На следующий день после объявления Германией войны России, 2 августа 1914 года, Османская империя подписала с императором Вильгельмом II секретное соглашение. Официально же турки на следующий день заявили всему миру о своём нейтралитете («стиль» внешней политики, проводимой Реджепом Эрдоганом, имеет глубокие исторические корни). Уже 4 августа турки начали мобилизацию и ограничили движение судов через проливы.
10 августа два немецких крейсера, «Гёбен» и «Бреслау», вошли в Дарданеллы и бросили якорь на траверсе Константинополя. Вскоре они пополнили турецкий флот, а 4.000 немецких моряков влились в турецкие экипажи боевых кораблей. Линейный крейсер дредноутного типа «Гёбен» по своей артиллерийской мощи превосходил три лучших русских линкора Черноморского флота вместе взятых. Это означало, что теперь русские корабли могли безопасно перемещаться по акватории Чёрного моря только всей эскадрой.
Командующий флотом адмирал Андрей Августович Эбергард предложил Ставке войти в пролив сильнейшими своими кораблями и или вынудить немцев убраться восвояси, или же, в случае отказа, потопить их. Петербург на это предложение ответил отказом. Тогда было предложено хотя бы блокировать Босфор. Но император Николай II и правительства стран Антанты опасались раньше времени спровоцировать турок на войну, а потому и это предложение было отвергнуто.
21 сентября «Гёбен» вышел в Чёрное море, и через три недели после этого знаменательного события Ставка приказала Черноморскому флоту не удаляться от Севастополя дальше, чем на 60 миль.
Вместо превентивных боевых действий пришлось флотскому командованию заняться вопросами подготовки черноморских портов России к обороне.
В Одесском порту с этим имелись определённые проблемы.
Для защиты берега от морского десанта здесь не хватало войск, большая часть которых отправилась на Юго-Западный фронт. Основным способом защиты считалась постановка минных заграждений в Одесском заливе и их защита. Для этих целей командование выделило минные заградители «Бештау» и «Дунай» и старый линейный корабль «Синоп».
Распылять свои силы, из-за появления на театре боевых действий «Гёбена» в Севастополе не считали целесообразным, а потому задача прикрытия подходов к городу с моря легла на береговые батареи и армейское начальство.
К середине октября для обороны Одесской гавани был создан Отряд обороны северо-западного района Чёрного-моря в составе к заменивших «Синоп» канонерских лодок «Донец» и «Кубанец» и всё тех же заградителей «Бештау» и «Дунай». «Дунай» ставил минные заграждения в Днепро-Бугском лимане, потому с начала октября 1914 года базировался в Очакове. В период минных постановок его работу прикрывала одна из канлодок, но к вечеру 29 октября 1914 года обе лодки стояли на якорях у одесских молов.
То ли в силу традиционной южной расслабленности, то ли из-за личных качеств, отвечавших за оборону гавани офицеров, подготовлена она была из рук вон плохо.
На ночь никто не перегораживал вход в гавань бонами и сетями. Не были поставлены минзаграждения, хотя тротиловые мины для этого в трюме минзага имелись. У «Бештау» и «Кубанца» отсутствовала телефонная связь с постами наблюдения. Кабель проложили только на канлодку «Донец», от которой два остальные корабля и получали извещения. Маячные и входные огни Одесского порта потушили, зато волнолом, набережные и молы освещались большими дуговыми фонарями, отчего силуэты кораблей в гавани хорошо «читались». Ночной вход и выход торговых судов оставался беспрепятственным, при чём командам военных кораблей не было вменено в обязанность задерживать и не пропускать подозрительные суда.
Так же не было организовано какой-либо службы по охране рейда и гражданскими властями.
Таким образом, если днём за входом в порт наблюдали хотя бы вахтенные команды военных кораблей, то ночью он фактически вообще никем не охранялся. На входных молах никто не установил прожектора, не организовал несение наблюдательной службы, в море не высылались сторожевые катера.
Рейдовую охранную службу никто не организовал и не формализовал, а потому велась она, как бог на душу положит. С «Донца» к Воронцовскому маяку высылалась лодка с наблюдателем, который вряд ли что мог рассмотреть ночью без подсветки прожекторами и бинокля ночного видения (его ещё не придумали). Кроме того, Карантинный мол своей высокой эстакадой закрывал ему обзор. С той же лодки ещё один наблюдатель с сигнальными ракетами высаживался на сам мол, но по тем же причинам, ночью, особенно во время тумана, он вряд ли что мог разглядеть.
Такое разгильдяйство установилось как на уровне командования кораблей, так и уровнем выше. Когда 27 октября из Очакова в Одессу прибыл начальник морской обороны района, командир канлодки «Донец» доложил ему о состоянии охраны гавани и входа в порт, и тот посчитал их достаточными.
Тем временем 27 сентября Турция полностью перекрыла судоходство в проливах, перегородив их минными постановками, бонами и сетями. 22 октября военный министр османов Энвер-Паша подписал секретный приказ о начале боевых действий против русского флота. Через два дня морской министр Турции подписал другой приказ, согласно которому турецкие морские офицеры отдавались под командование прибывшего на «Гёбене» немецкого контр-адмирала Вильгельма Сушона.
27 октября Турецкий флот вышел в море. Командам кораблей объявили, что русские вероломно заминировали подходы к Босфору. После этого основные силы турецкого черноморского флота, включая «Гёбен», двинулись к Севастополю. Ещё ряд небольших отрядов, возглавляемых немецкими морскими офицерами, двинулся к Феодосии, Керчи, Новороссийску, Варне.
К Одессе, которой в этом списке российских городов предстояло первой подвергнуться нападению, отправились эскадренные миноносцы «Гайрет» и «Муавенет». По замыслу турецко-немецкого командования, большую часть пути они должны были проделать на буксире более скоростного угольщика «Ирмингард». Но вскоре выяснилось, что скорость буксировки недостаточна, и на рассвете 28 октября командир соединения корветтен-капитан Рудольф Мадлунг решил идти своим ходом.
Выдвижение турецких кораблей не осталось незамеченным русскими. Главным силам Черноморского флота было объявлено «положение третье» — трёхчасовая готовность.
Однако в Одессе к сообщению о выходе турецких кораблей в море и поступившем около 23:00 уведомлении о серьёзности положения и возможном начале войны с Турцией, отнеслись откровенно наплевательски.
На обеих канлодках и минзаге было положение «чётвёртое», когда корабль не планирует выход в море и не ожидает объявления тревоги. Это означало, что большая часть команды и офицеров находилась на берегу. Ключи от запертых артиллерийских погребов оставались в карманах, отвечавших за них людей, то есть, открыть мгновенно огонь корабли не могли.
У орудий остались только дневальные — в основном не из комендоров. Дежурных орудий на кораблях, которые несли бы постоянную вахту в полной боевой готовности, не было. Большая часть комендоров спала не у орудий, а в кубриках… или вообще на берегу, что было в принципе запрещено, но командование кораблей в мирное время на многое закрывало глаза.
Электрическое освещение на кораблях ночью… отсутствовало, то есть включить прожектор и осветить входящие в гавань корабли канлодки и минзаг просто не могли. Никакого усиления службы наблюдения не было — вахту на мостике нёс единственный сигнальщик.
Около 2:30 сигнальщики наблюдательного поста Большой Фонтан засекли в море огонь. Старшина поста сообщил об этом в каботажный отдел порта. Там посчитали, что это ходовой огонь одного из вышедших накануне в море пароходов «Ропита» — гражданской судоходной компании. Сигнальщики посчитали, что скорее огонь несёт шлюпка или низкобортовое судно (каковыми являются эсминцы), но, решив, что порту виднее, никуда больше о замеченном огне не сообщили.
Таки образом на канлодке «Донец» никто об этом не знал, соответственно не узнали и на других кораблях отряда.
Около 3:20 из-за Воронцовского маяка вынырнули силуэты двух кораблей.
Ночь была мглистая, поэтому вахтенный офицер «Донца» смог распознать в них вражеские миноносцы только, когда те приблизились практически на пистолетную дистанцию. Он бросился к 152-мм орудию, но было поздно. В 3:25 практически в упор с расстояния в 100 метров турецкий «Гайрет» выпустил по канлодке торпеду. Она разорвалась в носовом котельном отделении, сделав пробоину площадью около 1 кв. метра.
Канлодка стала быстро погружаться с дифферентом на нос, а затем завалилась на левый борт и затонула. Успевшие выскочить на палубу члены экипажа ничего поделать просто не успели, им пришлось спасаться вплавь. В помощь им с «Кубанца» и «Бештау» на воду спустили шлюпки с вёсельными командами. На «Донце» погибли 12 матросов.
А турецкие миноносцы продолжали «резвиться». Погасив огни, «Муавенет» с расстояния в несколько десятков метров открыл огонь по «Кубанцу», и практически первым же снарядом вывел из строя одно из двух его 122-мм орудий. Затем через остовые ворота «турок» ворвался в Нефтяную гавань и открыл огонь по пришвартованным в ней судам и портовым сооружениям.
Тем временем «Гайрет» остановился у Военного мола, осветил прожектором минзаг «Бештау», подошёл к нему вплотную и открыл огонь, временами подсвечивая себе прожектором. Всего турки успели выпустить 10-12 снарядов. Погибли двое моряков, ещё трое получили ранения.
«Бештау» огонь не открывал — его командир надеялся, что противник примет его за мирный пароход и вскоре отстанет. В противном случае мог рвануть весь смертельный груз хранившихся в трюмах корабля готовых к постановке мин. К счастью, этот расчёт полностью оправдался — «Гайрет» сдал задним ходом на середину гавани, двумя выстрелами потопил баржу с углём. И собрался провести вторую торпедную атаку, чтобы потопить канлодку «Кубанец» — её спас случай.
Увидев взрыв на «Донце», экипаж портового катера №2 отчалил от Каботажной гавани и поспешил на помощь к тонущим морякам. На траверзе Нового мола он на полном ходу врезался в идущий уже без бортовых огней вражеский миноносец. Туркам повезло, что столкновение произошло под углом, и катер не пробил обшивку корпуса. От удара «Гайрет» сильно накренился, что вызвало у его экипажа переполох. Тем временем катер по инерции проскрежетал вдоль вражеского борта, сшибая по пути шлюпбалки и прочие выступы.
Турки зажгли огни, бросили в катер несколько гранат, обстреляли его и повели свой миноносец скорее прочь из гавани. На катере погиб один матрос, двое получили ранения. Снарядом перебило штуртрос и разбило рубку. Однако команда быстро исправила повреждения и отправилась спасать тонущих моряков с «Донца».
С внешнего рейда «Гайрет», прикрываясь волноломом, ещё некоторое время обстреливал порт, но, спустя где-то полчаса после начала нападения, канлодка «Кубанец» наконец-то открыла огонь из своего единственного неповреждённого орудия, и турецкий миноносец, не зажигая ходовых огней, «растворился» в ночной мгле.
Тем временем, устроив «шухер» в Нефтяной гавани, «Муавенет» около 4:10 вернулся обратно, и проходя вдоль внешней стороны волнолома, попал под огонь «Кубанца». С канлодки зафиксировали два попадания. Их было бы больше, если бы стрельбе не мешал волнолом — турецкий корабль появлялся только в открытых его промежутках.
После второго попадания на «турке» погасло электричество, послышались крики. Продолжая на ходу вести огонь по порту, второй миноносец около 4:45 вслед за первым ушёл в открытое море.
Таким образом в результате турецкой атаки флот потерял одну канлодку «Донец» и одну угольную баржу. Канлодка «Кубанец» и минзаг «Бештау» получили незначительные повреждения. Также получили пробоины пароходы «Витязь», «Вампоа», «Оксус», «Португаль. Только чудом ни один из снарядов не попал в стоящие в гавани несколько барж с фугасами и пироксилином, которые готовились к отправке в Сербию. Также пострадали несколько гражданских судов.
Турецкие снаряды пробили один из нефтяных резервуаров. Нефть разлилась, но не загорелось. В самом городе пострадали трамвайная станция и сахарный завод на Пересыпи.
Людские потери флота составили 17 погибших и 20 раненых. Были раненые и убитые и на территории порта, и на гражданских пароходах. Гораздо более серьёзные, чем в Одессе, события произошли у Севастополя, поэтому нападение на него и прочие российские города, стали называть «Севастопольской побудкой».
Так и не получив внятных объяснений по поводу произошедшего, 2 ноября царское правительство объявило Турции войну. Ответное заявление прозвучало 11 ноября. Так ещё одна страна, вопреки желанию значительной части её элиты и населения, была втянута частью своих недальновидных военных и политиков в очередную кровавую бойню, которую ныне принято называть Первой мировой войной.