Но многие никуда уезжать не хотят, а хотят восстанавливать свои города, отмечает депутат Совета депутатов города Новосибирска, руководитель Фонда «Гражданский патруль» Ростислав Антонов.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Ростислав, вы занимаетесь гуманитарной помощью, регулярно находитесь в Донбассе.
— Практически живу.
— Что сейчас происходит в зоне специальной военной операции? Нас интересуют, прежде всего, гражданские. Что говорят люди?
— Люди говорят разное, люди говорят много. И в разных местах люди тоже говорят по-разному. У нас есть отдельная ситуация по Донецку, по Луганску, там своя история, у нас есть отдельная ситуация по Мелитополю, Запорожью, по части Херсонской области.
Конечно, то, что произошло, недавний наш отход от Херсона, — он нанес тяжелый эмоциональный удар по настроениям людей на территории, потому что люди, конечно, этого не ожидали. И отношение к России, что они вошли в Россию, и за нею как за каменной стеной, — это очень сильно пошатнуло.
Не обрушило, но пошатнуло. Поэтому здесь очень важно то, какие шаги будет предпринимать в дальнейшем российская власть, насколько она будет эффективна, насколько она может обеспечить людям это ощущение защищенности.
— Вы, я так понимаю, выезжали через Ростовскую область. Какая ситуация на бывшей границе? Потому что, когда мы выезжали, очереди все еще стояли, хотя граница только формальная сейчас.
— Блокпосты сняты, КПП на Донецкой, на Луганской стороне. Их физически нет, то есть мы едем, и только российские пограничники стоят. Вроде как таможенных границ тоже у нас нет. Слава богу, можно стало ввозить грузы по накладной, минуя все эти таможенные процедуры, что, конечно, облегчило жизнь тем, кто занимается гуманитаркой.
Но очереди, очереди. Нужно расширять (пункты пропуска. — Ред.). Усиливается обмен между регионами, и мы становимся в многокилометровые очереди, потому что и фуры идут в большом объеме, и население трансграничное — идет перемещение. Да, это уже административные границы российских регионов, но при этом нужно учитывать, что это территория, где объявлено военное положение, и там большое количество оружия. Поэтому досмотр в любом случае будет. Мы с этим ничего не сделаем до тех пор, пока не закончится все то, что там сейчас происходит.
Вопрос в том, как сделать досмотр максимально комфортным для людей. Да, мы ищем террористов, да, мы ищем диверсантов, но при этом люди не должны мучиться. Есть над чем работать нашим специальным службам и пограничным нашим войскам.
— У нас там зона боевых действий, фактически все города прифронтовыми являются, но больше всего, как я понимаю, страдает от обстрелов и от боевых действий Донецк.
— Донецк буквально в ежедневном режиме обстреливается украинскими войсками, причем они обстреливают просто по площадям. Каждый день беспокоящий огонь, пять снарядов туда, пять снарядов сюда — по остановкам, по рынкам, по территории, которая никак не связана с боевыми действиями.
То есть это все нацелено на создание паники, и это скорее говорит об отношении украинских войск к своим бывшим согражданам — только об одном. И мы, кстати, видим, как они относятся, не только на примере Донецка, а и на примере Херсона — то, что там происходит сейчас.
— Есть еще одна закономерность, которую я лично заметил, довольно странная. Под тем же Угледаром, под Авдеевкой, меньше месяца, как я вернулся оттуда, там на передовой спокойнее, чем в городе, который, казалось бы, должен быть тыловым.
— Там тоже по-разному. Но, с другой стороны, я находился и жил в Киевском районе Донецка — душевное место, да, и когда вечером все стихает, город стихает, я выхожу во двор, и мне слышен стрелковый бой. Чтобы вы понимали, насколько близок фронт. Понятно, это не Донецк, это за Донецком, но я это слышу! Конечно, это не просто артдуэль, это действительно передовая.
Тут надо понимать, насколько тонка эта линия фронта, насколько близко все это. И если, не дай бог, там какое-то пойдет движение по линии фронта, то нам потребуются все силы, чтобы не просто их (ВСУ. — Ред.) удержать, но их отбросить максимально далеко от города.
— Раз уж мы заговорили о Донецке, то наиболее острая проблема для города, пожалуй, это вода и, соответственно, отопительный сезон. До сих пор не решена эта задача. Как люди реагируют, как можно решить эту проблему?
– Решать надо системно. Я так понимаю, что все-таки был план, что мы дойдем, освободим Донецкую область, и вопрос решится с Северокрымским каналом, который сейчас поставляет воду в Крым. Но не сложилось по тем или иным причинам.
Конечно, надо решать вопрос подведением воды. У нас есть опыт, когда мы подводили в том же Крыму воду по трубам, обеспечивая питьевой водой, обеспечивая территорию для сельскохозяйственных работ, рыли артезианские скважины.
И нужно, конечно, заниматься очисткой этой воды. Потому что та вода, которая есть, идет нерегулярно в городе, идет по графику, и она не может быть очищена по нормам. По сути – это техническая вода. Люди к этому относятся с пониманием, потому что это максимум, что на этот момент могут сделать городские власти.
Отопление — это еще одна огромная проблема для всего региона. Так как обстрелам подвергаются котельные, они выводятся из строя, их приходится оперативно ремонтировать. Сейчас начнутся холода. И если начнут размораживаться системы в домах, то это будет очень большая беда и очень тяжело это будет все восстанавливать. Конечно, тут есть над чем работать.
У нас сейчас идет большая работа по поставкам отопительных приборов. Кстати, когда мы с вами еще в августе общались по скайпу, я обозначил, что у нас будет проблема с отоплением по Мариуполю, по районам, близлежащим к местам боевых действий. После нашей с вами передачи на меня вышли наши российские предприниматели, и мы уже поставили совместно больше десяти тысяч обогревателей — и в Мариуполь, и в Донецк, и в Северодонецк. И сейчас готовится к отправке еще большая партия.
Мы сейчас защищаем самые социально уязвимые слои населения, простые люди остаются без тепла. Сейчас главное — это отопительные приборы. И это не только электроотопительные приборы. Сейчас мы ведем переговоры по поставке «буржуек», эта работа тоже будет завершена.
Одной моей работы недостаточно. Если сейчас меня слышат волонтеры, если слышат предприниматели российские – пожалуйста, выходите на связь. Давайте будем снабжать наши города тем, в чем есть острая необходимость. Сейчас надо согреть людей. Это основная задача, просто надо все бросить - и делать все для того, чтобы наши люди не замерзли. Поможем и довезти, и обеспечить отчетность.
К нам, когда мы первую партию везли, приехал представитель завода, посмотрел – куда, по каким спискам, как это все сформировано, и только после этого согласовал отправку. Здесь все на качественном уровне – это надо сейчас делать.
— Помимо отопления, помимо воды, в чем сейчас нуждаются люди? Как эти проблемы нужно решать?
— Люди нуждаются в работе. Нужно запускать экономику региона. Когда мы говорим, что мы возим продукты, все, что необходимо по перечню, медикаменты и прочее, и выделяем на освобожденных территориях эти все вещи… Я вам так скажу: нужна работа.
Вот конкретный пример: мы с партнерами, с другими волонтерскими организациями помогли организовать небольшое производство «буржуек» на территории Володарского под Мариуполем. Сами жители местные варят эти «буржуйки», они потом бесплатно раздаются их социально незащищенным слоям населения. Оплачивают это работу российские предприниматели.
Вот получилась схема. Она имеет двойной ресурс. То есть первое — мы обеспечиваем людей теплом, второе — мы обеспечиваем людей работой и, соответственно, зарплатой, мы запускаем экономику. Он что-то себе купит, где-то будет расширяться, он уже думает о расширении цеха, этот человек.
Это большая работа. Надо запускать и швейные производства, извините, сколько формы надо шить. Пищевка (производство пищевых продуктов. — Ред.) там вся есть. Но опять-таки, у нас есть Мариуполь, где надо все это делать. Надо запускать торговые сети, чтобы они заходили в эти города. Может быть, где-то в приказном порядке, потому, что наши многие предприниматели боятся там работать. Страхи обоснованны, но все равно, глаза боятся — руки делают. Давайте будем пытаться, давайте местные сети создавать, помогать.
— Здесь большой вопрос. Все еще в Крыму многие боятся работать до сих пор, хотя, казалось бы…
— Потерявши голову, по волосам не плачут. Мы прошли точку невозврата, у нас тот мир, в котором живем, он изменился раз и навсегда. Поэтому наша с вами задача — быть эффективными в этом новом мире. Нашим предпринимателям дорога на западный курорт уже заказана. Мы знаем, как наших предпринимателей задерживают за рубежом. Ситуация будет ужесточаться — все наши таланты нужны на родине. Вкладывайтесь в курорты Азовского моря.
— Не везде можно быстро, оперативно решить возникшие проблемы. На ваш взгляд, есть ли места, откуда стоит эвакуировать людей хотя бы на время? Вывезти, обеспечить либо временным проживанием, либо на более длительной основе, пока проблемы не устранят?
— Я вам расскажу такую историю. Апрель месяц, самая активная фаза боевых действий в Мариуполе. Я везу молодую женщину, мать двоих детей, в Донецк на операцию — у нее осколочное ранение шеи. Я говорю: у вас дети маленькие, у вас мама с диабетом, давайте я вас вывезу из Мариуполя в Россию, живите, найдем где, поможем как-то. Она мне говорит: вы знаете, а я не поеду, я хочу восстанавливать свой город.
Второй у меня такой же диалог состоялся тоже с мамой двоих детей, она живет на самой окраине Донецка, дальше уже Марьинка, и все эти прекрасные места, откуда обычно прилетает. Там регулярно прилетает. Я семье адресно помогаю — привез для школы принадлежности, что-то еще, а там в соседний дом прилетают снаряды. Говорю: давайте я вас заберу, выедете в Россию. Нет, говорит, я останусь.
Она верит, что Россия никуда не уйдет, она верит в свой город, она верит в людей, которые там живут. То же самое по Мариуполю. Люди возвращаются.
Да, когда ситуация тревожная, когда мы понимаем, что угроза жизни и здоровью зашкаливает — тогда надо принимать меры по эвакуации. Такие города есть. Это Голая Пристань, Олешки, ряд населенных пунктов по линии соприкосновения, которые нужно эвакуировать, чтобы людей там не поубивало, потому что идут обстрелы.
Но главное, надо создать возможность, чтобы человек, если он принял решение об эвакуации из любого населенного пункта — чтобы он такую возможность имел. То есть человек написал заявление — «хочу эвакуироваться в Россию», и Россия бы обеспечила ему место жительства, работу, учебу для детей, условия для пребывания. Это надо делать (для эвакуации. — Ред.) из любого города, где есть такая нужда, где люди хотят уехать на какое-то время.
— Здесь интересный вопрос возникает. Доводилось ли пересекаться с беженцами из Харьковской области, с вынужденными переселенцами оттуда?
— Именно с Харьковской областью — я на том направлении не работал. Они же сразу в Белгородскую область уезжают. В Донецке я не общался с ними. У меня несколько гуманитарщиков знакомых туда ездили, в Харьковскую область, когда она еще была под нашим контролем. Эвакуация в Херсонской области прошла намного лучше, чем эвакуация на Харьковщине, скажу максимально корректно.
— Вы с самого начала СВО находитесь в Донбассе и до этого неоднократно бывали там. С того момента, как Донбасс, а также части Запорожской и Херсонской области вошли в состав Российской Федерации, есть ли видимые изменения? Вы можете сказать о динамике, либо о ее отсутствии.
— Понимаете, есть ожидание этих изменений, назовем это так. Люди ждут, что у нас изменится многое, что не будут обстреливать, что будет восстановлено разрушенное, что придет Россия и все быстро сделает.
Россия хотя и пришла, но быстро еще все не сделала. Этот процесс будет длиться какое-то время. Люди видят по Мариуполю — там реальная история, я занимался — там мать восьмерых детей жила в разрушенном Греческом центре. Она оградила там клетушку, со своими детьми проживала, отапливала, мучилась. Ей выделили квартиру, она заехала в новый дом.
Другая семья в Мариуполе у меня, я им тоже помогаю регулярно. Приехал в этот раз, вижу: дом отремонтировали, девятиэтажку, такие моменты есть. Но на Мариуполь брошены все силы, а извините, у нас еще другие города есть. У нас есть Попасная, Северодонецк, у нас есть окраины Донецка, где дома тоже стоят без стекол.
Нам есть куда расти. И эти люди тоже ждут, что, если пришла Россия, то Россия поможет, Россия возьмет на себя ответственность. Тут уж ничего не поделаешь, референдумы прошли, мы внесли эти регионы в список российских территорий — и вместе с этим взяли на себя ответственность.
– Опять же, субъективно, как думаете, насколько скоро, насколько быстро ожидания людей воплотятся в жизнь?
— Почему «субъективно»? Объективно! У нас есть прекрасный пример Крыма, когда он вошел в состав Российской Федерации и там все обустраивали несколько лет. Я думаю, здесь речь тоже идет о годах, не месяцах. Все последствия боевых действий мы будем устранять, наверное, под десять лет, не меньше.