Предполагалось, что Медведчук, как всякий приличный бизнесмен, узнав о грядущих проблемах, пойдёт договариваться. Понятно, что в данном случае целью было не банальное вымогательство, а вымогательство политическое — попросить Медведчука выехать. По возможности — в Россию. И, по возможности же, попросив там политическое убежище. Само по себе это было бы составом и доказательством «преступления», за которое Медведчука можно было бы дистанционно судить.
Почему в Офисе президента рассчитывали именно на такое развитие событий, понять решительно невозможно — ведь был же опыт Елены Лукаш, попытки привлечения которой к ответственности вылились в откровенное издевательство «преступницы» над прокуратурой. Да и сам Медведчук неоднократно говорил, что выезжать никуда не собирается и будет защищаться юридически.
В общем, с точки зрения логики тут надо было либо действовать по полному беспределу, игнорируя правовые нормы, либо не действовать вообще. Из двух плохих вариантов был избран третий — заведомо худший, чем эти два.
Подозрение Медведчуку было направлено по почте, что допустимо в исключительных случаях. Случай, правда, действительно исключительный — Медведчука найти не могли. Он за городом был, а телефонами сотрудники полиции пользоваться не обучены.
Потом он явился в Генпрокуратуру выяснить, в чём его обвиняют. Генпрокурору пришлось срочно ретироваться по направлению к телефону: с одной стороны, ей страшно не хотелось говорить с Медведчуком, а с другой — ей срочно надо было согласовать вопрос с заказчиком, потому что, что делать в такой ситуации, совершенно непонятно. Они же ж так не договаривались. Они договаривались не так.
И вот — суд. К моменту суда эпизод с раскрытием местоположения особо секретной воинской части приобрёл уже вполне комический оттенок. Остались обвинения в защите прав граждан Украины, работающих в России (страшное преступление, если вдуматься — почему не привлечь к ответственности самих этих граждан?), и переуступка России шельфового месторождения в Крыму. Судя по всему, именно тут присутствует нарушение законов и правил войны. И нам очень интересно было узнать, как именно генпрокурор Венедиктова собиралась доказывать факт войны между Украиной и Россией в правовой плоскости.
Мы, правда, так и не узнали. Судья, кажется, сам удивился степени неподготовленности прокуроров и был вынужден отказать обвинению в помещении Медведчука под стражу (пусть даже и с выпуском под гигантский залог в 300 млн гривен, что эквивалентно 800 млн рублей или почти $ 11 млн), но, поскольку подозрение серьёзное, отправил его под круглосуточный домашний арест.
Что произошло, естественным образом, непонятно.
По одной версии, всё под контролем, суд управляем, а домашний арест — это именно то, чего хотели на Банковой. Это, дескать, более унизительно, чем прямое заключение. Определённая логика в этом есть — у нас такая мера пресечения используется по отношению к лицам, совершившим убийство. Уравнять Медведчука с какой-то Татьяной Черновол…
Сторонники другой версии обращают внимание на то, что при таком подходе надо думать, что «заказ Банковой» был и за непризнанием Василия Вирастюка депутатом, и за решениями Конституционного суда. Странная какая-то «перемога». Гибридная. Логичнее всё же предположить, что ОП не до конца контролирует суды и они временами принимают правовые решения.
Каковы следствия этого провала?
Внешнеполитический аспект виделся как создание «обменного фонда» для переговоров с Путиным, и тут ничего особенно не изменилось. Что под стражей, что под домашним арестом Медведчук во власти Зеленского, и тут можно вести торг.
Вот, например, телеграм-канал «Резидент» пишет: «Наш источник в ОП рассказал, что решение суда о домашнем аресте Медведчука — согласованный шаг с Банковой, цель которого — оставить коридор для манёвра в переговорах с Кремлем».
Логика, кстати, вполне террористическая — давайте захватим в заложники гражданина Украины и будем шантажировать главу другого государства возможностью расправы над ним. В перспективе можно ожидать, что киевские власти начнут расстреливать каждый час захваченных на улицах в случайном порядке людей с требованием вернуть Крым. Ну, если уж они считают, что агрессору и оккупанту жизни граждан Украины важнее, чем украинской власти…
«Резидент» может ошибаться в смысле оценки управляемости судебной системы, но не в смысле настроений в ОП.
Внутриполитический аспект сейчас не так очевиден.
Александр Дубинский, например, полагает, что в нынешней ситуации ОП выгодно поднимать рейтинг Медведчука с тем, чтобы обеспечить себе «удобного» оппонента во втором туре следующих выборов — по модели Кучма-Симоненко в 1999 году (тем более что Зеленский сейчас совершенно определённо ориентируется на западноукраинский электорат).
Мы не уверены, что Дубинский прав.
Во-первых, Медведчук не будет «удобным» оппонентом для Зеленского. Он уже показал, что будет бороться до конца, а схема «или я, или Путин» блестяще провалилась на выборах 2018 года, о чём Зеленский теоретически должен был бы помнить (но не помнит).
Во-вторых, цель ОП изначально была не такая. Переиграть всё и сделать вид, что план был именно такой, можно, но это игра на публику, а не изменение целеполагания в президентской команде. Похоже, Медведчука там реально боятся.
После суда Медведчук вполне мог бы сказать: «Я ваш приговор, Владимир Александрович». Но он чужд нарочитой театральной зрелищности.
