Не помню, когда я впервые услышал про войну. И сколько мне было лет, когда я хотя бы приблизительно понял, что это такое. Только сейчас я осознал, что война была со мной изначально, от рождения — тем фактом, что у меня не было дедушек.
Их не стало за 25 лет до моего появления на свет — и даже если я не задумывался о том, почему их нет, само их отсутствие уже было тем главным влиянием, которое оказала на меня Великая Отечественная.
Гвардии майор Петр Акопов умер в октябре 1943-го — после тяжелого ранения, полученного в боях за освобождение донбасской Славянки. В этом же году умер и Федор Лассавио — руководил восстановлением угольных шахт и то ли отравился, то ли просто подорвал силы.
Оба деда были на фотографиях — и их почти не было в рассказах родителей: они потеряли их детьми и толком и не помнили своих отцов.
Единственная увидевшая меня бабушка не рассказывала про войну и про мужа — только мама говорила, что отец каким-то образом смог вывезти ее из уже захваченного немцами Ворошиловграда в Москву.
Еще был орден Отечественной войны, оставшийся от танкиста Акопова — и, уже когда я был во втором или третьем классе, его украл зашедший ко мне в гости малознакомый пацан.
Были воспоминания кого-то из папиной родни — о том, что смертельное ранение Акопов получил уже после завершения боя, от какой-то шальной пули. Потом прислали фотографию его могилы — оказалось, что он с еще несколькими офицерами похоронен в райцентре Константиновка, под памятником освободителям. На постаменте стоит танк.
Не было дедушек — не было и воспоминаний о войне. Были ветераны, приходившие к нам в школу, были соседи по даче, прошедшие войну — но не было их рассказов, и это не становилось личным переживанием, не трогало душу. Первое сильное детское впечатление — «А зори здесь тихие», потому что именно он остался во мне на всю жизнь.
И уже потом, после школы, появились реальные фронтовики, которых я узнал и которые стали для меня живым воплощением войны и Победы. Сначала отец ближайшего друга Владимир Кащеев — ушедший на фронт в 18 лет и «пол-Европы прошагавший». Недавно ему исполнилось 90 — и он еще может выпить с нами рюмку-другую.
Потом мой тесть Александр Петров — краснофлотец, начинавший войну на крейсере «Киров» и демобилизованный только в 47-м. Он не рассказывал о войне — а я, стесняясь, мало расспрашивал — и уже одним этим был типичным русским солдатом. Кое-что я знал в пересказе жены — но и с любимой дочкой он не делился страшными воспоминаниями.
Только на днях мы прочли в наградном листе на «визирщика 3-го класса», что в августе 1941-го, после того, как корабль, на котором уходили из Таллина, был потоплен, Александр четыре часа продержался на воде.
Эти люди — два моих неизвестных мне деда, тесть и отец друга — это и есть моя Великая Отечественная, моя Победа. Через них я чувствую ее, знаю, что она рядом, что она настоящая. И когда в Константиновке снимают с постамента и пытаются завести советский танк (не с памятника деда, а другой), я понимаю, что времени не существует.
