Об этом в интервью Telegram-каналу Украина.ру рассказала политолог, президент Международного института развития научного сотрудничества (МИРНаС) Елена Пономарёва.
- Елена Георгиевна, в 2014 году вы комментировали переписку адвоката Юлии Тимошенко Сергея Власенко и немецкого врача Ольги Вибер о продаже органов пострадавших в ходе «антитеррористической операции» украинских солдат в Европу.
С тех пор прошло время, и сейчас в СМИ озвучиваются две противоположные точки зрения: одни пишут, что в связи с боевыми действиями рынок трансплантологии на Украине активизировался, другие, наоборот, сообщают, что Россия наводит в регионе порядок и скоро у США и Европы будет проблема не только с энергоресурсами, но и с рынком донорских органов.
— Нужно сказать самое главное: в условиях любых конфликтов черный рынок человеческих органов и крови растет в несколько раз. Происходит резкое увеличение неконтролируемого и нелегального изъятия органов и, к сожалению, западная медицина, которая является главным потребителем этого «товара», на этом хорошо зарабатывает. Дело в том, что органы, добытые в условиях конфликтов, в несколько раз дешевле полученных легально.
Учитывая, что все силовые структуры и судебные органы Российской Федерации сейчас достаточно активно контролируют развитие ситуации, фиксируют все нелегальные, незаконные вещи, начиная от биолабораторий и заканчивая этим ужасным рынком, есть надежда, что в данной ситуации он все-таки минимизирован. Это с одной стороны.
С другой стороны, в условиях масштабных боевых действий при задействовании суперсовременного оружия оборудовать достаточно качественное место, а затем транспортировку органов довольно сложно.
Так, печально известен «желтый дом» — клиника на границе с Албанией, которая работала на изъятие органов в условиях косовского кризиса 1999 года. Об этом есть масштабные свидетельства, собранные в том числе европейцами. В частности, [спецдокладчик ПАСЕ] Дик Марти делал масштабный доклад в 2010 году.
Больше всего в условиях современного конфликта на Украине следует опасаться того, что делается легче всего, — это забор крови.
По мере освобождения территорий в ходе спецоперации будут происходить расследования массовых захоронений (на Украине. — Ред.), и я надеюсь, через какое-то время эксперты нам всем расскажут о тех зверствах, которые устраивают неонацистские формирования. Возможно, и по заборам крови у мирных жителей.
- То есть вы имеете в виду, что забирают у человека всю кровь целиком и…
— Да, к великому сожалению, такие случаи есть в истории конфликтов, и я надеюсь, что все подобное, если это имело место на Украине, будет тщательно расследовано. Если таковые факты будут выявлены, то это должно быть представлено мировой общественности с доказательствами. Безусловно, нужно привлекать к расследованию не только российских специалистов, но и международных.
Например, по Косово работали голландские специалисты, швейцарцы, белорусы, австрийцы. Там было очень много специалистов, и картина была изучена с разных сторон, собрана большая доказательная база. У нас пока нет прямых доказательств, но, учитывая опыт, который имел место в других конфликтах, подобное совершенно не исключено и на Украине.
- То есть жертвовать другими жизнями?
— Да, больше всего рискуют жизнью именно мирные жители. ВСУ и нацбатальоны используют людей и в качестве живого щита, и в то же время как живой инкубатор органов и крови. Это страшно.
Опять же если учитывать опыт косовского конфликта, то там были концентрационные лагеря, в которых содержались люди, и когда поступал заказ, прежде всего из западных клиник, тогда и забирали конкретные органы.
Одно дело, когда смертельно раненого человека «разбирают» на органы, таких случаев тоже великое множество, а другое — содержание жертвы, которая будет использована, когда поступит заказ.
Это возможно на украинской территории, но я не думаю, что это возможно на территории, где сейчас идет спецоперация. Это просто невозможно — с точки зрения безопасности, с точки зрения возможной фиксации. Ну представьте, если российское подразделение зайдет и увидит это все. Сразу будет показано по мировым СМИ, а этого организаторы такого «бизнеса» боятся. Люди, которые занимаются черной трансплантологией, очень боятся огласки, поэтому старательно все скрывается.
- Основные «потребители» органов — граждане США и Европы, то есть Запад?
— Богатые, это могут себе позволить богатые люди, а как мы знаем, максимальное сосредоточение таковых именно на Западе.
- Они же понимают, откуда эти органы? Или бизнес и ничего личного? Так это работает?
— Я думаю, что конкретному потребителю даже не сообщают, откуда это. Только сама клиника, которая проводит операцию, она, конечно, может это знать. Но существуют различные схемы по легализации органов. Условно говоря, сообщается, что человек, допустим, погиб не в конфликте, а в автокатастрофе. На каждый орган создается своя легенда, чтобы потребителям было комфортно, чтобы они не переживали, это сарказм, конечно, но такова реальность.
- Вернемся к ценам. Прошу прощения за циничность формулировки, но любой рынок работает по закону «спрос-предложение». Сейчас боевые действия, «товара» больше, а значит, он должен быть дешевле. Это так?
— Да, совершенно верно, в обычных условиях, например, почку можно 2-4 года ждать, а самое большое количество пересадок — это глазные роговицы, например.
Цена в условиях конфликта, конечно, может падать. Во-первых, срок ожидания серьезно может сдвинуться и в то же время цена. Если судить по косовскому конфликту, тогда в два, а иногда и в три раза дешевле тот или иной орган стоил.
И ведь совершенно не обязательно, что в западных клиниках эти операции производятся. В частности, были доказаны места проведения достаточно большого количества таких операций, допустим, в Турции. Это могут быть и африканские страны, там тоже хорошие медцентры есть. Ведь достаточно иметь качественное оборудование, хорошего специалиста и сам орган, и абсолютно неважно, где тебе его пересадят.
То есть, если человек достаточно обеспеченный и транспортабельный, он может приехать в любую клинику поближе, и не надо отвозить орган, который получен в условиях конфликта. Это может быть достаточно близко: австрийские, швейцарские клиники. Все это могут сделать в той же Албании.
Мы должны понимать, что черный трансплантационный рынок плотно вписан в международный криминальный бизнес, я об этом написала монографию, называется «Проект Косово. НАТО, мафия и большая политика». Там целая глава посвящена торговле человеческими органами.
С одной стороны, это международный криминальный бизнес, но с другой — он плотно связан с мировой системой в принципе, потому что финансирование часто ведется через официальные банки. Например, Barclays Bank (один из крупнейших банков Великобритании. — Ред.). Таким образом, происходит в том числе и легализация конкретного органа.
