Пандемия коронавируса нанесла удар по мировой экономике, обрушив ее, словно ветхий карточный домик. Падает в цене даже золото — эталон и фундамент системы существующего порядка. Глобализованное человечество внезапно оказалось разделено на закрытые друг от друга вольеры, забитые перепуганными людьми, враз позабывшими про гуманитарные ценности и высокие идеалы — которые дерутся за туалетную бумагу и легко соглашаются принести в жертву жизни немощных стариков.
Все сущностные противоречия и кричащие проблемы нашей цивилизации, которые так долго скрывались под слоем гламурного макияжа, вдруг обнажились в своем настоящем виде. И оказалось, что глобализованный мир двадцать первого века очень похож на Новые Санжары — небольшое полтавское местечко, охваченное иррациональной погромной паникой. Что все в нем ведут борьбу против всех, и каждый спасается в одиночку.
Между тем, кризис только входит в полную силу — и все пытаются осознать, что стало его причиной. Информации о COVID-19 более чем достаточно. Отсеяв шелуху сетевых мифов и наукообразных фейков, несложно понять, что коронавирус не является сам по себе какой-то невероятно новой и сверхъестественно опасной угрозой. А разрушительные последствия его распространения по планете, прежде всего, связано с родовыми пороками социально-экономического строя, которые проявляют себя в большинстве стран мира. Причем, речь в первую очередь идет о несостоятельности системы здравоохранения, до основания подточенной «политикой экономии». Как оказалось, она элементарно не готова к массовому наплыву больных людей, для которых не хватает больниц, коек, медикаментов и самих медиков.
«Если мы возьмём пример Испании, то увидим, что из 40 миллионов населения только у 4 миллионов в принципе будут симптомы, из которых 3,2 миллиона проведут его как тяжёлый грипп. 600 тысяч будут нуждаться в госпитализации с кислородом и 200 тысяч, вероятно, окажутся в реанимации. Проблема заключается в том, что в Испании всего между государственной и частной медициной около 200000 коек и около 4000 коек в реанимациях. Видите проблему? Проблема не в самом заболевании, даже несмотря на его заражаемость и смертность, а в его эпидемиологических характеристиках. Болезнь накрывает волной почти все население за 2-3 месяца, вследствие чего происходит полный коллапс медицинской системы. А нам известно, что когда кровати переполнены, активируется протокол военной медицины, когда врач сам решает, кого класть на койку, а кого отправлять домой с баллоном кислорода (которых тоже наверняка не будет в наличии).
И это решение будет приниматься согласно возрасту и общему состоянию. То есть будут отбираться более молодые с большими возможностями выжить. А теперь давайте глянем на другие ургентные патологии, которые требуют внимания в реанимации каждый день: инсульты, инфаркты, аварии, и все это без коек, и без реанимации. Вышеописанное кажется каким-то фантастическим фильмом, но именно это сейчас и происходит на севере Италии», — объясняет ситуацию Роман Глущенко — украинский доктор, который ведет борьбу с болезнью на Пиренеях.
Все это — прямые последствия «оптимизации» медицины, внедрявшейся в жизнь с начала девяностых годов, в рамках масштабных антисоциальных реформ, которые проводились на Западе правительствами Тэтчер и Рейгана, а затем были перенесены на Восток после коллапса и распада СССР. Согласно господствующим сегодня концепциям, единственным критерием успешности медицины должна являться ее самоокупаемость и доходность. Идеологи неолиберализма всегда видели в здравоохранении одну из разновидностей бизнеса, считая, что оно обязано приносить прибыль — а все, что существует за счет дотаций из госбюджета, во имя бескорыстной помощи людям, нужно полностью ликвидировать, беспощадно закрывая клиники и сокращая «лишних» специалистов.
Наглядным примером такой политики является печально знаменитая «реформа» Ульяны Супрун. Она предусматривала ликвидацию «нерентабельных» клиник провинциальной периферии, одновременно превращая докторов в предпринимателей, живущих за счет собственных пациентов. Американская чиновница с Бандерой на аватарке проводила в жизнь прежнюю политику своих украинских предшественников. Но делала это с поистине религиозным пылом, привнося в борьбу с наследием советского здравоохранения элемент настоящего идеологического джихада.
Опираясь на поддержку международных фондов и украинских элит, Ульяна Супрун прямо называла своей задачей «декоммунизацию медицины», стараясь уничтожить все то, что было создано в Украине со времен ленинского наркома Николая Семашко — который, к слову, являлся автором известной брошюры «Берегись гриппа!».
Советская противоэпидемилогическая система предусматривала массовую подготовку медицинских и санитарных кадров, создание резервов на случай экстренных ситуаций, тотальную вакцинацию, всеобщую профилактическую работу и уничтожение социальных факторов эпидемий — вроде антисанитарии и нищеты. Все это было ликвидировано или выхолощено сокращением бюджетных дотаций. Вплоть до того, что после Евромайдана новая власть торжественно закрыла «затратную» и «ненужную» службу государственного санитарно-эпидемиологического контроля.
Эту разрушительную политику дополняли коррупционные схемы медицинских закупок, в которых подозревают отставную и.о. министра. Причем, она с гордостью отказывалась от «вражеских» препаратов «из-за поребрика» — хотя политизация медицины противоречила принципам Клятвы Гиппократа, и дорого обошлась множеству страдающих без вакцин украинцев.
Геростратовские меры власти получили драматические последствия. Украина превратилась в устойчивый очаг кори, в ней полыхает эпидемия почти изжитого в советское время туберкулеза, от которого умирают сейчас даже школьники. Попавшие под сокращения врачи систематически проводят массовые митинги и пешие походы на Киев. Однако все это никаким образом не повлияло на твердокаменную позицию неолиберальных чиновников. И даже сейчас, на фоне коронавирусной истерии, правительство готовится к очередной фазе «реформы Супрун». А эти меры, которые должны вступить в действие с начала апреля, предусматривают ликвидацию туберкулезных диспансеров, закрытие психиатрических клиник, и в целом снизят базовые доходы врачей — заставляя их вымогать деньги у пациентов, выезжать за границу или уходить из профессии.
Коллапс «оптимизированной» медицины накладывается на общий социальный кризис постсоветского общества. Большинство украинских граждан занято выживанием, и просто не может позволить себе уйти на продолжительный карантин — потому что этот лишит их элементарных средств на существование. А «слуги народа» — профессиональные грантоеды, обученные сокращению «социалки» и приватизации госактивов — не способны на адекватные действия перед лицом надвигающейся пандемии. Тем более — в условиях полураспада управленческих структур, которые критически деградировали после победы Евромайдана.
Даже сейчас, в условиях джокеровского хаоса, правительство пыталось использовать ситуацию в своих целях, чтобы протащить через парламент очередной пакет непопулярных реформ — включая отмену моратория на продажу земли и рабовладельческий трудовой кодекс. А власти наиболее пострадавших от эпидемии Черновцов повысили плату за проезд для пенсионеров, отменив для них социальные льготы — якобы для того, чтобы старики не ездили по городу и не разносили заразу.
«Пандемия высветила множество простых, но забытых вещей. Для того, чтобы от пандемии умерло меньше людей, нужна массовая медицина, подготовленные и многочисленные врачи, избыток коек и аппаратов искусственного дыхания — все то, что уничтожается оптимизациями. Для того, чтобы зараза не распространялась, нужно чтобы заболевшие люди находились дома, а для этого у них должна быть постоянная работа и оплачиваемый больничный — то, что обычно приносится в жертву экономической эффективности. Для того, чтобы в условиях пандемии не рухнула экономика, нужно прямое и масштабное государственное вмешательство», — говорит историк Александр Дюков, подчеркивая социальный характер стоящей перед нами проблемы.
Сейчас это констатируют сами представители элит. Лидеры «Большой семерки» официально назвали пандемию COVID-19 «глобальным кризисом здравоохранения», и пытаются выправить ситуацию путем экстренных мер, в духе плановой экономики советского типа. Конечно, речь идет об огромных бюджетных расходах. И это возмущает сторонников неолиберальной политики, которые не видят большой проблемы в гибели «лишних людей», рассматривая их судьбы с людоедских позиций социального дарвинизма. Но многие уже понимают — попытки экономить на здравоохранении обходятся человечеству слишком дорого. И делают из этого первые выводы практического характера. Так, в частности, Испания уже объявила о вынужденной национализации частных клиник — о чем официально сообщил министр здравоохранения страны Сальвадор Илла. А Сербия взяла медучреждения под контроль армии, анонсировала программу социальных льгот для населения и обещает помочь соседним странам с гуманитарными поставками продовольствия.
«Хорошие новости из Испании и Сербии. Валлерстайн однажды показал, как «Черная смерть» способствовала становлению мировой системы капитализма. Поспособствует ли коронавирус ее гибели? Могу согласиться, если вы увидите здесь попытку выдавать желаемое за действительное. Но, тем не менее, хочу верить — как Фокс Малдер, еще один мой образец для подражания» — написал на фейсбуке социолог Владимир Ищенко.
Кризис дает наглядный ответ критикам советской медицинской системы, которые с иронией указывали на гигантские корпуса советских больниц, усматривая в них наглядное свидетельство неэффективности социалистического планирования — на фоне уютных ламповых клиник для людей с хорошими лицами и доходами. Хотя вместительные советские больницы возводились не только на случай кризисных ситуаций, но и с учетом постоянно продолжавшегося тогда роста населения союзных республик, совершенно невиданного на фоне текущей депопуляции.
Коронавирус показал, что все было правильным — строительство дополнительных площадей медицинских учреждений, массовая подготовка санитаров и докторов, огромные склады с медикаментами, средствами спецзащиты и знаменитой тушенкой. Это вовсе не объяснялось «безумием коммунистических геронтократов» — притом, что слова про геронтократию тоже звучат сейчас горькой иронией. За их действиями стоял нормальный трезвый расчет, основанный на идеологии социальной ответственности и экономически обоснованном научном прогнозе. Нормальная государственная политика, при отсутствии которой общество превращается в кучку атомизированных выживальщиков, лихорадочно растаскивающих по своим норам консервы с туалетной бумагой.
Увы, будущее Украины пока не дает оснований для сколько-нибудь оптимистического прогноза. Напротив, эпидемия только усугубила царящее в стране рыночное безумие. Спекулянты торгуют на улицах медицинскими масками, взвинтив их цену в десятки раз, а частная клиника со знаковым названием «Евролаб» предлагает тест на коронавирус, запрашивая за него сумму, эквивалентную пенсии среднестатистической украинской пенсионерки. Людей выбрасывают на улицу, оставляют их без зарплаты — и это тоже приведет к жертвам, усиливая прямые последствия пандемии.
Марксисты, гегельянцы и медики знают — любой кризис, это всего лишь взрывная стадия хронического заболевания организма, который должен выйти из него излечившимся, или же умереть. Но украинские левые зачищены правой властью. И на горизонте не видно политических сил, которые могли бы использовать грядущую катастрофу с целью оздоровления украинского государства — сменив его губительный курс, заданный после рыночной реставрации и получивший ускорение в результате Евромайдана.
В этой ситуации важно не впасть в уныние — ведь то, что произойдет, предопределено всей логикой деструктивного развития постсоветского общества, — но и не злорадствовать по поводу беспомощности властей — потому что вся тяжесть кризиса неизбежно упадет на простых украинских граждан. Народ расплатится за него последней копейкой и жизнями своих близких. Расплатится за то, что произошло с нами даже не вчера, а без малого тридцать лет назад.
Однажды об этом напишут в истории болезни нашего мира. Или сообщат в его некрологе.
