https://ukraina.ru/20230301/1043947752.html
Марина Лизоркина: Ругать свою Родину и крушить памятники могут только люди, лишенные любви
Марина Лизоркина: Ругать свою Родину и крушить памятники могут только люди, лишенные любви - 10.04.2023 Украина.ру
Марина Лизоркина: Ругать свою Родину и крушить памятники могут только люди, лишенные любви
В рамках фестиваля документального кино "Время героев", который прошел на днях в Москве, художница и экс-солистка группы "Серебро" Марина Лизоркина представила свой проект "Память в камне", в котором изобразила советские монументы, снесенные в Восточной Европе на волне антироссийских настроений
2023-03-01T10:56
2023-03-01T10:56
2023-04-10T12:49
интервью
художник
памятник
выставка
культура
/html/head/meta[@name='og:title']/@content
/html/head/meta[@name='og:description']/@content
https://cdnn1.ukraina.ru/img/07e7/02/1c/1043954168_180:31:762:358_1920x0_80_0_0_e77a57ec97320f7e8e50e4b14c60a461.jpg
О современном визуальном искусстве, политических высказываниях художников, войне с памятниками и европейской неблагодарности она рассказала в интервью Украина.ру.— Марина, что вдохновило вас на создание проекта «Память в камне»? — Я, как гражданин своей великой Родины, конечно же, категорически против этой тенденции, которая сейчас наблюдается в мире — разрушения памятников подвигу советского народа. Помимо того, что меня возмущает эта попытка стереть память, меня еще, как творческую личность, возмущает разрушение объектов архитектуры, которые являются произведениями искусства. Это, на мой взгляд, просто кощунство. Когда я работала над этим проектом, я нашла такое количество прекраснейших, с точки зрения архитектуры, памятников.— Тех, которые уже были уничтожены?— Да. В этом проекте на четырех работах изображены четыре монумента, которые были уничтожены, которые навсегда потеряны. Пятая работа, которая отличается по цвету, является флагманом этого проекта, этот памятник — плод моего воображения. Я не скульптор и не претендую, это больше как идея. Я считаю, что вместо того, чтобы сносить памятники повсеместно, их наоборот нужно возводить: и в честь советского солдата, и в честь воинов Российской империи, и в честь российских воинов. Потому что на протяжении многовековой истории российского государства так или иначе помощь от России была оказана огромному количеству стран, особенно близлежащего зарубежья. Россия всегда была ориентирована на созидание и помощь другим народам.— Вы хотели бы спроектировать этот памятник?— Это только идея. Он может быть прекраснее гораздо, чем мой памятник. Он символический — изображен солдат российской современной армии с нашей с вами символикой — буквой Z, который держит голубя мира.— Где бы он мог стоять?— В любом европейском городе и не только европейском. Огромное количество стран, наций и народов исторически чем-то обязаны России.— Кроме очевидной проблемы вандализма и разрушения произведений искусств, вокруг демонтажа памятников на Украине и в Европе есть дискуссия: борются ли таким образом с историей и прошлым, или же это элемент когнитивной войны, отвлекающий людей от чего-то более важного, происходящего в тени?— Все-таки Украина сейчас — отдельная история, потому что непосредственно на территории Украины идут боестолкновения. Совершенно очевидно, что мы стоим против всей этой Западной гегемонии, но все это происходит на территории Украины и России, так что то, что происходит именно там — скорее импульс, возмущение, более острая форма, нежели в Европе. Там это обдуманная, поэтапная стратегия.— Но ведь на Украине декоммунизация объявлена сразу после Майдана, девять лет назад.— Да, к сожалению, Украину все эти годы настраивали против России. Но мне кажется, что украинский народ не искренне, из глубины души испытывает эту ненависть, а скорее научен этому извне. Люди с холодным расчетом вложили это в головы украинскому народу. В Европе же — совсем другое, это прагматичный и планомерный план. Они знают, зачем они это делают, их главная цель — устранить все положительные впечатления о России.— И при этом сотни людей в Риге выходят защищать памятник Освободителям Риги.— Да, у меня как раз изображен этот памятник. Я помню, как люди боролись, дежурили, не спали, застилали все цветами. Естественно, это не должно быть незамеченным, это нам показывает, что настроения у людей разные. Массовое сознание — оно такое, колеблющееся.— Один из городов, изображенных у вас — Варшава. Там до сих пор в центре города стоит сталинская высотка — одна из главных достопримечательностей города. Беспрерывно идут споры о ее сносе, уже многие годы: с одной стороны — это советское наследие, с другой стороны — слишком дорого сносить такое огромное здание. Кроме того, весь центр Варшавы в 1946—1947 годах был отстроен в сталинском ампире, так что…— Это глупость. Абсолютно бессмысленные жесты. Сносить здание, потому что оно «сталинское», снести памятник, потому что он советский, закрыть ресторан, потому что это русская кухня… Эти люди просто лишают себя разнообразия. Каким они видят свой мир? Поделенным на фракции как в «Дивергенте»?— Звучит как антиутопия.— Они декларируют везде, что борются за свободу, выбор, а на самом деле, если посмотреть, вся эта их свобода сводится к фракционному обществу, где все должны знать свое место. Самая свободная, демократичная страна, на самом деле, это Россия. Недавно это стало для меня очевидно. Когда началось обострение, я очень многое переосмыслила. Я никогда не придерживалась каких-нибудь кардинально других взглядов, но и не задумывалась так глубоко над этим всем.— В России тоже убирали и убирают советские памятники. В первую очередь, во время перестройки и при Борисе Ельцине. Тому свидетельство — парк «Музеон» в Москве, демонтаж памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянке. Почему это происходит?— Я, в целом, считаю, что памятник — это всегда история, которую нужно беречь и сохранять для потомков. Чем больше памятников, тем лучше — пускай будут новые, стоят рядом со старыми. Я не понимала, когда повсеместно убирали памятники [Владимиру] Ленину. Почему? Это наша история. Я за то, чтобы как можно больше исторических зданий, памятников, мест сохранялись. Москва, например, может еще разрастаться и разрастаться, необязательно строить новое поверх старого.— Отмена русской культуры на Западе, которую вы упомянули, разделилась на две странных тенденции: либо что-нибудь радикально запрещается, например, в Греции полностью запретили исполнять произведения [Петра] Чайковского, либо деятелей искусства, которые во времена Российской империи или советское время, родились на нынешних украинских территориях — [Михаил] Щепкин, [Архип] Куинджи, [Иван] Айвазовский — стараются продвигать, но называя именно украинцами. Насколько вообще это имеет смысл? Как работают такие пропагандистские ходы, и есть ли такой запрос у обычных зрителей?— Прежде всего, это нелогично. Официальная украинская политическая риторика состоит в том, чтобы максимально обособиться от России, от русских, но с другой стороны они замешивают все эти культурные эпохи в одно целое, то есть противоречат сами себе. Слишком много возни вокруг этого всего. Мне кажется, это настолько несущественно, настолько несерьезно. Какая разница, кто где родился? Главное, что он оставил после себя. Это вопросы вроде «чей борщ».— Марина, вернемся к вашей выставке. Как правильно называется техника, в которой вы работаете?— Это моя авторская техника. Я называю ее лепестковая техника. Благодаря ей можно наносить изображение сразу на трех плоскостях, и такие картины я называю моно-триптихи — три изображения в одной работе.— То есть изображение меняется?— Да, в зависимости от ракурса. Когда человек смотрит фронтально, он видит одну картинку, когда смотрит на работу сбоку — другое изображение. То есть справа, фронтально и слева — три разных изображения.— В одном из интервью вы говорили, что ваши работы можно назвать перформансами.— Картина перестает быть статичной и превращается в инсталляцию. Перформанс в данном случае — взаимодействие зрителя с картиной, интерактив. Ему приходится перемещаться, обходить работу. Получается, ты взаимодействуешь с картиной, ищешь правильный ракурс и, когда ты его находишь, получаешь вознаграждение в виде четкого изображения.Что касается этой выставки «Память в камне», я поймала себя на мысли, что когда ты перемещаешь свой взор и картинка боковая рассыпается на фрагменты, это происходит, как разрушение памятника. И это не первая моя экспериментальная техника: были и другие, эксперименты с материалами — шпаклевками, плексигласом. И лепестковая техника очень много раз проходила апгрейд. Сейчас она достигла такого качества, что лепестки у меня из пластика, работы долговечные. Сначала они были бумажные, мятые, но в этом тоже был свой шик. Вообще современный художник и в художественный магазин зайдет, и в строительный магазин, и на свалку может заехать.— Как вы в целом относитесь к экспериментам в визуальном искусстве, комбинировании разных жанров? Какие стили, направления сейчас популярны в России?— Вы знаете, я такого плана художник, который старается максимально отгородиться от каких-то новых веяний в современном искусстве, чтобы на меня это не оказывало влияния. Как только я начинаю вникать в тренды, в то, что нового появилось, это начинает на меня влиять. У меня есть друг в США, художник, Антон Витковский, и ни для кого не секрет, что я работала и выставлялась в Штатах. Сейчас я уже живу в России, но тогда всякий раз, когда мы находились в художественном пространстве Антона, я чувствовала, что я приезжаю в Москву, что-то делаю и вижу его влияние. У меня появлялись работы Inspired by Anton (вдохновлено Антоном. — Ред.), и мне это так мешает, что я стараюсь в плане творчества в «домике» своем сидеть и ориентироваться на свои мысли и идеи. Благо с этим проблем нет. Творческие кризисы накатывают, но нечасто. Поэтому мне трудно рассказать, какие сейчас существуют новые техники, течения, тенденции, — стараюсь не следить.— А как вы относитесь к комбинированию разных видов искусства — живописи и музыки и так далее?— У меня как раз есть такая идея — объединить музыку, живопись и запах.— Каким образом?— Есть картина, есть к ней музыкальная ассоциация и ассоциация ароматическая. Она пока не реализована, но я всегда за эксперименты. У меня, например, есть друг, Евгений Гор, певец. Он прекрасно поет и выпускает ароматические свечи. Он об этом еще не знает, но у меня есть такая идея, чтобы один человек создал аромат к картине, другой — написал музыку. Может быть, еще какой-нибудь кондитер или повар приготовит что-нибудь, и у человека будут задействованы все органы чувств одновременно. Может быть, я когда-нибудь реализую эту задумку. Также я все мечтаю устроить выставку для незрячих людей — на тактильности, на чувствах, используя шрифт Брайля.— Экспериментаторов часто обвиняют в перегибах и неэтичности. Марину Абрамович постоянно упрекали за «выход за рамки».— Да, некоторые ее эксперименты выходили за рамки, но она человек гениальный и иногда, конечно, могла перебарщивать. Творческий человек должен ориентироваться чувство внутренней морали.— Иногда такие перегибы касаются политики. Например, Бэнкси много критиковали за его художественные высказывания на тему израильско-палестинского конфликта…— Опять же, художник, как и любой медийный человек — певец, режиссер, актер — должен понимать, что его высказывание влияет на мнение людей, которые увлечены его творчеством. Я считаю, что это неэтично, когда ты свое личное мнение так жестко транслируешь. Ведь никто не может утверждать, что его мнение — единственное верное. Я не понимаю, зачем это делать. У меня тоже есть политическое мнение и очень конкретное, но, когда я делаю, в том числе этот проект, я делаю это как художник, которого возмущает, прежде всего, разрушение объектов искусства, которые еще несут дополнительный смысл. Но я не чувствую морального права делать политические заявления.— Вы полностью сменили фокус внимания на живопись, возвращения к музыке не планируете?— Нет, не планирую. Я связала свою жизнь с живописью. Когда я ушла из группы «Серебро», в далеком 2009 году, мне поступали другие предложения — и сольного характера, и в другие группы. Но я ушла целенаправленно в эту сферу деятельности, и моя первая выставка была организована продюсерским центром Максима Фадеева и именно эта первая презентация моих работ, реакция людей на них — люди не ожидали увидеть живопись от блондинки из девичьего трио — я почувствовала, что это действительно моя история. Мне страшно захотелось стать именно профессиональным художником.— Сейчас бесконечно идут споры о ситуации в российском шоу-бизнесе, артистах, которые уезжают или остаются, поддерживают СВО или не поддерживают.— Это абсолютно личное дело каждого. Я совершенно не против людей, которые не понимают курс руководства страны, не одобряют его. Пожалуйста, это личное мнение. Но я никогда не пойму, как можно уехать и гнать на свою страну, говорить: «Мне стыдно, что я русский». Если тебе стыдно, что ты русский, то и мне тоже стыдно, что ты русский! У меня есть друзья художники, которые уехали за границу после начала СВО, и они там живут, работают, выставляют русских художников, знакомят местных с русским искусством. И они спокойно говорят, что они русские, но позиция политическая у них такая. Может быть, они ждут смены правительства, чтобы вернуться. Но когда человек начинает оскорблять свою нацию, страну, своих предков, — такие люди выпали из моего круга общения. Это запредельно, как можно быть такими неблагодарными, с отсутствием любви? Гнать на Родину — то же самое, что гнать на маму.
https://ukraina.ru/20220819/1037879225.html
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
2023
Новости
ru-RU
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
Украина.ру
editors@ukraina.ru
+7 495 645 66 01
ФГУП МИА «Россия сегодня»
интервью, художник, памятник, выставка
О современном визуальном искусстве, политических высказываниях художников, войне с памятниками и европейской неблагодарности она рассказала в интервью Украина.ру.
— Марина, что вдохновило вас на создание проекта «Память в камне»?
— Я, как гражданин своей великой Родины, конечно же, категорически против этой тенденции, которая сейчас наблюдается в мире — разрушения памятников подвигу советского народа. Помимо того, что меня возмущает эта попытка стереть память, меня еще, как творческую личность, возмущает разрушение объектов архитектуры, которые являются произведениями искусства. Это, на мой взгляд, просто кощунство. Когда я работала над этим проектом, я нашла такое количество прекраснейших, с точки зрения архитектуры, памятников.
— Тех, которые уже были уничтожены?
— Да. В этом проекте на четырех работах изображены четыре монумента, которые были уничтожены, которые навсегда потеряны. Пятая работа, которая отличается по цвету, является флагманом этого проекта, этот памятник — плод моего воображения. Я не скульптор и не претендую, это больше как идея. Я считаю, что вместо того, чтобы сносить памятники повсеместно, их наоборот нужно возводить: и в честь советского солдата, и в честь воинов Российской империи, и в честь российских воинов. Потому что на протяжении многовековой истории российского государства так или иначе помощь от России была оказана огромному количеству стран, особенно близлежащего зарубежья. Россия всегда была ориентирована на созидание и помощь другим народам.
— Вы хотели бы спроектировать этот памятник?
— Это только идея. Он может быть прекраснее гораздо, чем мой памятник. Он символический — изображен солдат российской современной армии с нашей с вами символикой — буквой Z, который держит голубя мира.
— В любом европейском городе и не только европейском. Огромное количество стран, наций и народов исторически чем-то обязаны России.
— Кроме очевидной проблемы вандализма и разрушения произведений искусств, вокруг демонтажа памятников на Украине и в Европе есть дискуссия: борются ли таким образом с историей и прошлым, или же это элемент когнитивной войны, отвлекающий людей от чего-то более важного, происходящего в тени?
— Все-таки Украина сейчас — отдельная история, потому что непосредственно на территории Украины идут боестолкновения. Совершенно очевидно, что мы стоим против всей этой Западной гегемонии, но все это происходит на территории Украины и России, так что то, что происходит именно там — скорее импульс, возмущение, более острая форма, нежели в Европе. Там это обдуманная, поэтапная стратегия.
— Но ведь на Украине декоммунизация объявлена сразу после Майдана, девять лет назад.
— Да, к сожалению, Украину все эти годы настраивали против России. Но мне кажется, что украинский народ не искренне, из глубины души испытывает эту ненависть, а скорее научен этому извне. Люди с холодным расчетом вложили это в головы украинскому народу. В Европе же — совсем другое, это прагматичный и планомерный план. Они знают, зачем они это делают, их главная цель — устранить все положительные впечатления о России.
— И при этом сотни людей в Риге выходят защищать памятник Освободителям Риги.
— Да, у меня как раз изображен этот памятник. Я помню, как люди боролись, дежурили, не спали, застилали все цветами. Естественно, это не должно быть незамеченным, это нам показывает, что настроения у людей разные. Массовое сознание — оно такое, колеблющееся.
— Один из городов, изображенных у вас — Варшава. Там до сих пор в центре города стоит сталинская высотка — одна из главных достопримечательностей города. Беспрерывно идут споры о ее сносе, уже многие годы: с одной стороны — это советское наследие, с другой стороны — слишком дорого сносить такое огромное здание. Кроме того, весь центр Варшавы в 1946—1947 годах был отстроен в сталинском ампире, так что…
— Это глупость. Абсолютно бессмысленные жесты. Сносить здание, потому что оно «сталинское», снести памятник, потому что он советский, закрыть ресторан, потому что это русская кухня… Эти люди просто лишают себя разнообразия. Каким они видят свой мир? Поделенным на фракции как в «Дивергенте»?
— Они декларируют везде, что борются за свободу, выбор, а на самом деле, если посмотреть, вся эта их свобода сводится к фракционному обществу, где все должны знать свое место. Самая свободная, демократичная страна, на самом деле, это Россия. Недавно это стало для меня очевидно. Когда началось обострение, я очень многое переосмыслила. Я никогда не придерживалась каких-нибудь кардинально других взглядов, но и не задумывалась так глубоко над этим всем.
— В России тоже убирали и убирают советские памятники. В первую очередь, во время перестройки и при Борисе Ельцине. Тому свидетельство — парк «Музеон» в Москве, демонтаж памятника Феликсу Дзержинскому на Лубянке. Почему это происходит?
— Я, в целом, считаю, что памятник — это всегда история, которую нужно беречь и сохранять для потомков. Чем больше памятников, тем лучше — пускай будут новые, стоят рядом со старыми. Я не понимала, когда повсеместно убирали памятники [Владимиру] Ленину. Почему? Это наша история. Я за то, чтобы как можно больше исторических зданий, памятников, мест сохранялись. Москва, например, может еще разрастаться и разрастаться, необязательно строить новое поверх старого.
— Отмена русской культуры на Западе, которую вы упомянули, разделилась на две странных тенденции: либо что-нибудь радикально запрещается, например, в Греции полностью запретили исполнять произведения [Петра] Чайковского, либо деятелей искусства, которые во времена Российской империи или советское время, родились на нынешних украинских территориях — [Михаил] Щепкин, [Архип] Куинджи, [Иван] Айвазовский — стараются продвигать, но называя именно украинцами. Насколько вообще это имеет смысл? Как работают такие пропагандистские ходы, и есть ли такой запрос у обычных зрителей?
— Прежде всего, это нелогично. Официальная украинская политическая риторика состоит в том, чтобы максимально обособиться от России, от русских, но с другой стороны они замешивают все эти культурные эпохи в одно целое, то есть противоречат сами себе. Слишком много возни вокруг этого всего. Мне кажется, это настолько несущественно, настолько несерьезно. Какая разница, кто где родился? Главное, что он оставил после себя. Это вопросы вроде «чей борщ».
— Марина, вернемся к вашей выставке. Как правильно называется техника, в которой вы работаете?
— Это моя авторская техника. Я называю ее лепестковая техника. Благодаря ей можно наносить изображение сразу на трех плоскостях, и такие картины я называю моно-триптихи — три изображения в одной работе.
— То есть изображение меняется?
— Да, в зависимости от ракурса. Когда человек смотрит фронтально, он видит одну картинку, когда смотрит на работу сбоку — другое изображение. То есть справа, фронтально и слева — три разных изображения.
— В одном из интервью вы говорили, что ваши работы можно назвать перформансами.
— Картина перестает быть статичной и превращается в инсталляцию. Перформанс в данном случае — взаимодействие зрителя с картиной, интерактив. Ему приходится перемещаться, обходить работу. Получается, ты взаимодействуешь с картиной, ищешь правильный ракурс и, когда ты его находишь, получаешь вознаграждение в виде четкого изображения.
Что касается этой выставки «Память в камне», я поймала себя на мысли, что когда ты перемещаешь свой взор и картинка боковая рассыпается на фрагменты, это происходит, как разрушение памятника. И это не первая моя экспериментальная техника: были и другие, эксперименты с материалами — шпаклевками, плексигласом. И лепестковая техника очень много раз проходила апгрейд. Сейчас она достигла такого качества, что лепестки у меня из пластика, работы долговечные. Сначала они были бумажные, мятые, но в этом тоже был свой шик. Вообще современный художник и в художественный магазин зайдет, и в строительный магазин, и на свалку может заехать.
— Как вы в целом относитесь к экспериментам в визуальном искусстве, комбинировании разных жанров? Какие стили, направления сейчас популярны в России?
— Вы знаете, я такого плана художник, который старается максимально отгородиться от каких-то новых веяний в современном искусстве, чтобы на меня это не оказывало влияния. Как только я начинаю вникать в тренды, в то, что нового появилось, это начинает на меня влиять. У меня есть друг в США, художник, Антон Витковский, и ни для кого не секрет, что я работала и выставлялась в Штатах. Сейчас я уже живу в России, но тогда всякий раз, когда мы находились в художественном пространстве Антона, я чувствовала, что я приезжаю в Москву, что-то делаю и вижу его влияние. У меня появлялись работы Inspired by Anton (вдохновлено Антоном. — Ред.), и мне это так мешает, что я стараюсь в плане творчества в «домике» своем сидеть и ориентироваться на свои мысли и идеи. Благо с этим проблем нет. Творческие кризисы накатывают, но нечасто. Поэтому мне трудно рассказать, какие сейчас существуют новые техники, течения, тенденции, — стараюсь не следить.
— А как вы относитесь к комбинированию разных видов искусства — живописи и музыки и так далее?
— У меня как раз есть такая идея — объединить музыку, живопись и запах.
— Есть картина, есть к ней музыкальная ассоциация и ассоциация ароматическая. Она пока не реализована, но я всегда за эксперименты. У меня, например, есть друг, Евгений Гор, певец. Он прекрасно поет и выпускает ароматические свечи. Он об этом еще не знает, но у меня есть такая идея, чтобы один человек создал аромат к картине, другой — написал музыку. Может быть, еще какой-нибудь кондитер или повар приготовит что-нибудь, и у человека будут задействованы все органы чувств одновременно. Может быть, я когда-нибудь реализую эту задумку. Также я все мечтаю устроить выставку для незрячих людей — на тактильности, на чувствах, используя шрифт Брайля.
— Экспериментаторов часто обвиняют в перегибах и неэтичности. Марину Абрамович постоянно упрекали за «выход за рамки».
— Да, некоторые ее эксперименты выходили за рамки, но она человек гениальный и иногда, конечно, могла перебарщивать. Творческий человек должен ориентироваться чувство внутренней морали.
— Иногда такие перегибы касаются политики. Например, Бэнкси много критиковали за его художественные высказывания на тему израильско-палестинского конфликта…
— Опять же, художник, как и любой медийный человек — певец, режиссер, актер — должен понимать, что его высказывание влияет на мнение людей, которые увлечены его творчеством. Я считаю, что это неэтично, когда ты свое личное мнение так жестко транслируешь. Ведь никто не может утверждать, что его мнение — единственное верное. Я не понимаю, зачем это делать. У меня тоже есть политическое мнение и очень конкретное, но, когда я делаю, в том числе этот проект, я делаю это как художник, которого возмущает, прежде всего, разрушение объектов искусства, которые еще несут дополнительный смысл. Но я не чувствую морального права делать политические заявления.
— Вы полностью сменили фокус внимания на живопись, возвращения к музыке не планируете?
— Нет, не планирую. Я связала свою жизнь с живописью. Когда я ушла из группы «Серебро», в далеком 2009 году, мне поступали другие предложения — и сольного характера, и в другие группы. Но я ушла целенаправленно в эту сферу деятельности, и моя первая выставка была организована продюсерским центром Максима Фадеева и именно эта первая презентация моих работ, реакция людей на них — люди не ожидали увидеть живопись от блондинки из девичьего трио — я почувствовала, что это действительно моя история. Мне страшно захотелось стать именно профессиональным художником.
— Сейчас бесконечно идут споры о ситуации в российском шоу-бизнесе, артистах, которые уезжают или остаются, поддерживают СВО или не поддерживают.
— Это абсолютно личное дело каждого. Я совершенно не против людей, которые не понимают курс руководства страны, не одобряют его. Пожалуйста, это личное мнение. Но я никогда не пойму, как можно уехать и гнать на свою страну, говорить: «Мне стыдно, что я русский». Если тебе стыдно, что ты русский, то и мне тоже стыдно, что ты русский!
У меня есть друзья художники, которые уехали за границу после начала СВО, и они там живут, работают, выставляют русских художников, знакомят местных с русским искусством. И они спокойно говорят, что они русские, но позиция политическая у них такая. Может быть, они ждут смены правительства, чтобы вернуться. Но когда человек начинает оскорблять свою нацию, страну, своих предков, — такие люди выпали из моего круга общения. Это запредельно, как можно быть такими неблагодарными, с отсутствием любви? Гнать на Родину — то же самое, что гнать на маму.
