает работу во Львове и только в 1579 году вдруг всё бросает и едет в Острог к князю Константину Острожскому. В качестве причины отъезда обычно называются какие-то финансовые проблемы. Типография действительно была заложена, но…

Вспомним военно-политический контекст. Как раз в 1579 году ход Ливонской войны изменился. С одной стороны, в войну вступил Баторий, которому сразу же удалось взять Полоцк, с другой стороны, против России выступила Швеция. Где в это время находится Фёдоров, понятно на кого работавший перед этим? На даче у богатого и влиятельного, обладающего немалой военной силой православного магната.

В январе 1582 года, так и не взяв Псков, Баторий вынужден заключить Ям-Запольское перемирие. И тут же, как чёртик из табакерки, Фёдоров возникает во Львове.

Уже в следующем году он умирает в весьма почтенном для своего времени возрасте – скорее всего хорошо за 70 лет.

Разумеется, представленная модель – чистой воды конспирология, которую, к тому же, принципиально подтвердить невозможно ("шифровки из центра", если они и были, наверняка не сохранились). Традиционная модель, связанная с финансовыми моментами, разъезды Фёдорова объясняет ничуть не хуже. Однако она, как мы упомянули, мало соответствует средневековым реалиям – люди тогда мыслили иначе. Да и связь действий Фёдорова с изменениями политического курса Ивана Грозного тоже налицо.

В конце концов, средневековье – время совершенно удивительных политических интриг и зарождения спецслужб, ещё не ставших институтами (хотя кем как не спецслужбой были иезуиты?), но уже очень влиятельных. Об интригах мы многое знаем из жизнеописания монархов (кстати, мать Генриха Валуа – Екатерина Медичи, от самой фамилии дрожь пробивает), причём русские монархи своим европейским коллегам ничем не уступали. А значит и версия об Иване Фёдорове как о суперагенте Ивана Грозного в тылу поляков имеет право на существование.