Это о нем тогда по свежим следам написала в очерке «Ленинград-Севастополь» поэтесса Ольга Берггольц. Коллеги-археологи, знавшие, что Тахтай остался в оккупированном Севастополе, удивлялись: «Он разве еще жив?»
Становление ученого
К началу Великой Отечественной Тахтаю было уже за пятьдесят. Он родился в 1890 году в провинциальном городе Ромны Полтавской губернии.
Крохотный город дал русской культуре и науке несоразмерно своему населению число деятелей самых разных сфер жизни. В числе его уроженцев знаменитые советские физики Иоффе и Эпштейн, один из новаторов театральной режиссуры Таиров, революционный деятель, павший жертвой сталинских репрессий, Сокольников, герой Гражданской войны командарм Федько и, наконец, знаменитый скульптор Кавалеридзе, автор монументальной статуи Артёма в Святогорске. Иван Петрович, кстати, поставил в родном городе первый в мире памятник Тарасу Шевченко.
Путь в науку у Тахтая был обычным — реальное училище, потом историко-филологический факультет столичного университета, из которого перескочил — по родившемуся интересу — в соседний Петербургский археологический институт, где очень быстро стал любимым учеником светила археологической науки Александра Спицина.
Быстро определился круг интересов будущего ученого — проблемами памятников скифско-сарматской, античной и средневековой культур, античной эпиграфики и нумизматики Александр Тахтай занимался до самой смерти.
Война, Паустовский, наука
Научные изыскания, экспедиции в районы Северного Причерноморья — рай для исследователя его тематики — были грубо прерваны Первой мировой войной.
Тахтай возвращается домой, на Полтавщину, вступает в санитарный отряд так называемого Земского союза. В одном из санитарных поездов он знакомится со студентом Московского университета, мечтающим о писательстве, Константином Паустовским. Затем дороги их разошлись — Паустовский с головой ушел в журналистику, а Тахтай летом 1918 года стал красноармейцем.
К ученой деятельности он вернулся только в 1923 году.
Открыватель сокровищ Херсонеса
Пролистаем ряд страниц его жизни и перейдем сразу к 1935 году. Археолог Александр Тахтай получил назначение в Севастополь, на работу в музей-заповедник «Херсонес Таврический».
Жизнь средневековых херсонеситов так увлекла его, что он не замечал, как летели годы. Путеводитель Тахтая по средневековому Херсонесу, подготовленный им как руководителем Музея средних веков, стал классическим. Именно Тахтай в предвоенные годы организовал и провел первые масштабные раскопки в Херсонесе исключительно по научным методикам, жестко пресекая любительство и «черную археологию».
Тут жизнь снова столкнула археолога с Паустовским, уже именитым писателем. В самой романтической книге о Севастополе на русском языке, повести «Черное море», Константин Георгиевич не забыл и про старого знакомого:
«Он провел нас на место последних раскопок и показал пласты почвы разных эпох. По ним, как химик по спектральным линиям, археолог читал прошлое этих берегов. Верхний слой был полон гигантских камней от обвалившихся стен Херсонеса и новых могил, — в прошлом веке в Херсонесе было устроено карантинное кладбище. Второй слой принадлежал византийской эпохе. Здесь нашли много монет Византии. Ниже лежал третий слой, где было много остатков римских времен. И наконец, в самом низу, на материковой скале, лежал слой эллинских вещей, главным образом черепков посуды, покрытых тусклым черным лаком.
В одной из стен нашли мраморную голову юноши, очевидно, творение великого мастера четвертого века до нашей эры. Сотрудник показал нам эту голову. Она была покрыта чешуей окаменелой пыли. Кто-то из диких жителей Херсонеса времен Византии, какой-то христианин, замуровал ее в стену жалкого дома вместо строительного камня».
Клятва херсонесита
Никто из нас не знает, где может оказаться место его подвига. Археолог Тахтай не смог уйти с войсками из Севастополя из-за тяжелой болезни жены. Он остался. В конце концов, он был хранителем Херсонеса, он сам себя им назначил. О сделанном Тахтаем в годы оккупации можно узнать в основном из очерка ленинградской писательницы Ольги Берггольц.
«Ученый, хранитель музея и старый археолог Александр Кузьмич Тахтай тщательно на большой лист ватманской бумаги переписал текст древнейшей человеческой присяги родному городу, повесил его над столом в своем рабочем кабинетике и один остался в Херсонесе.
— В каждом аду должен быть свой цербер, — рассказывал он нам. — Я остался таким цербером около этих священных камней, повторяя мою присягу: «Ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду сохранять для народа херсонеситов…»
Одно время в археологическом заповеднике встала на постой красноармейская часть. И ученый в перерывах между боями рассказывал бойцам о той роли, которую сыграл Херсонес, Корсунь древних русских летописей, в истории нашей страны.
А потом в город вошли войска Манштейна.
Первое, что сделали оккупанты в Херсонесе, — выбросили чету Тахтаев из казенной квартиры. Потом стали грабить нашу историю.
Процитируем еще раз очерк Ольги Берггольц: «Они рассовывали по карманам драгоценные греческие терракоты, стеклянные сосудики для благовоний и вдовьих слез, они царапали на амфорах свастику, разводили на древних мраморных плитах варварские костры. Отчаяние владело старым ученым столь сильно, что делало его бесстрашным.
Он шел к немецкому офицеру, командующему частью, и кричал на него, и требовал унять солдат. Увидев в руках солдата какую-либо музейную вещь, Тахтай шел прямо на него и начинал мягко, но настойчиво отнимать эту вещь.
— Камрад, — говорил он, пытаясь разжать цепкие пальцы грабителя, — камрад! Это нельзя. Это принадлежит прошлому. Это достояние человечества. Это не ваше…
И иногда солдат так изумлялся тому, что слабый, очень старый, морщинистый и седобородый старичок отнимает вещицу у него, вооруженного здоровяка, которому достаточно только дунуть, чтоб старичок покатился с ног, что, хохоча и изумляясь, отдавал украденную безделушку.
«Ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду охранять для народа херсонеситов», — упрямо твердил он присягу своего города — единственный херсонесит, единственный человек среди занявших Херсонес варваров».
Увел из-под носа у Манштейна
Вскоре немецкой армии стало не до Херсонеса и его хранителя. И Александр Кузьмич начал прятать наиболее ценные экспонаты из того, что музей не смог увезти в эвакуацию.
Верхом дерзости Тахтая стало похищение из-под носа оккупационных властей ящиков с артефактами Херсонеса, подготовленными для подарка Манштейну. На ящиках уже написали: «Победителю Севастополя барону фон Манштейну». Но ящики бесследно исчезли. И только Кузьмич, как звали его жители окрестных хуторов, да его помощницы из числа севастопольских женщин знали, куда были спрятаны археологические сокровища.
Под ежеминутной угрозой ареста, лагеря, смерти Тахтай берег и хранил музей. И сохранил.
Севастополь был освобожден Красной армией 9 мая 1944 года. Фронтовой фотокорреспондент, уроженец Юзовки, Евгений Халдей, вошедший в город с передовыми частями морской пехоты, снимал пленку за пленкой, запечатлевая для истории то, что было сделано с прекрасным белым городом у моря.
Усилиями варваров Севастополь сравнялся видом с Херсонесом — и там, и там лежали руины. Но уже в ноябре 1944 года Херсонесский заповедник устроил первую большую выставку античных и средневековых древностей, сохраненных археологом Александром Тахтаем.
Вычеркнули из жизни
А пять лет спустя случилась черная история. Увы, столь обычная для той эпохи.
Сразу два доноса были написаны на археолога в соответствующие органы. В первом он обвинялся в сотрудничестве с оккупационными властями (!), а второй был и того лучше — Александру Кузьмичу вменяли в вину русский национализм.
Дали ему много — аж 25 лет. Тут впору удивиться такому огромному сроку. Но мы не все рассказали о его биографии.
Дело в том, что для советской фемиды Тахтай в 1949 году был рецидивистом. Он уже проходил советскую тюрьму дважды. Первый раз в 1930-м, второй — в 1934 году. Оба раза быстро отпускали — по полгода «всего-то» и сидел. Оба раза, вы будет смеяться, за украинский буржуазный национализм. То есть Тахтаю выпала редкая судьба — получить наказание за две разновидности национализма — украинский и русский.
До смерти Сталина сидел в городе Сталино
Срок Тахтай отбывал в лагере города Сталино, каждый день ходил на работы по разборке развалин домов, оставшихся после войны. Горькая усмешка судьбы — археолог, всю жизнь разбиравший завалы истории, разбирал завалы современности.
Отпустили досрочно, сразу после смерти Сталина. Но в Херсонес он уже никогда не вернулся. Не мог. Решил остаться в шахтерском городе.
Здесь с кадрами было очень туго, поэтому маститому археологу, пусть и отсидевшему по опасной статье, обрадовались в областном краеведческом музее. Но, понятное дело, в штат брать не спешили. Зачислили ученым консультантом на общественных началах.
Старый археолог получал свою скромную пенсию, ездил с молодежью на раскопки, учил ремеслу, печатал статьи в профессиональных изданиях. Последняя, о загадочной статуе с неизвестными науке письменами, найденной при строительстве Карловского водохранилища под столицей Донбасса, вышла в февральской книжке «Советской археологи» за 1964 год. А в четвертом номере журнала появился запоздалый некролог:
«25 июля 1963 года скончался один из старейших археологов Украины Александр Кузьмич Тахтай. Умер он, можно сказать, с пером в руке. В последние дни жизни он работал над текстом доклада «О погребении знатной кочевницы начала II тысячелетия н.э.», который он намеревался прочесть на 3-м общем собрании Одесского археологического общества…»
В последний день своей жизни он зашел в краеведческий музей. Он тогда располагался в здании областной библиотеки им. Крупской — в самом центре города, всего два года носившего тогда имя Донецк. Пообщался с коллегами, вышел на улицу, и… не выдержало сердце.
Удивительно, что при такой судьбе оно прослужило ему 73 года.