Единственный рубеж обороны, где Украина может хоть как-то закрепиться — это Днепр. Не может она нынешними своими силами удерживать такие огромные пространства. Даже если она мобилизует миллион человек, обучить и обстрелять такое количество людей сразу невозможно. На это нужно время, а времени у них нет, уверен военный корреспондент и участник СВО Евгений Линин
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Ранее в СМИ стали поступать сообщения, что армия России в Курской области перешла в контрнаступление. В частности, после тщательной подготовки наши бронегруппы ворвались и сходу выбили ВСУ из населенного пункта Снагость, который служит важным локальным транспортным узлом, тем самым поставив под угрозу весь левый фланг противника.
— Евгений, конкретной информации на этот счет пока мало, и Минобороны пока ничего официально не подтверждает. Но, может быть, вы сможете в общих чертах рассказать, что же там произошло?
— Нужно понимать, что в Курской области у нас нет сплошной линии фронта. Когда ВСУ напали на регион, они использовали тактику диверсионных отрядов, которые просачивались мимо наших подразделений. Но там, где мы оказывали сопротивление, они останавливались. Например, противник предпринял несколько атак на КПП в Белгородской области, но наши пограничники огрызались и не пустили его на нашу территорию. Там, где у нас были менее подготовленные войска, они прошли.
Нужно понимать, что живая сила и техника Украины в Курскую область заходила постепенно. У меня часто спрашивают: "Почему мы не заметили эти скопления?" И сейчас я тоже попробую на него ответить.
Серьезные прорывы со стратегическими задачами требуют большого количества людей и техники. Даже если эти силы сосредотачиваются в лесополосах, их все равно заметно. Но такие диверсионные отряды заметить очень сложно. Почему в начале вторжения Минобороны сообщило о том, что это была украинская ДРГ? Потому что противник заходил небольшими группами. Одна бронемашина, один танк, несколько единиц колесной техники. Там, где им удавалось прорваться на больших скоростях, они прорывались и закреплялись.
Наши войска действительно в какой-то степени были дезориентированы. Ты находишься здесь, а у тебя за спиной уже захвачен населенный пункт. Либо ты оттягиваешься, либо ты занимаешь круговую оборону. Тут уже все зависело от мастерства командиров и навыков бойцов на местах. Там, где у нас были подготовленные солдаты, большого ущерба ВСУ не нанесли. Там, где были менее подготовленные, мы оттягивались и попадали в засаду.
— Еще говорят, что в начале вторжения противник просто-напросто посбивал или посадил наши беспилотники?
— РЭБ и беспилотники — это всегда гонка.
Сначала вражеские fpv-дроны доминируют на поле боя так, что тебе невозможно головы поднять. Потом РЭБ начинает более эффективно работать, ближайшие два-три месяца дроны тебя уже не так донимают. А потом снова происходит прорыв с дронами, и тебе снова приходится искать от них защиту.
Так вот ВСУ на этом участке фронта смогли сосредоточить средства РЭБ, которые оказались эффективными. Они подавили нашу воздушную разведку, а мы ничего не смогли этому противопоставить. Но прошел месяц, и ситуация в корне начала меняться. Противник начал нести серьезные потери от наших дронов и наших РЭБ.
Вы правильно отметили, что наши колонны бронетехники заходят в населенные пункты. Это говорит о том, что Украина тоже не смогла там закрепиться и организовать сплошную линию обороны. На такой территории невозможно действовать силами нескольких бригад. Тебе нужен корпус, который уходит в прорыв, и второй корпус, который закрепляется (100–150 тысяч человек). А противник бросил в прорыв около 20 тысяч человек, из которых половина занимается логистикой. 10 тысяч активных штыков — это две-три бригады. А это не так много.
Более того, когда мы тоже начали стягивать под Курск наши серьезные подразделения, которые тоже умеют использовать диверсионную тактику боевых действий, у ВСУ все посыпалось. Они стали терять инициативу, людей и технику. А техника на таких пространствах имеет ключевое значение. Ты пешком не набегаешься. Ты должен на чем-то ездить. А моторесурс у любой техники ограничен. Особенно у гусеничной и тяжело бронированной. Потому что нагрузка на ходовую часть, амортизаторы и моторы колоссальная. Долго гонять без ремонта невозможно. А всю это логистику обеспечить тоже невозможно.
Наша колонна зашла в населенный пункт, зачистила его и закрепилась. Как только мы подготовились, мы решили задачи, которые казались очень сложными.
ВСУ сейчас серьезно ослабли. Они бросили под Курск бригады, которые должны были ротировать подразделения, стоящие по всему фронту. И теперь мы им устроили "Орловско-Курскую дугу", в результате которой враг потеряет любую возможность атаковать где бы ни было.
Да, в начале года киевский режим говорил о необходимости перейти к стратегической обороне. А как они перейдут в стратегическую оборону, когда Сырский в прямом смысле не умеет отступать? Он не умеет выводить войска. Он их просто оставляет на позициях, пока их не положат артиллерией и не засыплют ФАБами, а потом заявляет, что они "перешли на вторую линию обороны".
Единственный рубеж обороны, где Украина может хоть как-то закрепиться, — это Днепр. Не может она нынешними своими силами удерживать такие огромные пространства. Даже если она мобилизует миллион человек, обучить и обстрелять такое количество людей сразу невозможно. На это нужно время, а времени у них нет.
А мы небольшими проверенными соединениями решаем боевые задачи. Под Донецком населенные пункты сейчас освобождаются гораздо быстрее, чем раньше, потому что сил у противника не хватает.
Некоторые аналитики утверждают, что у Украины на Запорожском направлении есть приличная группировка. Но нужно понимать, что там для эффективного наступления нужны целые корпуса. Противник такими силами наступать не умеет. У них нет таких командиров. Сырский как пожарные команды бросает по разным направлениям боеготовые бригады, которые на какой-то момент стабилизируют ситуацию, а в других местах у них возникает коллапс (затормозили нас под Селидово, зато стал рушиться Украинск).
Освежить войска враг уже не сможет. А у нас есть преимущество в том, что мы можем осуществлять маневры, а наши командиры научились оперировать такими тактическими соединениями.
— Получается, наши маневренные группы под Курском продолжат искать слабые места в обороне противника и просачиваться сквозь них?
— Там даже слабые места искать не надо, потому что там нет сплошной линии фронта.
Конечно, у ВСУ там есть более-менее умелые войска, которые могут на какое-то время организовать оборону. Если мы на них натыкаемся, то начинаем обходить их. В большинстве же случаев будет так, как со Снагостью: колонна вошла в населенный пункт и зачистила его. Ну нет возможности у противника обустроить там приличные фортификационные сооружения и заминировать территорию. Для этого нужны специалисты, которых у них нет.
Все их саперы сейчас используются в качестве простых штурмовиков и давно уже отправились на тот свет.
— Изначально наблюдатели говорили, что освобождение Курской области может пройти по двум сценариям: выдавливание или окружение. Какой из них сейчас реализуется?
— Сложно сказать. Наш Генштаб работает специфически. Я не думаю, что он придерживается какой-то одной идеи. "Здесь враг прогибается — давим". "Здесь враг упирается — обходим". Именно это позволяет сохранять нам жизни бойцов и инициативу. А ВСУ уже не могут распределить свои боеспособные войска по всей линии соприкосновения. И контратаковать они тоже не умеют. Курская авантюра показала, что даже на незащищённой территории противник не смог себя показать как гениальный полководец. Они утонули в рутине и собственной глупости.
— Вы сказали, что противник не умеет контратаковать. Но, может быть, еще есть опасность, что ВСУ с какого-то другого участка в Курской области попытаются зайти к нам в тыл.
— Конечно, мирные жители приграничных районов становятся заложниками этой ситуации. Но не для российской армии это было бы даже выгодно. Если ВСУ зайдут и где-то закрепятся, мы сможем наблюдать, как двигается противник. Когда ты проходишь 10 километров — это одно. 20 километров — это другое. А когда ты проходишь 50 километров, у тебя логистика совершенно по-другому должна функционировать. Это уже другая война. Пока ты эти 50 километров дойдешь, тебя уже сто раз увидят и уничтожат.
— Вы сказали, что ВСУ не умеют наступать механизированными корпусами. А мы умеем?
— Украина не умеет наступать механизированными силами, потому что таких сил у нее просто нет. Противник проигрывает нам в технике. Западные поставки есть, но они важны в большей степени для пиара. Украина по-прежнему воюет на Т-64 и трофейных наших танках Т-72 и Т-80. "Челленджер" откуда-то вышел и был уничтожен. Западной технике тяжело работать в таких условиях. Воевать здесь можно только на советской технике.
Возможно, нашей армии и не надо действовать корпусами. Мы же видим, как наши штурмовые подразделения в Донбассе освобождают населенные пункты. Если нужен какой-то глобальный прорыв, количество людей и техники должно быть другим. Но сперва надо физически уничтожить всех украинских операторов БПЛА, потому что РЭБ нас не спасет (его так или иначе обойдут).
Когда я служил в "Батальоне Судоплатова", у нас было целое подразделение, которое охотилось за вражескими дроноводами. Если в марте мы не могли головы поднять, то через пару месяцев мы спокойно передвигались по лесополосам и пересекали поля. Мы проходили 600 метров по открытой местности до наших передовых позиций.
ВСУ ослепли, перестали быть эффективными, их дроны перестали летать.
Подготовить оператора БПЛА тяжело. Тот, кто пытался управлять дроном даже на симуляторе, прекрасно знает, как трудно совершить маневр, поразить уязвимую часть техники и даже попасть в бегущего от тебя человека.
Если мы будем выводить их операторов из строя, мы добьемся успехов.
— Мы как раз ударили по учебному центру связи в Полтаве, который готовил специалистов по РЭБ и БПЛА. Прямо сейчас это сказывается на боеспособности ВСУ?
— Конечно. Оборона ВСУ проседает именно там, где у них не хватает дроноводов. А там, где войска умеют работать с БПЛА, нам всегда тяжело. Как работают их пожарные команды? Три-четыре расчета куда-то приезжают и благодаря своим навыкам и умениям локализуют наши прорывы. Потом их перебрасывают в другое место, а мы там движемся снова. Не хватает у врага дроноводов. Подготовить любого специалиста всегда тяжело. У нас же война 21 века — война техники. Танкисты остаются танкистами, а пилоты — пилотами, даже если они управляют дронами.
— Что нам надо сделать помимо уничтожения вражеских дроноводов?
— Реактивная и ствольная артиллерия остается богом войны. Чтобы ей управлять, тоже нужны люди. А когда прилетает наш кассетный боеприпас и выкашивает вражеский расчет, подготовить следующий расчет ВСУ очень тяжело. У них сейчас даже лагерей подготовки столько нет. Они не успевают восполнить потери.
Использовать западную технику им еще сложнее. Она требует особого подхода. Для этого надо либо готовить артиллеристов на территории стран НАТО, либо привозить на Украину натовских инструкторов. Но когда мы вспоминаем Полтаву, мы помним, чем это для них заканчивается. Сейчас эти инструктора едут сюда крайне неохотно.
Мы сейчас массово накрываем центры подготовки пилотов, водолазов и операторов безэкипажных катеров.
Я вообще считаю, что нас сейчас сдерживает только политика. Только какие-то политические решения позволяют этой войне затягиваться. Мы на Украине можем разровнять уже все. Мы могли бы уничтожить ту же Угледарскую группировку, завалив ее в шахтах трехтонными ФАБами. У нас есть военно-технические ресурсы, чтобы быстро дойти до Днепра. Нужна только политическая воля.
А политической воли нет в том числе из-за поставок западного оружия. Если мы начинаем передавливать, с Запада пойдет больше поставок. А если мы действуем в таком же режиме, как сейчас, поставки остаются на минимуме.
— Под Угледаром мы взяли шахты Южнодонбасская-1 и Южнодонбасская-3 без применения ФАБов. Чего там ожидать дальше?
— Эта проблема, которую я описал в начале. Нет ротации — и войска, которые находятся на передовой, морально и психологически не выдерживают. Когда я ходил на ротации с "Пятнашкой", мы выдвигались на четыре дня. Ты стоишь на посту три часа, потом тебя меняют, отдыхаешь и снова заступаешь на пост, но эти четверо суток изматывают настолько, что приходишь и отсыпаешься. А это всего четверо суток.
— И когда нет боев.
— Да, это когда нет интенсивных боев, хотя противник не дает расслабиться. И тогда еще дронов не было в таком количестве. Когда над нами зависал "Мавик", мы кричали "Воздух!" и сидели в блиндажах. Сейчас мы бы внимания на него не обратили.
А они считают, что, сидя в шахтах, можно отдохнуть. Но как? Воздух влажный, вода артезианская, на солнце выйти нельзя. Начинается падение морального духа, разложение. Все это влияет на боеготовность частей, а все силы переброшены Сырским в Курскую область, поэтому некому помочь.
— Вернемся к вашей мысли о политических ограничениях. Что Запад может передать Украине, чего мы всерьез опасаемся?
— У Запада много средств поражения, кроме крылатых ракет, не считая огромной номенклатуры к "Хаймарсам". Там есть еще различные оперативно-тактические ракетные комплексы. Пока мы видим только ATACMS, но номенклатура боеприпасов США и количество техники огромны.
То есть 155-мм гаубицы могут стрелять разными снарядами, сейчас ВСУ их не дают. Но могут привезти и САУ Paladin, и снаряды к ним. Стрельба реактивными снарядами может вестись на 60-80 километров с невероятной точностью.
А если они поставили F-16, то могут насытить их и необходимым вооружением средней и большой дальности. Это не только крылатые ракеты, но и системы обнаружения, подавления. Авиация — это один из классов вооружения, который ничем заменить нельзя. Ни дронами, ни какими-то другими средствами. Самолет в воздухе имеет огромное преимущество. Когда стратегические бомбардировщики поднимаются в воздух, на той стороне люди перестают спать. А удар будет такой силы, что похоронит все, что находится в радиусе поражения.
В Афганистане американцы сдерживали наступление талибов*, применяя корректируемые авиабомбы с реактивными ускорителями. Это очень дешевое и эффективное оружие.
— Мне все же кажется упрощением говорить о том, что если бы не было политических ограничений, мы бы разбомбили мосты через Днепр, и Украина сразу бы сдалась.
— Сложно понимать, насколько мы действительно воюем с Украиной. Мы воюем против ВСУ, мы их сдерживаем, уничтожаем, но города не бомбим. А армия США просто бы снесла стратегической авиацией все, что можно было бы снести, ночными бомбардировками B-52. И дальше шли бы по выжженной земле. Городов бы не было. Но мы так не делаем, у нас же не война, а спецоперация. Цели другие, поэтому мы не уничтожаем плотины, мосты через реки.
— Было бы лучше, если бы СВО превратилась в полноценную войну?
— Количество западного оружия на Украине достаточно большое. Европа оголяет себя, поставляя оружие Украине, а нарастить производство, чтобы восполнить его у себя, не получается. ВПК США работают на прибыль, выпуская оружие под свои же бюджеты, а долг ложится на Украину. Но Европа так делать не может, они практически безвозмездно передают оружие. А для нас все это ослабление противника на выгодных для нас рубежах.
Людей жалко, но геополитическая обстановка такая и другой не будет. Можно не вернуться из поездки в Израиль или к Красному морю. На земле нет такого места, где можно чувствовать себя в безопасности. Противоречия в мире накопились, а другого мира у нас нет.
О других сценариях украинского кризиса — в интервью Вадима Трухачева: После освобождения Харькова начнется тяжелейшая работа, но зверства ВСУ облегчают задачу
* Находится под санкциями ООН за террористическую деятельность.