Сергей "Куба" Мишустин о том, как казаки угнали у ВСУ танк "Леопард"
Сергей "Куба" Мишустин о том, как казаки угнали у ВСУ танк "Леопард" - 27.11.2023 Украина.ру
Сергей "Куба" Мишустин о том, как казаки угнали у ВСУ танк "Леопард"
Заместитель командира взвода технической разведки Сергей "Куба" Мишустин рассказал изданию Украина.ру, как им удаётся вытаскивать подбитую технику с линии фронта даже в условиях, когда украинцы круглосуточно следят с беспилотника
«Куба» — донской казак из Белгородской области. Ему 43 года. По поводу позывного объясняет так: получил прозвище еще в детстве от пацанов с улицы. Оно и стало позывным. СВО для Сергея Мишустина — первая война. Местный атаман кинул клич, и они — сам Куба, его старший брат, Константин Мишустин, и шурин — 29 марта 2022 года отправились на фронт. Так до сих пор и воюют. Старший брат у них командир. Оба в технической разведке. Занимаются тем, что вывозят с фронта подбитую технику — российскую и украинскую. Служба эта сложная и опасная, постоянный риск погибнуть. Сейчас они находятся на территории Донбасса.За полтора года пришлось повоевать под Херсоном и под Изюмом.— Куба, какую подбитую технику вывозите сейчас чаще всего — западную или советскую?— Советскую. Западной еще у нас не было, потому что на фронте помимо нас работают и другие группы. Они сами, без нас, успевают подбитую технику вытащить. Мы плотно пока западной не занимались. Намётки есть, но пока ещё мы этого не делали.Чтобы работать на линии соприкосновения, нам надо сначала во взаимодействие войти с другими батальонами. Это чтобы под дружеский огонь не попасть. На данный момент тяжёлой техники именно наш батальон еще не вытащил. Пока подбитые КамАЗы — и наши, и украинские, которые не сгорели, на запчасти разбираем.— А как это происходит? Как вы узнаёте, что в том или в ином месте есть подбитые КамАЗы? Беспилотник поднимаете?— К сожалению, у нас беспилотников нет, приходится передвигаться пешком, занимаемся тем, что находится в пределах видимости. Договариваемся с другими батальонами, что будем работать в их зоне ответственности. Ищем в их зоне ответственности и находим подбитую технику. Либо нам сообщают, что там есть какая-то техника, её нужно забрать. Сейчас у нас Соледар крайняя точка была. Бахмутское направление.Если техника подбита конкретно на позициях того или иного батальона, бойцы забирают ее сами. Мы там не нужны. Мы работаем по той подбитой технике, которую тяжело забрать. Тяжело, потому что украинцы за ней следят с беспилотников.Если техника остаётся на поле боя, где-то в красной зоне, за ней обязательно следят. Если она более-менее в пригодном состоянии, над ней постоянно, 24/7, беспилотник в небе висит. Он контролирует это место, чтобы к нему никто не подъехал, не подполз.Мы выдвигаемся в нужный район, пару дней проводим там разведку, смотрим: наблюдают — не наблюдают, ведётся огонь или не ведётся. Это очень важно, потому что подбитая техника может стоять там специально. Ее подбивают, речь, конечно, в данном случае идет о нашей технике, но не вытаскивают. Просто берут на контроль.— А что за техника?— Наша техника: «Уралы», КамАЗы, «буханки». Часто это сгоревшая техника. Её «Валькирии» (украинские БПЛА. — Ред.) бьют, и она сгорает полностью, поэтому спасти там что-то тяжело. Если где-то рядом с машиной попало и только колёса или баки у нее перебило, то ее можно утащить или на запчасти разобрать. Бывает, люди эвакуируются, а техника остаётся под огнём на линии соприкосновения. Вот мы её и вытаскиваем.— Вы в основном работаете ночью или днём?— И днём, и ночью. Это зависит от того, ведется или не ведется в этом месте огонь. Но это такая информация, о которой лучше не распространяться.— Сколько человек у вас этим занимаются?— От пяти до двенадцати. Мы входим во взаимодействие с другими батальонами. Можем к ним обратиться за помощью, чтобы что-то вытащить, либо своей техникой можем вытащить. Это тоже КамАЗы, «Мотолыги» (транспортер-тягач МТ-ЛБ. — Прим.) и «Тигры» (российский военный бронеавтомобиль. — Ред.).Всё зависит от веса техники и того, насколько сильно она повреждена. Вытаскиваем в безопасную зону, потом перегружаем на трал и увозим уже непосредственно на пункт ремонта.От места обнаружения техники до наших тралов разное расстояние бывает, в основном до километра. Бывает и меньше. Еще раз, подбитую технику украинцы обычно контролируют и не дают ее утащить. Чтобы всё прошло нормально, на эвакуацию подбитой техники должно уходить не больше 10–15 минут. Если задержишься, тебя заметят и откроют огонь.На место, где стоит подбитая техника, наша группа эвакуации подходит пешком. Перед этим саперы всё проверяют, чтобы ничего не было заминировано. Если надо, то разминируют. И только после этого мы и огневая поддержка выдвигаемся.Украинцы часто свою подбитую технику минируют. Бывало так: наши саперы посмотрели, вроде все нормально — мин нет. Но у украинцев-то разведка тоже работает. Через час или через шесть часов приходят на место наши, а там уже всё заминировано. Бывали даже жертвы среди наших.— Под украинский обстрел попадали, когда вытаскивали технику?— Я, слава богу, нет, а вот коллеги попадали. В прошлом году был один такой случай. «Мотолыга» и КамАЗ застряли в излучине Северского Донца. Их попытались вытащить, но там в 400 метрах украинцы сидели, вели наблюдение за всеми передвижениями. Никто не послушал опытных людей, что украинцы могут открыть огонь. Начали вытаскивать технику: пригнали танк, подцепили трос, только зацепили — начался обстрел.Бой шел где-то минут 40. Наши били из АГС, пулеметов и легкого стрелкового оружия, потому что расстояние до украинцев было 400 метров.В итоге технику так и не спасли, один наш человек был тяжело ранен. У командира танка лёгкое ранение было. Слава богу, никто не погиб в тот день.На тот момент у наших был беспилотник, с него наблюдали за противником. Увидели, что у украинцев были потери — это стало понятно по тому, что они вытаскивали своих людей. Всего их там суетилось около 30 человек. Сколько они потеряли, сказать тяжело, так как наблюдение велось с воздуха.— Мы знаем, что нашим удается вытаскивать с поля боя как подбитую, так и целую западную технику. Если, как вы говорите, что за всем этим добром с беспилотника следят круглосуточно, то как тогда всю эту красоту вытаскивают с линии соприкосновения?— Есть же человеческий фактор: люди едят, отвлекаются, устают, спят, ходят в туалет. Время для проведения такой операции нами подбирается в тот момент, когда на фронте передышка — украинцы на что-то в эту минуту отвлечены. Были моменты, когда наши ребята — не буду говорить, какой батальон — смогли утащить с поля боя «Леопард». Просто своим ходом его угнали. Когда украинцы расслаблялись — ели и спали, наши подкрались незаметно, залезли в танк и угнали его.— Сколько времени нужно, чтобы разобрать машину на запчасти? Когда вы разбираете на запчасти, что берёте?— Обычно то, что можно утащить быстро. Вот двигатель — не вытащить. К тому же если двигатель тащить по земле, то он придет в негодность. Берем колёса, мосты, рулевые части, мелкие запчасти. Это всё идёт на нужды фронта: наши машины, вышедшие из строя, ремонтируются. Ремонтируются у нас, на месте, но большинство подбитой техники увозится в Россию.— У вас с братом были ранения за это время?— К счастью, ранений не было. Я аккуратно себя веду во время эвакуаций. Рядом со мной раненые были. Наш командир из Белгорода — Ромка, позывной «Бомба» — в этом году весной погиб у нас на глазах.Был миномётный обстрел — его убило польской миной. На позиции в засаде сидели. Польские миномёты бесшумные, осколки мин летят низом, по земле. Под бронежилет ему осколок залетел — в сердце попал.— Как вы вообще оцениваете ситуацию на фронте, под Соледаром и Бахмутом?— Тяжелая, очень тяжёлая. У украинцев боеприпасов хватает, человеческого ресурса хватает, бои идут и день, и ночь. Очень тяжело.— Как происходит отбор в вашу группу техразведки? Человек какими качествами должен обладать, чтобы туда попасть?— Морально-волевыми. У нас вообще всё очень строго — батальон казачий. Во-первых, чтобы к нам попасть, человек в первую очередь должен сам хотеть туда попасть.Во-вторых, он должен быть физически здоров, потому что у нас постоянная физическая нагрузка: надо все время двигаться, очень много бегать, много на себе тащить, работать много нужно. Поэтому мы все в подразделении здоровые молодые парни.Но есть и немолодые бойцы, но они все спортсмены, люди здоровые — не выпивают и не курят.В-третьих, должны быть какие-то навыки. Вот приходят к нам срочники — у них же никакой военной подготовки, как вы понимаете, нет. Мы их сразу на полигон. Если он показывает, что у него есть нужные задатки, то этот человек попадает к нам.— Как вы чувствуете — победим?— Да, конечно, победим.
Заместитель командира взвода технической разведки Сергей "Куба" Мишустин рассказал изданию Украина.ру, как им удаётся вытаскивать подбитую технику с линии фронта даже в условиях, когда украинцы круглосуточно следят с беспилотника
«Куба» — донской казак из Белгородской области. Ему 43 года. По поводу позывного объясняет так: получил прозвище еще в детстве от пацанов с улицы. Оно и стало позывным.
СВО для Сергея Мишустина — первая война. Местный атаман кинул клич, и они — сам Куба, его старший брат, Константин Мишустин, и шурин — 29 марта 2022 года отправились на фронт. Так до сих пор и воюют.
Старший брат у них командир. Оба в технической разведке. Занимаются тем, что вывозят с фронта подбитую технику — российскую и украинскую. Служба эта сложная и опасная, постоянный риск погибнуть. Сейчас они находятся на территории Донбасса.
За полтора года пришлось повоевать под Херсоном и под Изюмом.
— Куба, какую подбитую технику вывозите сейчас чаще всего — западную или советскую?
— Советскую. Западной еще у нас не было, потому что на фронте помимо нас работают и другие группы. Они сами, без нас, успевают подбитую технику вытащить. Мы плотно пока западной не занимались. Намётки есть, но пока ещё мы этого не делали.
Чтобы работать на линии соприкосновения, нам надо сначала во взаимодействие войти с другими батальонами. Это чтобы под дружеский огонь не попасть. На данный момент тяжёлой техники именно наш батальон еще не вытащил.
Пока подбитые КамАЗы — и наши, и украинские, которые не сгорели, на запчасти разбираем.
— А как это происходит? Как вы узнаёте, что в том или в ином месте есть подбитые КамАЗы? Беспилотник поднимаете?
— К сожалению, у нас беспилотников нет, приходится передвигаться пешком, занимаемся тем, что находится в пределах видимости.
Договариваемся с другими батальонами, что будем работать в их зоне ответственности. Ищем в их зоне ответственности и находим подбитую технику. Либо нам сообщают, что там есть какая-то техника, её нужно забрать. Сейчас у нас Соледар крайняя точка была. Бахмутское направление.
Если техника подбита конкретно на позициях того или иного батальона, бойцы забирают ее сами. Мы там не нужны. Мы работаем по той подбитой технике, которую тяжело забрать. Тяжело, потому что украинцы за ней следят с беспилотников.
Если техника остаётся на поле боя, где-то в красной зоне, за ней обязательно следят. Если она более-менее в пригодном состоянии, над ней постоянно, 24/7, беспилотник в небе висит. Он контролирует это место, чтобы к нему никто не подъехал, не подполз.
Мы выдвигаемся в нужный район, пару дней проводим там разведку, смотрим: наблюдают — не наблюдают, ведётся огонь или не ведётся. Это очень важно, потому что подбитая техника может стоять там специально. Ее подбивают, речь, конечно, в данном случае идет о нашей технике, но не вытаскивают. Просто берут на контроль.
— Наша техника: «Уралы», КамАЗы, «буханки». Часто это сгоревшая техника. Её «Валькирии» (украинские БПЛА. — Ред.) бьют, и она сгорает полностью, поэтому спасти там что-то тяжело. Если где-то рядом с машиной попало и только колёса или баки у нее перебило, то ее можно утащить или на запчасти разобрать.
Бывает, люди эвакуируются, а техника остаётся под огнём на линии соприкосновения. Вот мы её и вытаскиваем.
— Вы в основном работаете ночью или днём?
— И днём, и ночью. Это зависит от того, ведется или не ведется в этом месте огонь. Но это такая информация, о которой лучше не распространяться.
— Сколько человек у вас этим занимаются?
— От пяти до двенадцати. Мы входим во взаимодействие с другими батальонами. Можем к ним обратиться за помощью, чтобы что-то вытащить, либо своей техникой можем вытащить. Это тоже КамАЗы, «Мотолыги» (транспортер-тягач МТ-ЛБ. — Прим.) и «Тигры» (российский военный бронеавтомобиль. — Ред.).
Всё зависит от веса техники и того, насколько сильно она повреждена. Вытаскиваем в безопасную зону, потом перегружаем на трал и увозим уже непосредственно на пункт ремонта.
От места обнаружения техники до наших тралов разное расстояние бывает, в основном до километра. Бывает и меньше.
Еще раз, подбитую технику украинцы обычно контролируют и не дают ее утащить. Чтобы всё прошло нормально, на эвакуацию подбитой техники должно уходить не больше 10–15 минут. Если задержишься, тебя заметят и откроют огонь.
На место, где стоит подбитая техника, наша группа эвакуации подходит пешком. Перед этим саперы всё проверяют, чтобы ничего не было заминировано. Если надо, то разминируют. И только после этого мы и огневая поддержка выдвигаемся.
Украинцы часто свою подбитую технику минируют. Бывало так: наши саперы посмотрели, вроде все нормально — мин нет. Но у украинцев-то разведка тоже работает. Через час или через шесть часов приходят на место наши, а там уже всё заминировано. Бывали даже жертвы среди наших.
— Под украинский обстрел попадали, когда вытаскивали технику?
— Я, слава богу, нет, а вот коллеги попадали. В прошлом году был один такой случай.
«Мотолыга» и КамАЗ застряли в излучине Северского Донца. Их попытались вытащить, но там в 400 метрах украинцы сидели, вели наблюдение за всеми передвижениями. Никто не послушал опытных людей, что украинцы могут открыть огонь.
Начали вытаскивать технику: пригнали танк, подцепили трос, только зацепили — начался обстрел.
Бой шел где-то минут 40. Наши били из АГС, пулеметов и легкого стрелкового оружия, потому что расстояние до украинцев было 400 метров.
В итоге технику так и не спасли, один наш человек был тяжело ранен. У командира танка лёгкое ранение было. Слава богу, никто не погиб в тот день.
На тот момент у наших был беспилотник, с него наблюдали за противником. Увидели, что у украинцев были потери — это стало понятно по тому, что они вытаскивали своих людей. Всего их там суетилось около 30 человек.
Сколько они потеряли, сказать тяжело, так как наблюдение велось с воздуха.
— Мы знаем, что нашим удается вытаскивать с поля боя как подбитую, так и целую западную технику. Если, как вы говорите, что за всем этим добром с беспилотника следят круглосуточно, то как тогда всю эту красоту вытаскивают с линии соприкосновения?
— Есть же человеческий фактор: люди едят, отвлекаются, устают, спят, ходят в туалет. Время для проведения такой операции нами подбирается в тот момент, когда на фронте передышка — украинцы на что-то в эту минуту отвлечены.
Были моменты, когда наши ребята — не буду говорить, какой батальон — смогли утащить с поля боя «Леопард». Просто своим ходом его угнали. Когда украинцы расслаблялись — ели и спали, наши подкрались незаметно, залезли в танк и угнали его.
— Сколько времени нужно, чтобы разобрать машину на запчасти? Когда вы разбираете на запчасти, что берёте?
— Обычно то, что можно утащить быстро. Вот двигатель — не вытащить. К тому же если двигатель тащить по земле, то он придет в негодность.
Берем колёса, мосты, рулевые части, мелкие запчасти. Это всё идёт на нужды фронта: наши машины, вышедшие из строя, ремонтируются. Ремонтируются у нас, на месте, но большинство подбитой техники увозится в Россию.
— У вас с братом были ранения за это время?
— К счастью, ранений не было. Я аккуратно себя веду во время эвакуаций. Рядом со мной раненые были. Наш командир из Белгорода — Ромка, позывной «Бомба» — в этом году весной погиб у нас на глазах.
Был миномётный обстрел — его убило польской миной. На позиции в засаде сидели. Польские миномёты бесшумные, осколки мин летят низом, по земле. Под бронежилет ему осколок залетел — в сердце попал.
— Как вы вообще оцениваете ситуацию на фронте, под Соледаром и Бахмутом?
— Тяжелая, очень тяжёлая. У украинцев боеприпасов хватает, человеческого ресурса хватает, бои идут и день, и ночь. Очень тяжело.
— Как происходит отбор в вашу группу техразведки? Человек какими качествами должен обладать, чтобы туда попасть?
— Морально-волевыми. У нас вообще всё очень строго — батальон казачий.
Во-первых, чтобы к нам попасть, человек в первую очередь должен сам хотеть туда попасть.
Во-вторых, он должен быть физически здоров, потому что у нас постоянная физическая нагрузка: надо все время двигаться, очень много бегать, много на себе тащить, работать много нужно. Поэтому мы все в подразделении здоровые молодые парни.
Но есть и немолодые бойцы, но они все спортсмены, люди здоровые — не выпивают и не курят.
В-третьих, должны быть какие-то навыки. Вот приходят к нам срочники — у них же никакой военной подготовки, как вы понимаете, нет. Мы их сразу на полигон. Если он показывает, что у него есть нужные задатки, то этот человек попадает к нам.
