Хаим своих детей учил самостоятельно — зачем платить больше, если ты сам учитель. В большой семье дармоедов не терпят, поэтому в 14 лет его дочка Фейга отправилась работать в мастерскую белошвейкой. Но в девичьем сердце бушевали нешуточные страсти, для которых волынское местечко оказалось слишком тесным.
Наступил 1905 год. Это было время, когда после случившегося 9 января в столице трагичного «Кровавого воскресенья» империю лихорадило революцией. В городах из-за стачек одно за другим останавливались предприятия и фабрики. В деревнях и сёлах горели помещичьи усадьбы.
Фейга не хотела сидеть дома и прозябать за шитьём, когда в мире происходят такие тектонические изменения. Она скопила немного денег и, хотя ей было всего 15 лет, оставила отчий дом, сбежав с агитаторами из «Южной группы анархистов-коммунистов», среди которых её воображение поразил 17-летний сапожник Яков Шмидман (партийная кличка «Мика»), который ходил всюду с документами на некого Виктора Гарского.
Вместе с ним Фейга уехала в Киев, где тоже стала пламенной анархисткой, получив партийную кличку «Дора». Жила она с паспортом на чужую фамилию, под которой ей и предстояло войти в историю, хотя она ещё об этом не знала. Официально её звали Фейга (Фанни) Хаимовна Каплан.
1905 год оказался для Киева очень драматичным — в знак солидарности с декабрьским вооружённым восстанием в Москве здесь, в кварталах нищей рабочей окраины, даже возникла собственная Шулявская республика.
Власти дали ей просуществовать всего шесть дней, показательно кроваво разгромив при помощи казаков, регулярных частей и артиллерии. Революционеры хотели за это мстить, и одной из первых жертв будущего кровавого террора наметили киевского генерал-губернатора и по совместительству командующего войсками Киевского округа генерал-лейтенанта Владимира Александровича Сухомлинова. Его заочно приговорили к смерти, а привести приговор в исполнение должны были Гарский и Каплан.
Для проведения теракта этой парочке выдали взрывное устройство. Пистолеты у революционеров были и так (в царское время гражданским лицам владеть огнестрельным оружием не возбранялось). Однако взрыв не состоялся, точнее состоялся, но не там, где планировалось.
В рапорте на имя Сухомлинова 23 декабря 1906 года киевский губернатор Павел Григорьевич Курлов докладывал:
«Киевский полицмейстер донёс мне, что 22 сего декабря, в 7 часов вечера, по Волошской улице на Подоле, в доме № 9, в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы произошел сильный взрыв. Из этого номера выскочили мужчина и женщина и бросились на улицу, но здесь женщина была задержана собравшейся публикой и городовым Плосского участка Брагинским, а мужчина скрылся.
При обыске у задержанной женщины найден револьвер «браунинг», заряженный 8-ю боевыми патронами, паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан, девицы, 19 лет, модистки, выданный Речицким Городским Старостою Минской губернии 16 сентября 1906 года за № 190, а также чистый бланк паспортной книжки, обложка которого испачкана свежей кровью…».
Почему бомба взорвалась в гостиничном номере, доподлинно неизвестно. Фанни получила, как потом выяснится, сильную контузию и лёгкие осколочные ранения в голову, руку и ногу. Гарский её предательски бросил и «растворился в ночи», а девушку арестовали.
30 декабря 1906 года военно-полевой суд приговорил террористку к смертной казни через повешение, но затем смягчился, и смерть ей заменили вечной каторгой. На суде революционерка молчала, не выдав ни своего любимого, ни товарищей по партии и даже не назвав свою настоящую фамилию и реальный возраст. Так Фанни окончательно из Ройдман превратилась в Каплан.
В августе 1907 года она, скованная ручными и ножными кандалами, прибыла по этапу в печально известную забайкальскую Акатуйскую каторжную тюрьму. В сопроводительных документах указывалась её склонность к побегам, а также давался небольшой словесный портрет: «Рост около 156 см, телосложение среднее, средней толщины, лицо бледное, глаза продолговатые, карие, с опущенными уголками, волосы темно-русые, над правой бровью рубец от раны».
В тюрьме на нервной почве физическое состояние Каплан стало резко ухудшаться: сидящие в руке и ноге осколки вызвали воспаления, требовалось их срочное извлечение, она страдала глухотой и хроническим суставным ревматизмом. Но самое страшное, Фанни начала слепнуть. В конце концов она попыталась покончить жизнь самоубийством, но её вовремя остановили.
Администрация убедилась, что девушка не симулирует, проявила к ней снисхождение и перевела в Мальцевскую тюрьму. Здесь Фанни познакомилась с одной из видных революционерок-эсерок Марией Спиридоновой, под влиянием которой сменила свои анархистские взгляды на социал-революционные.
Это знакомство в судьбе девушки потом сыграет роковую роль.
В тюрьме в 1909 году Каплан осмотрел врач Зерентуйского тюремного района, который констатировал слепоту, но также обратил внимание, что её зрачки реагируют на свет, а значит, для Фанни ещё не всё было потеряно. В ноябре-декабре Каплан находилась в лазарете. Здесь извлекли осколки, как могли, подлечили ревматизм.
Спиридонова инициировала коллективное обращение сокамерниц к администрации тюрьмы, они попросили перевести Каплан для лечения в Читу. Начальник тюрьмы прислушался к этой просьбе, в 1913 году Фанни перевели в Читинскую тюрьму, тогда же срок её каторги с бессрочного заменили на 20 лет. В Чите после усиленного лечения девушка начала видеть, пусть и недостаточно хорошо. Сокамерницы свидетельствовали, что она могла даже читать, хоть и с лупой.
В тюрьме Каплан провела более 10 лет, работая всё той же белошвейкой. А затем наступила Февральская революция 1917 года, которую в тюрьмах Забайкалья встретили с воодушевлением. Политические заключённые подпали под амнистию, и Каплан поехала в Евпаторию, в Крым, где в местном санатории недавние «жертвы царского режима» проходили лечение и физическую реабилитацию.
Можно встретить легенды, что здесь Фанни Каплан встретилась с бывшим военным медиком Дмитрием Ульяновым (младшим братом Ленина), который вроде бы «разбил» сердце несчастной, и так обиженной жизнью еврейской девушки, из-за чего она потом бросилась мстить.
Однако изучение архивных документов полностью опровергает эту легенду: в то время когда Каплан лечилась в Евпатории, Дмитрий Ульянов ещё оставался военнообязанным и в качестве военного врача служил в Севастополе. В Евпатории он появился несколько месяцев спустя после того, как Каплан оставила этот город.
В санатории Фанни дали направление в Харьков на приём к известному российскому офтальмологу Леонарду Леопольдовичу Гиршману. Благодаря его операции зрение у неё полностью вернулось в норму. Так что, когда Каплан через год совершила покушение на Ленина, очков у неё не нашли. К тому времени она уже совершенно обходилась без них.
Из Харькова Фанни вернулась в Крым, но на этот раз в Симферополь, где заведовала курсами по подготовке работников в волостные земства.
Тем временем в стране происходили новые кардинальные изменения: в результате Октябрьской революции власть Временного правительства, яростной сторонницей которого была Каплан, свергли. Вместо него в стране установилась власть Совета Народных Комиссаров и местных советов. Учредительное собрание, так и не принявшее всю полноту власти, почти в полном составе перебралось в Самару.
Каплан опостылело прозябание в провинциальном Симферополе, когда в стране бушевали такие страсти. Она хотела быть в гуще событий, хотела влиять на мировую политику, на судьбу страны, и потому весной 1918 года отправилась в Москву.
Здесь проходило заседание 8-го Совета партии эсеров. На нём была принята следующая резолюция:
«…Принимая во внимание, что своей политикой большевистская власть накликает на Россию опасность полной утраты её самостоятельности и раздела её на сферы влияния более сильных соседей, — VIII Совет партии полагает, что отвратить эту опасность возможно лишь путем немедленной ликвидации большевистской партийной диктатуры…».
Не дожидаясь, пока «созреет» партийное руководство, Каплан создала собственную боевую группу по ликвидации лидера большевиков. В неё вошли старый политкаторжанин Павел Пелевин, присяжный поверенный Владимир Рудзиевский и некая Маруся. Среди вариантов ликвидации рассматривали и отравление, и заражение неизлечимой болезнью… и даже убийство кирпичом из-за угла.
Однако, когда руководство эсеров летом 1918 года приняло окончательное решение о ликвидации Ленина, была создана другая боевая группа — Григория Семёнова, в которую и вошла Каплан.
В 1922 году Семёнов вспоминал на суде: «…Мнительная, болезненно честолюбивая, увядающая Каплан жаждала сенсации и славы. Достичь этого она могла убийством Ленина. Я намеренно послал Каплан на завод Михельсона. Туда было больше всего шансов на приезд Ленина. Помогал террористке эсер В.А. Новиков…»
Покушение Каплан прошло банально просто: единственным сопровождавшим пролетарского вождя телохранителем был его водитель Степан Гиль. Когда после часового выступления около 20:00 Ленин вышел из заводского цеха и приблизился к окружённому восторженными рабочими автомобилю, из толпы высунулась женская рука с «браунингом» и произвела три выстрела.
Кстати, в конце августа в Москве темнеет около 20:30, так что все гипотезы, что было темно и потому покушение состояться не могло — беспочвенны.
Гиль бросился к убийце, но Каплан швырнула пистолет ему под ноги и скрылась в толпе. Из-за этого водитель не решился стрелять в ответ, боясь кого-либо задеть. Вспомнив, что Ленин остался один, Гиль бросился к нему.
Но Фанни уйти не удалось, её помогли задержать заводские мальчишки, которые совершенно не испугались стрельбы. Они бежали за Каплан и звали на помощь, на их крики вовремя подоспел помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С.Н. Батулин. Эсер Новиков, который должен был ждать Каплан в пролётке, умчался при звуках первых же выстрелов: всё-таки ей всю жизнь чудовищно не везло на сообщников.
Из трёх выпущенных пуль в Ленина попали две, и обе застряли в теле: одну извлекли в 1922 году, а вторую — уже после смерти вождя. Возле места покушения случайно оказался медик И.В. Полуторный. Он помог Гилю погрузить Ленина в автомобиль, при помощи завалявшейся у него в кармане верёвки наложил на руку кровоостанавливающий жгут. В Кремле к себе в квартиру Владимир Ильич смог подняться самостоятельно. Уже через несколько дней он приступил к работе.
Дзержинского в это время в Москве не было: в этот же день утром в Петрограде на Дворцовой площади эсеры убили председателя Петроградского ЧК Моисея Урицкого, и он срочно выехал туда. Поэтому расследованием покушения на Ленина руководили зампредседателя ВЧК Яков Петерс и заведующий отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией Николай Скрипник (один из создателей КПУ и «отцов» украинизации).
На Лубянку срочно прибыли Яков Свердлов, нарком юстиции Дмитрий Курский и другие ответственные товарищи. Тут же ночью по «свежим следам» провели допрос. Каплан призналась, что ещё с февраля вынашивала планы убить Ленина, и стреляла в него именно она. Как и 12 лет назад, Фанни никого из сообщников не выдала, разыгрывая из себя мстителя-одиночку. Про боевую группу Семёнова стало известно много позже, сообщников Каплан судили только в 1922 году.
Петерс считал, что террористку должен судить народный суд, но Свердлов, который после ранения Ленина фактически временно стал первым лицом советского государства, был другого мнения.
В 4 часа дня 3 сентября 1918 года по его устному приказу комендант Павел Мальков расстрелял Фанни Каплан во дворе Кремля. К этому «мероприятию» привлекли человека, буквально полтора месяца назад командовавшего убийством царской семьи в Екатеринбурге — Якова Юровского, он в это время как раз находился в Москве и был давним другом Свердлова.
По его совету во время расстрела завели двигатели легкового автомобиля и нескольких грузовиков «Фиат» 1-го автобоевого отряда им. ВЦИК, к которому был приписан и Гиль. Глушители на автомобили тогда не устанавливались. Поэтому поднялся страшный шум, на который к месту казни на свою беду вышел живший неподалёку, в одной из кремлёвских квартир, пролетарский поэт Демьян Бедный. Он стал невольным свидетелем расстрела Фанни Каплан, а потом помогал Малькову заталкивать её тело в бочку. Тело облили бензином и сожгли, это тоже посоветовал Юровский.
Через день по всей Советской Республике начались повальные аресты заложников и их расстрелы — в ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина, осуществленные социалистами-революционерами, был объявлен «красный террор». Соответствующее постановление Совнаркома было издано 5 сентября.